Чтение 4–й страницы книги ~Когда отступают ангелы~

белье, вроде даже импортное. Лохмотья его я сразу решил выбросить и
поэтому обыскал. В кармане брюк обнаружился временный пропуск на завод и
двадцать три копейки, а за прорвавшейся подкладкой пиджака - в
целлофановом пакете - военный билет, свидетельство о рождении, аттестат и
паспорт.

Документы я, конечно, проверил. Все вроде на месте: серия, номер,
фотография - Гришкина, не перепутаешь. И в военном билете - тоже, только
Гриша там помоложе и пополнее. Вот ведь чудик, а?

На всякий случай я заглянул и в аттестат, посмотрел, на какой он
планете ума набирался. "Полный курс Нижне-Добринской средней школы..."
Далекая, видать, планета...

Я снова завернул документы в целлофан и, кинув пакет на стол, сгреб в
охапку тряпье на выброс.

Вот не было у бабы хлопот...

Во всяком случае, церемониться я с ним не собирался.

Из глубокой предутренней синевы за окном только-только начали еще
проступать черные ветки и зубчатый верх забора, а я уже вошел в малую
комнату и включил свет.

- Подъем! - скомандовал я в полный голос, и Гриша сел на койке.
Рывком.

Секунду он сидел напружиненный, с широко открытыми невидящими
глазами, словно ждал чего-то страшного. Не дождавшись, расслабился и с
легким стоном взялся за голову.

- Трещит? - не без злорадства спросил я.

С огромным удивлением Гриша оглядел комнату: вязаный половичок возле
кровати, настенный матерчатый коврик с избушкой и оленями, две гераньки в
горшочках на узком подоконнике.

Потом он заметил лежащий на столе рядом со стопкой мелочи
целлофановый пакет и беспокойно завертел головой.

- Нет твоего тряпья, - сказал я. - Выкинул я его, понял? Наденешь вот
это.

И бросил ему на колени свой старый коричневый костюм. Ну как -
старый? Новый еще костюм, хороший, просто не ношу я его.

Гриша отшатнулся и уставился на костюм, как на кобру.

Светало быстро, завтракали мы уже без электричества. Несмотря на мои
понукания, Гриша ел, как цыпленок, стеснялся, молчал.

- Опытом бы поделился, что ли... - буркнул я наконец. - Куда ты ее
потом дел?

- Кого? - испугался он.

- Я тебе сейчас дам "кого"! Бутылку вчера в "Витязь" пронес?

- Нет, - быстро сказал он.

- Как это нет? Ты же лыка вчера не вязал, Гриша! До других планет
доболтался!

- До других планет? - в ужасе переспросил он.

Гриша отложил вилку. На лбу его блестела испарина.

- Но ведь ты же сам заставил меня пить этот... коктейль... - жалобно
проговорил он.

За дурака меня считает, не иначе.

- Гриша, - сказал я. - Коктейль был безалкогольный. В "Витязе" вообще
спиртного не подают.

Гриша обмяк.

- Но ты же сам тогда сказал: алкоголь...

- Ага... И поэтому ты окосел?

- Да!

"На шестой пресс! - подумал я. - И чем скорее, тем лучше! Сегодня же
подойду к Валерке, пусть что хочет, то и делает, но чтобы Гриши этого в
бригаде не было!.."

- Ладно, - бросил я. - Давай посуду вымоем и вперед. Пора...

Переодевшись в рабочее, я вышел из бытовки и сразу был остановлен
Люськой.

- Говорят, ты новичка у себя поселил? - спросила она.

- А кто говорит?

- Ну кто... Аркашка, конечно.

- Ты ему как-нибудь крюк на каску опусти - может, болтать поменьше
будет, - посоветовал я и хотел идти, но Люська опять меня задержала.

- Неужели правда? Аркашка говорит: приютил, в свое одел...

- Ну, приютил! - раздраженно бросил я. - На груди пригрел! Тебе-то
что?

- Ничего... - Она отстранилась и с интересом оглядывала меня
исподлобья. - Просто спросить хотела... Ты его из соски кормить будешь или
как?

Вот язва, а? Язвой была - язвой осталась. С детства.

- Ну забери - у себя поселишь.

- Дурак! - вспыхнув, сказала она. Повернулась и гордо удалилась.

