отошел к окну - посмотреть, как выглядит пустырь с высоты птичьего
полета...
островками редкой травы между хребтами мусора. С одной стороны его теснил
завод, с другой - частный сектор. Нет-нет, киношники никуда не уезжали -
их просто не было и быть не могло на таком пустыре!
не разберется, в голове у него что-нибудь лопнет.
детским любопытством наблюдал из окна за странными действиями своего
фотографа.
Без букета. Потом зачем-то полез на стену. Подтянулся, заскреб ногами,
уселся верхом. Далее - затряс головой и ухнул на ту сторону. С минуту
отсутствовал. Опять перевалился через кирпичный гребень во двор и нырнул в
сирень.
устыдился своей мысли: разве так выносят!
переживаний. Он только что сделал невероятное открытие: если заглянуть в
дыру, то там - съемочная площадка, Тоха, Эврика, "Денис Давыдов". А если
махнуть через забор, то ничего этого нет. Просто заводской пустырь,
который он видел с седьмого этажа. А самая жуть, что там и дыры-то нет в
стене. Отсюда - есть, а оттуда - нет.
края пролома, а за шиворот ему лезла щекочущая ветка, которую он с
остервенением отпихивал плечом. Обязательно нужно было довести дело до
конца: пролезть через дыру К НИМ и посмотреть поверх забора с ИХ стороны.
Зачем? Этого Мосин не знал. Но ему казалось, что тогда все станет понятно.
пролома и, подпрыгнув, впился пальцами в кирпичный гребень. И обмер: за
стеной была степь. Огромная и зеленая-зеленая, как после дождя. А на самом
горизонте парило невероятное, невозможное здание, похожее на связку
цветных коробчатых змеев.
Легонько. Почти неощутимо. Но так неожиданно, что он с треском сорвался в
сирень, пережив самое жуткое мгновение в своей жизни. Он почему-то решил,
что с этим негромким шлепком закрылась дыра. Лаборатория, неоплаченный
"Асахи", вся жизнь - отныне и навсегда - там, по ту сторону стены, а сам
он - здесь, то есть черт знает где, перед глухой стеной, за которой
бредовое здание в зеленой степи.
в себе силы обернуться.
куртках, ненатурально громко беседуя. То ли они чем-то в Мосина пульнули,
то ли шлепок ему померещился от нервного потрясения.
отряхивал колени и бормотал:
отпираться. Когда же она, наконец, открылась, сзади завопила вахтерша:
упавшего телефона, стула и - судя по звону - стакана. Что-то было у него
на спине! Сергей содрал через голову тенниску и бросил на пол.
длинную ногу красавицы, а та отбивалась и беззвучно колотила хищницу по
морде темными очками.
соображая, он схватил бачок для пленки и треснул им акулу по носу. Та
немедленно выплюнула невредимую ногу красавицы и с интересом повернулась к
Мосину, раззявив зубастую пасть.
отодвигаясь.
заметил, что по спине тенниски растеклась большой кляксой почти невидимая
пленка вроде целлофановой. В пределах этой кляксы и резвились красотка с
акулой. Он хотел отодрать краешек пленки, но акула сейчас же метнулась
туда. Мосин отдернул руку.
взбесившийся рисунок, как бы заливая пламя. Пленка с легким всхлипом
вобрала в себя воду и исчезла. На мокрой тенниске было прежнее неподвижное
изображение.
человек в институте: начальник отдела.
спиной начальства пряталась вахтерша.
покажись.
"мамочки"... В общем, разбирайтесь с завхозом. Разбитыми телефонами я еще
не занимался!..
показывай, что там у тебя на сегодняшний день... "Мамочки", - бормотал он,
копаясь в фотографиях. - Вот тебе и "мамочки". А это что за раскопки?
голосом пояснил Мосин.
а не за забором, понял? Такие вот "мамочки".
Куда он сунулся!.. И, главное, где - под боком, за стеной, в двух шагах!..
Что ж это такое делается!.. Перед глазами парило далекое невероятное
здание, похожее на связку цветных коробчатых змеев.
сигаретообразную палочку, которую выменял на зажигалку у Тохи. "Фильтр" ее
теперь тлел слабым синим свечением.
его становления как фотографа и как личности: Мосин на пляже, Мосин с
"Никоном", Мосин-волейболист, Мосин, пьющий из горлышка шампанское, Мосин,
беседующий с Жанной Бичевской, Мосин в обнимку с Лоллобриджидой (монтаж).
Апофеозом всего была фотография ощерившегося тигра, глаза которого при
печати были заменены глазами бывшей невесты Мосина. А из тигриной пасти,
небрежно облокотясь о левый клык, выглядывал сам Мосин.
Лицо его было угрюмо.
Но от фактов никуда не денешься: за стеной был именно иной мир, может
быть, даже другая планета. Хотя какая там другая планета: снимают кино,
разговаривают по-русски... А стена? Что ж она, сразу на двух планетах
существует? Нет, вне всякого сомнения, это Земля, но... какая-то другая.
Что ж их, несколько, что ли?