Чтение 4–й страницы книги ~Разрешите доложить!~

слышать. Минут восемь его Пиньков в сознание приводил. Хлипкий народец,
товарищ старший лейтенант, нестроевой...

Оживил его Пиньков, поднял, к стеночке прислонил.

- А далеко отсюда этот ваш колдун живет? - спрашивает.

- День пути, - слабым голосом отвечает гномик. - Только там не
пройдешь - пупырчатых много...

Сомнительно? Виноват, товарищ старший лейтенант, что именно
сомнительно? Ах в смысле: почему колдун в прошлый раз так быстро явился к
Пинькову, если день пути?.. Трудно сказать, товарищ старший лейтенант.
Видимо, по каким-то своим каналам. А может, просто рядом околачивался...

- В общем так, Голька, - говорит Пиньков (Голька - это
уменьшительно-ласкательное от Голиафа). - Пойдем-ка мы к колдуну вместе. Я
его про автомат спрошу, а ты все, что мне рассказывал, ему расскажешь.
Надо с этим бардаком кончать.

А сам уже изготовился гномика подхватить, когда тот в обморок падать
начнет. И верно - зашатался гномик, но потом вдруг выправился, глаза
вспыхнули.

- Да! - говорит. - Пойду! Должен же кто-то ему сказать всю правду о
пупырчатых!

И - брык в обморок. А Пиньков уже руки успел убрать.

Оживил его по новой - и двинулись. А чего тянуть? Глазомер, быстрота
и натиск! Поначалу гномик этот, Голиаф, дорогу показывал, а как тропки
знакомые кончились - шаг, конечно, пришлось убавить, а бдительность
удвоить.

Вышли в центральный овраг. Та же картина, товарищ старший лейтенант.
Речка по камушкам банки ржавые перекатывает, о террасах-ступеньках одна
только легкая волнистость склонов напоминает.

- Ну и куда теперь? - спрашивает Пиньков.

Оказалось - вверх по течению. Колдун, по слухам, живет в самом начале
центрального оврага - бункер там у него, что ли...

И тут, товарищ старший лейтенант, вспомнил Голиаф, что банку-то они
как в уголке тогда прикопали, так и оставили. Но не возвращаться же!
Зашли-то далеко...

"Плохо дело, - думает Пиньков. - Дневной переход на голодный желудок
- это уже не служба, а так, несерьезность одна..."

- Слышь, Голька, - обращается он к гномику, - а банку эту тебе на
сегодня выдали?

- Что ты! Что ты! - Голька на него даже ручонками замахал. - Банка -
это не на день. Это на неделю.

- Н-ни черта себе! - говорит Пиньков. - Выходит, за эту неделю ты уже
все получил?

- Ну да - за эту... - слабенько усмехается Голиаф. - Это за
позапрошлую, и то еле выпросил...

- Ага... - говорит Пиньков и начинает соображать. Сообразил и
говорит: - Слышь, Голька, а как пупырчатые определяют, кому положена
банка, а кому нет?

- А по ребрам... - со вздохом отвечает Голиаф.

Тут такая тонкость, товарищ старший лейтенант: если гномик возьмет
вдруг и помрет с голоду, то у пупырчатых из-за него могут быть крупные
неприятности. Но, конечно, могут и не быть.

Продолжают, короче, движение. От деревьев на всякий случай держатся
подальше, а если услышат, что кто-то по тропинке навстречу ломится, то
прячутся в бурьян. Причем прятаться все труднее, сорняки заметно ниже
стали. И поляны тоже мало-помалу некую слабую квадратность обретать
начинают. Оно и понятно: к начальству ближе - порядку больше.

Ну и наконец все. Пришли. В смысле - трава дальше стриженая и не
демаскироваться просто невозможно. Присели в бурьяне, наблюдают за
ближайшим деревом.

- Нет! - говорит минут через пять Пиньков. - Не могу я этот бардак
видеть!

Достал из-за голенища бархотку и придал сапогам надлежащую черноту с
млечным мерцанием.

- Значит, так, Голька, - инструктирует. - Посиди здесь немного, а
потом иди и проси банку. Она тебе положена.

Поднимается в рост и твердым начальственным шагом направляется к
дереву. Пупырчатые из нор вылезли, пасти поотворяли, смотрят.

- Встать! - рявкает рядовой Пиньков. - Смир-рна!

Опешили пупырчатые, переглянулись. Ну и как всегда, товарищ старший
лейтенант, нашелся один слабонервный - встал. А за ним уже и остальные.
Трудно им с непривычки на задних лапах, но ничего - стоят, терпят.

- Кто дневальный?! - гремит рядовой Пиньков. - Какую команду положено
подавать, когда подходит старший по званию?!

