не то просыпался, не то просто осознавал себя спящим. Снилось воспоминание
о двух старинных, вручную кованных задвижках, это успокаивало, и Ефим, не
проснувшись, засыпал вновь. Снилось, будто он встает и идет за яблоками,
чтобы принести их к себе и не бегать вниз каждый раз, когда захочется
вкусного. Пол в катакомбах словно листвой засыпан хрусткими железными
крестами, а сверху катаются яблоки, прогуливаются парами: гольден с белым
наливом, грушевка с кандиль-синапом - беседуют о чем-то своем.
окончательно.
но понял, что больше не уснет. Улежавшееся в мягкой пружинной люльке тело
требовало движений. Ефим зажег свет, посмотрел на часы. Часы стояли,
показывая полпервого.
спешить, можно есть, когда проголодаешься, спать, когда сморит сон. Под
землей всегда ночь, а щелкнув выключателем, всегда можно сделать день.
Проснулся - так вставай - плевать, что снаружи темно, октябрь на дворе,
скоро вовсе дня не будет.
чувствовал, что отныне не он хозяин всего, что творится вокруг, а
окружающее ведет его, куда хочет, диктует свою волю. Ощущение времени -
одно из новых чувств, подаренных человеку прогрессом. Потерять часы - то
же самое, что лишиться зрения. Придется, когда рассветет, идти в деревню,
узнавать, который час.
Она действует даже вернее, чем "той же яблочный дух".
нагрел воды и перемыл посуду. Разболтал в кастрюльке сухое молоко,
поставил вариться овсянку.
Ефим.
как надо, то получится что надо. Например - овсяная каша с обжаренными в
масле яблоками.
вниз. Путило вчера наврал, но где-то внизу действительно есть коричные
яблоки. Господин Изивинский еще сто лет назад утверждал, что никакое
другое яблоко не дает столь вкусного варенья, как это. Старые знатоки
понимали толк в яблоках, хоть и придумывали иной раз несусветные названия.
Чего стоит хотя бы аппетитное словечко "свинцовка". Или - серинка. Мерси
боку, сами ешьте вашу серинку. Коричное кликали "коричневым", различая
"зеленое коричневое", "желтое коричневое", "коричневое красное" и
"росписное коричневое". Но зато они и яблонь не рубили, чтобы избежать
налога на каждый привитый ствол.
проволокой и облепленные цветастыми этикетками марокканских апельсинов.
Такие ящички сотнями горели на задних дворах любого универсама, а у Путило
и они приспособлены к делу. Так, посмотрим: плод средней величины, форма
репчатая, уплощенная, без ребер, блюдце просторное, воронка глубокая,
чистая. Плодоножка толстая, но без расширения на конце. Ну-ка, теперь
поближе к лампе - нет, не наливное. Потрясти - семечки не шуршат - значит,
не гремушка. Так и должно быть, все как учили. И за что Рытов меня с
экзамена выпер? Еще должен быть слабый ананасный привкус, за который
яблоко и прозвано коричным.
крышку, и в этот момент безо всякого предупреждения цепочка пыльных ламп
под потолком погасла. Немедленно установилась тьма, столь плотная, какая
только под землей бывает.
выберемся. Главное - не паниковать.
эффекта. Значит, придется выбираться вслепую. Ефим двинулся вперед,
постепенно перебирая рукой стопки ящиков. Через минуту рука провалилась,
не встретив опоры - вбок отходила какая-то галерея, которой тут не должно
быть. Во всяком случае, Ефим не помнил, чтобы в этом месте были развилки.
Ефим свернул было направо, потом вернулся и пошел прямо. Теперь, когда
темнота поглотила его, ему уже не чудились шаги и сдержанное дыхание за
ближайшим поворотом. В том больше не было нужды, он попался, бездумно
вляпался в ловушку, его больше не надо пугать, а можно подходить и делать
с ним что угодно.
распахнутый в полу люк. Ну конечно, люк, не замеченный саперами, а внизу
новая система ходов еще сложней и запутанней, чем эта, и, главное, никем
не проверенная, не изученная... там может прятаться все, что угодно...
ощупывать дорогу перед собой. Простукал пол, сделал робкий шажок, снова
принялся шарить ногой в темноте. В памяти всплыло воспоминание об
оставленном на столе фонарике. Идиот! Ну что стоило захватить его с собой?