Интересно, под кого ты, Люсенька, клинья подбить решила: под меня или
под Гришу? Если под меня, то предупреждаю заранее: бесполезно, я не
Бехтерь, я тебя, лапушка, насквозь вижу. Тебе ведь нос чуток выпрямить - и
лицо у тебя станет совершенно Наташкино. И словечки у тебя Наташкины то и
дело проскакивают. И предательница ты, наверно, такая же, как она. Вообще
чертовщина с этими лицами. Взять хоть Ирину из универмага - мордашку ей
слегка вытянуть, и опять получается Наташка. Как сговорились.

С такими вот интересными мыслями я подошел к прессу. Только-только
принял оборудование у третьей смены, как Сталевар зычно оповестил:

- Бугор на горизонте! Эх, а веселый-то, веселый!..

Валерка Чернопятов коротко кивнул бригаде и, приподняв тяжелый
подбородок, остановился перед Гришей.

- Пошли, Григорий, - как бы с сожалением сказал он. - Переводят тебя
от нас на шестой пресс.

Гриша беспомощно оглянулся на меня. Я отвернулся к прессу и,
нахмурясь, принялся осматривать новые, недавно поставленные ножки. Потом
не выдержал и, бросив ветошку, подошел к нашим.

- В чем дело? - спросил я Валерку.

- Все в порядке, - заверил он, не оборачиваясь. - На резку еще одного
новичка направляют. Его мы берем себе, а Гришу отдаем шестому прессу.

- И сменный мастер знает?

- А как же! - бодро отозвался он. - Все согласовано.

- А со мной? - закипая помаленьку, проговорил я. - Со мной ты это
согласовал?..

С Валеркой мы не разговаривали до конца апреля. И это еще не все...

Вечером я вспомнил наконец, что хорошо бы забежать в универмаг к
Ирине - объяснить, почему исчез.

Забежал, объяснил...

Домой я вернулся с твердым намерением как можно быстрее обеспечить
Гришу общежитием.

Никого не обнаружив в комнатах, я сунулся в кухню и увидел там такую
картину: Гриша сидел в уголке на табуретке и неумело чистил картошку,
внимательно, с почтением слушая сетования матери.

- Все с нее началось, с Наташки, - жаловалась она. - Поломала,
дуреха, жизнь и ему, и себе. А у Миньки-то характер - сам знаешь какой! В
ступе пестом не утолчешь! Из армии пришел - грозился: мол, в две недели
себе жену найду, получше Наташки... И вот до сих пор ищет...

Я вошел в кухню и прервал эту интересную беседу.

- Ты картошку когда-нибудь чистил? - хмуро спросил я Гришу. - Кто так
нож держит? Дай сюда...

Показав, как надо чистить картошку, я перенес низенькую, еще отцом
сколоченную скамейку к печке, сел и, открыв дверцу, закурил.

- Ну и как там твоя Ирина? - осторожно спросила мать.

Печь исправно глотала табачный дым черной холодной пастью. Зверская
тяга у агрегата. Дядя Коля, сосед наш, делал...

- Какая Ирина? - нехотя отозвался я. - Не знаю я никакой Ирины.

Мать покивала, скорбно поджав губы. Ничего другого она от меня и не
ждала.

- В общем так, Гриша, - сказал я. - Насчет общежития идем завтра... А
что ты на меня так смотришь? Что случилось?

- Картошка кончилась, - виновато ответил Гриша.

- Всю почистил? - обрадовалась мать. - Вот спасибо, Гришенька. Не
сочти за труд - сходи во двор, ведро вынеси...

Гриша с готовностью подхватил ведро с кожурой и побежал выполнять
распоряжение.

- Знаешь, Минька... - помолчав, сказала мать. - Не надо вам завтра
никуда идти. Подумала я, подумала... Возьму я Гришу квартирантом. Все
равно комната пустует.

Я уронил окурок, неудачно поднял его, обжегся и, повертев в пальцах,
бросил в печку. Нет, такого поворота я не ожидал.

- Вежливый, уважительный... - задумчиво продолжала мать. Потом
обулась и посмотрела на меня строго. - Дать бы тебе по затылку, - сказала
она, - чтобы голову матери не морочил! Какая его жена из дому выгнала? Он
и не женат вовсе. Тоже вроде тебя.