враг против врага, ¬ подобно псам со вздыбленной на загривке шерстью, сверкая
бешеными глазами и ощеря клыкастые пасти. Псы расхаживали, наблюдая. Ждали, когда
противник даст слабину, не выдержав взгляда, отведет глаза, а то и вовсе, прижав уши и
хвост, бросится в кусты, спасаясь. Пощады не будет. Второй пес прыгнет, и челюсти его
сомкнутся на горле врага, вгрызаясь в живую плоть, ломая гортань и раздирая в клочья
артерии с кипящей кровью. Не станет первый удар смертельным ¬ и покатится по
землям Старого Света рычащий клубок из двух сплетенных в беспощадной схватке тел, и
победитель будет лишь один... Он уйдет с поля битвы хромая, с оторванным ухом и
зияющими язвами кровавых ран, но уйдет, оставив за спиной смятый и растерзанный
труп соперника, что достанется его стае на съедение. Никакой лирики ¬ или ты, или
тебя...
Еще ждут своего часа иные силы ¬ одна на востоке, с хитрым прищуром
взирающая на готовых к драке оскалившихся волкодавов, ставящая то на одного, то на
другого; великая сила с запада, надежно укрытая волнами Атлантики, сейчас вовсе
замерла в остолбенении, словно удивляясь происходящему. Это ¬ действительно Силы,
и имена их следует писать с большой буквы, благо каждая из них, не взглянув, походя,
способна перешибить хребет любому недругу... Силы сейчас притихли, наблюдая и вы-
жидая. Молчат, но ох несладко придется бедняге, против которого Восточный Медведь и
Западный Орел обратят свои стальные когти.
Первой ударила Германия. Зверь прыгнул ¬ тихо, неожиданно и стремительно. В
1940 году никто не закричит, что бесчестно не предупредить противника хотя бы кратким
рыком. Сейчас не куртуазный восемнадцатый век и не благородное средневековье. Да и
время вежливой дипломатии миновало ¬ сколько же можно вбивать в тупые
англосаксонские лбы простую истину: пускай Британия владычествует на морях, никто
мешать ей не станет, но континент извольте оставить Рейху! Две мировые империи
смогут уживаться довольно долгое время. А дальше... Это будут решать другие
поколения.
Но нет! Островное королевство восстало! Безусловно, из окон Виндзорского дворца
не видны сгущающиеся на востоке тучи, имеющие определенно красный оттенок. А вечно
пьяный боров, занявший кресло на Даунинг-стрит, надо полагать. не осознает, что
Германия ¬ единственное спасение и последний барьер, отделяющий Виндзорскую
монархию от гибели, подступающей с дальних равнин. Англия заступилась за Польшу и
Францию? Тогда она должна пасть из-за собственной недальновидности. А стоило
Черчиллю только захотеть, и все решилось бы по-другому...
Так рассуждали в Берлине.
Военные не привыкли раздумывать над приказами или оспаривать их. Поэтому
августовским утром восьмой авиационный корпус германских ВВС, подтянутый к
побережью Ла-Манша еще в июне, был поднят по тревоге. Англия перестала быть
неуязвимой и недосягаемой. Подданным его величества короля Георга больше не
придется отсиживаться в безопасности, надеясь, что война никогда не придет на их
острова.
Лейтенант Гунтер фон Райхерт пребывал в дурном настроении с самого
пробуждения. Во-первых, выспаться за четыре часа практически невозможно, а во-
вторых, ему приснился очень нехороший и странный сон. Обычно сны забывались, да и
посещающие человека по ночам видения зачастую абсурдны, запутаны, и реализма в них
даже меньше, чем в планах Фюрера по перестройке Берлина. Сон пришел под утро,
видимо, в последние минуты перед подъемом, и запомнился так четко, что его можно
было счесть дурным предзнаменованием.
LОпределенно, нас сегодня собьют, ¬ мрачно думал Гунтер, привычно защелкивая
замки ремней кресла. ¬ Или разобьемся при посадке. Что-то должно случиться просто
обязательно!v.
Сон был не особо страшным, но при этом неприятным до жути. Гунтера окружал
вроде бы знакомый, но одновременно напрочь чужой мир. Мертвый мир. Откуда-то
пришло знание, что его город ¬ Кобленц ¬ почти полностью разрушен одной огромной
силы бомбой, и вдобавок в воздухе витает некая неизвестная зараза, погубившая почти
всех уцелевших после чудовищного взрыва людей. Не рухнуло лишь несколько домов на
Шлиссель-штрассе, где была городская квартира родителей. Он бродил по пустым
заваленным битым кирпичом и прочим хламом улицам, заглядывал в опустевшие остовы
жилищ, видел там жутковатые останки погибших ¬ многие люди оставались в своих
креслах или кроватях, но все до одного были мертвее мертвого. Серо-черный, словно
присыпанный пеплом и покрытый гарью пожаров мир пугал до дрожи в коленях. Гунтер
искал еду, потому что дома кончились все припасы, а мать была больна, но ничего не
находил. Только один раз удалось обнаружить среди обгоревших обломков апельсин,
который следовало немедля отнести домой...
¬ Тьфу, чертовщина. ¬ Гунтер выругался вслух и тряхнул головой, пытаясь
отогнать преследовавшие его видения. ¬ Не хватает теперь расстраиваться из-за дурац-
кого сна!
¬ Что ты говоришь? ¬ возник в наушниках голос Курта, бортстрелка. ¬ Извини, не
расслышал.