Вот и мучайся теперь, жди, когда пол кончится, и ты кувырком полетишь в
нижний подвал. И даже если там не подвал, а вульгарный поглотительный
колодец, выгребная яма, не чищенная с сорок четвертого года...
каким местом думал Путило, когда устраивал склад в подземных казармах? Тут
ничьи нервы не выдержат, здесь самые стены убийством пропитаны, никаких
призраков не надо, достаточно знать, что творилось вокруг во время войны.
А потом полвека могильной тишины. И тьма. И подземный холод. И тлеющие
останки, которые Путило, должно быть, велел сбросить вниз вместе с
осколками разбитых надолбов.
намек, словно мягкая лапа воздух огладила вокруг вставших дыбом волос.
Ефим вскрикнул и, забыв о ждущих под ногами провалах, кинулся бежать.
Задетая плечом стопка ящиков с треском повалилась в проход, какое-то не в
меру ретивое яблоко, чмокнув, распалось под ногой. Ефим поскользнулся и
упал, не успев даже выставить вперед руки. Мрачный дорожный сон сбывался
наяву, но был еще страшнее. Сон милосерден, он всегда позволяет взглянуть
в лицо гибели, а здесь безликая темнота скрывала все, не любопытствуя
знать, что происходит с жертвой.
как от удара, поразившего разом все чувства. Ефим отчаянно забился и лишь
тогда понял, что никто его не держит, а вокруг не пламя, а вода - ледяная
до боли, до ломоты в суставах вода подземного родника.
отрезвило его, и он уже не мог понять, чего испугался минуту назад. Ну да,
колодец здесь неподалеку, но закрыт чугунной решеткой, и, вообще,
провалиться в него невозможно - просвет меньше полуметра. В крайнем случае
- ногу сломаешь, и все. Теперь осталось сориентироваться, в какую сторону
идти. Впереди одна развилка на боевой линии и поворот к доту. У развилки
сворачивать направо... или налево? Ефим почувствовал, как дрожь от холода
вновь начинает сменяться нервным тремором.
ощущение. Дело не в сырости и холоде, к ним он уже притерпелся, а тут
что-то совсем новое. Ефим потер ладонью лоб и засмеялся. Несомненно, то
был нервный смех, но в нем звучало нескрываемое облегчение.
отличная нота. Пахло пригорелым молоком. Каша, оставленная на плите,
сгорела, и струйка чада, коснувшись носа, верно указывала нужное
направление. Принюхиваясь, расширив ноздри, Ефим двинулся в путь. Вот и
развилка. И глупый поймет, что сейчас надо сворачивать направо. Теперь
главное не прозевать свой поворот. Если наверху рассвело, а дверь открыта
- его можно просто заметить.
принялся стаскивать мокрую одежду. К тому времени, когда он переоделся,
происшествие предстало перед ним в юмористическом ключе, тем более, что и
каша, как выяснилось, уцелела. Просто молоко частью сбежало и подгорело на
конфорке. А потом, когда пропал свет, вырубилась и плита.
побежал за брошенными в панике яблоками. Разумеется, на этот раз фонарь не
понадобился.
рогоза внизу склона. Пожалуй, можно сходить в деревню, узнать, который час
и, вообще, провести рекогносцировку на местности.
не улыбалось вновь отдирать от стенок засохшие остатки - надел бежевый
плащ и пустился в путь. По дороге задержался ненадолго, чтобы прибрать
учиненный внизу разгром. Собрал яблоки, сложил ящики стопкой. Конечно,
сортность у плодов будет не та - помяты, побиты, поцарапаны. Теперь это
то, что называется подручной падалицей. Хранить такой товар нельзя -
сгниет. Ну да ладно, как-нибудь. Пусть об этом у Путило голова болит, в
следующий раз будет по-человечески свет проводить. А то бросил времянку на
соплях и еще чего-то хочет.
можжевеловую палку, стоял старик. Он молча смотрел, как Ефим возится с
замками, потом подошел ближе и спросил:
Шломо Вульф
Русанов Владислав
Василенко Иван
Буркатовский Сергей
Лондон Джек
Посняков Андрей