...Как может быть рядовой старшим по званию? Ну это с какой стороны
взглянуть, товарищ старший лейтенант! Взять, к примеру, наш деревянный -
уж, казалось бы, мельче денег не бывает... А если перевести на карбованцы?
Вот то-то и оно... Так неужели же один наш рядовой не стоит десятка ихних
пупырчатых?!

Проходит Пиньков вдоль строя, и никакая мелочь от его глаза укрыться
не может.

- Как стоишь?! Носки развернуть по линии фронта на ширину ступни!
Ноги в коленях выпрямить! Живот подобрать! Подобрать, я сказал, живот!..

И тычет пупырчатого кулаком в бронированное брюхо. Тот бы и рад его
втянуть, да куда его такое втянешь! А у главаря их, у правофлангового, еще
и клок волос торчит на загривке.

Вознегодовал Пиньков.

- Эт-то еще что за плацдарм для насекомых? Сбрить!

- Есть! - с перепугу рявкает пупырчатый.

Вот что значит дисциплина, товарищ старший лейтенант! Животное ведь,
носорог носорогом - и то человеческий голос прорезался!..

А тут и Голиаф подходит - робко, бочком. Пиньков и на него сгоряча
пса спустил - вернул к бурьяну, потребовал подойти и попросить банку как
положено.

Ох как не хотелось пупырчатому банку-то отдавать! Взялся было за
искривленную, с ржавым бочком, но покосился на Пинькова и передумал -
полновесную сорвал, чистенькую.

Выждал Пиньков, пока Голька с банкой отойдет подальше, и скомандовал:

- Вольно! Продолжайте по распорядку.

Волосатый пупырчатый с облегчением опустился на четвереньки, перевел
дух и так рыкнул на прочих, что разлетелись все вмиг по норам.

Догнал Пиньков Голиафа.

- Ты - колдун, - с трепетом говорит ему гномик.

- Какой там колдун! - хмурясь отвечает Пиньков. - Жить надо по Уставу
- вот тебе и все колдовство.

Между прочим, глубокая мысль, товарищ старший лейтенант.

Но в световой день они, конечно, не уложились. А ночной марш в
условиях оврага - это, разрешите доложить, дело гиблое. Пупырчатые,
товарищ старший лейтенант, в темноте видят, как кошки, а вот у гномиков
наоборот: чуть сумерки - и сразу куриная слепота.

Стали думать, где ночевать. Пиньков предложил было нагрянуть с
проверкой в какую-нибудь нору, нагнать на пупырчатых страху и остаться там
на ночь. Но, во-первых, чем страх нагонять-то? Время позднее, пуговицы с
бляхой отсияли и не впечатляют в сумерках. А во-вторых, Голиаф, пока ему
Пиньков эту свою мысль излагал, три раза в обморок падал...

Хочешь не хочешь, а приходится продолжать движение. Чернота кругом,
ногу ставишь - и не видишь куда. Ну и поставили в конце концов. Хорошо
хоть высота была небольшая - без травм обошлось.

Вроде бы яма. Довольно просторная и, похоже, пустая. Фанеркой
почему-то перегорожена. А пощупали в углу - гномик. Скорчился, трясется...
Почувствовал, что щупают, и - в крик:

- Я - селекционер! Я - селекционер!..

- Обязательно вопить надо, раз селекционер? - сердито спрашивает
Пиньков.

Удивился гномик, замолчал, но дрожать - все еще дрожит.

- Ну и что ты тут, селекционер, селекционируешь?

Оказалось, деревья. Вот так, товарищ старший лейтенант! Оказывается,
и тушеночные, и сгущеночные, и разные прочие - все это на поверку выращено
гномиками. Народец-то, оказывается, талантливый, хоть и забитый.
Угнетаемое национальное меньшинство. А может, и большинство - кто их там
когда считал!.. И им же, главное, вредительство шьют: нарочно, дескать,
такие деревья вывели, что, стоит под ним нору вырыть, оно тут же сохнуть
начинает.

Чистая дискриминация, товарищ старший лейтенант!

А этот, которого в углу нащупали, он, значит, как раз и занимается
селекцией: ну там прививает одно к другому, опыляет по-всякому... За это
ему банку в неделю выдают аккуратно, и яма у него попросторнее.

Ну, слово за слово, осмелел селекционер, разговорился, даже, кажется,
расхаживать стал по яме - голос в темноте туда-сюда мотается. Пощупал в
углу Пиньков - точно, нет гномика, одна только вмятина от него.

- Главная наша беда, - излагает из темноты селекционер, - что мало
банок. Банок должно быть много. И тогда всем будет хорошо. Пупырчатые
полюбят гномиков. Гномики полюбят пупырчатых...

- Это когда ж такое будет? - раздается тут развязный голос из-за
фанерной перегородки.

- Скоро! Очень скоро! - запальчиво восклицает селекционер. - Вот
только новое дерево выведу! Банок на нем будет видимо-невидимо!..