¬ Ничего, ¬ буркнул Гунтер в ответ и лениво посмотрел через фонарь кабины на
вовсю гудевший моторами самолетов аэродром. Практически все пикировщики были
готовы к взлету. Еще несколько минут, и первая группа эскадры 5101 поднимется в
воздух и возьмет курс на запад. Гляньте-ка, машина капитана Браухича уже выруливает
на полосу, значит, наш черед пятый... Полетаем сегодня.
Да, собственно, дело вовсе не в плохом настроении и не в отвратительном сне. А
предстоящая операция просто одна из многих, и вряд ли найдутся разительные отличия
от боев за Польшу или Францию. Приказ ¬ проще не придумаешь: взлететь, набрать
установленную высоту, идти за ведущим к цели, сбросить груз, развернуться, лететь
обратно. Сюда, на бывший французский, а теперь немецкий аэродром, рядом с городом,
носящим очаровательное имя Бланжи-Сюр-Брель. Нормандия ¬ Англия ¬ Нормандия,
вот и все путешествие. Если все будет хорошо (А вот ничего хорошо не будет ¬
проскочила мысль, ¬ будет плохо. Не знаю как, но плохо), так вот, если задание будет
выполнено, а англичане, по своему обыкновению, продолжат хлопать ушами, то все дело
займет часа три, не больше. Часть бомбардировщиков, как явствует из приказа, разнесет
на куски аэродром берегового командования Дейтлинг, другие отправятся на свидание с
объектами в Дуврском порту, а машина с бортовым номером 77 вместе со своей эскад-
рильей пощупает Рочестер ¬ британскую базу в подбрюшье Лондона, у слияния Темзы и
Медуэя. Меланхолия, охватившая никому не известного лейтенанта, сидящего за
штурвалом LЮнкерсаv с двумя большими белыми семерками на фюзеляже, в расчет
сейчас не берется. Тут война, а не парижский бордель. И капитану Браухичу не
порыдаешь в манишку, как девице из того самого борделя, ¬ не поймет. Сантименты и
личные переживания подчиненных господина капитана интересуют меньше всего.
LНу-ну, давай поспокойнее, ¬ попытался взбодрить себя Гунтер. ¬ Двадцать пять
лет и не возраст вовсе, и заявлять себе, что жизнь не удалась, совершенно не стоит.
Если посмотреть трезво ¬ все нормально. Дом, родители, служба, в конце концов! Зачем
себя изводить попусту? Давай плюнем на все проблемы и трудности, сосредоточимся на
предстоящем деле и станем думать исключительно о нем. Согласен? Ну вот и молодец!
Никаких дурных снов, пустых ублюдков, окружающих тебя на земле, начальства, грозных
инспекций... Есть только ты, небо и добрая послушная машина, от которой не приходится
ждать обид и разочарований. Самолет ¬ не человек... Только ты и он. Всеv.
О сидящем за спиной унтер-офицере Курте Мюллере совсем не вспоминалось, но
стрелок сам дал знать о собственном навязчивом бытии в идиллической вселенной,
выстроенной Гунтером.
¬ Я никогда не бывал в Англии. ¬ В наушниках послышалось веселое фырканье
¬ Курт смеялся почти всегда в отличие от частенько впадавшего в угрюмство командира.
¬ Как думаешь, мы сумеем рассмотреть хоть что-нибудь? Потом стану рассказывать
внукам, как я летал над Тауэром.
Гунтер тоскливо возвел очи горе, обдумывая, как отшить разговорчивого Курта, но
тут сквозь шипение и болтовню бортстрелка прорвался голос руководителя полетов:
¬ Первая группа, взлет разрешаю.
¬ Ответил Браухич, и его слова услышали все экипажи:
¬ Строим правый пеленг, в полете соблюдать радиомолчание!
¬ Вас понял, ¬ хрипло отрапортовал Гунтер и вслушался в вой мотора. Двигатель
уже достаточно прогрелся, никаких неполадок быть просто не могло, приборы в норме...
Ну, тогда ¬ вперед!
Увидев сигнал к взлету ¬ три красные ракеты, ¬ Гунтер медленно надавил на
педаль газа, и самолет, двинувшись с места, пополз вперед, развернулся вправо, почти
упершись в хвост тридцать второй машине обер-лейтенанта Дитриха. Последняя вдруг
резво побежала вперед, набирая скорость, и Гунтер, поддав газу и снова чисто
автоматически проверив работу элеронов, устремил своего стального и безмолвного
приятеля вслед. Мелькнули строения у края аэродрома, плиты взлетной полосы слились
в единую сероватую ленту, а несколькими мгновениями спустя легкая вибрация,
сопровождавшая движение по земле, прекратилась ¬ машина плавно поднялась в воз-
дух, к грязному облачному небу. Ну, держитесь, англосаксы! Сегодня у вас будет
неудачный день!
Операция LОрлиный налетv планировалась долго и серьезно, подготовка шла со
всем тщанием и германской организованностью ¬ еще бы, сейчас на карту поставлена
судьба не одной лишь Европы, но и всей планеты! Если получится заставить англичан
отказаться от своих непомерных амбиций и призвать к нейтралитету, на мировой карте
останутся лишь три империи, способные оказывать влияние на ход истории, ¬ Германия,
Россия и Америка.
Потому-то и наезжали из Берлина в эскадру нескончаемые проверки и комиссии,
возглавляемые важными шишками. Последний раз, всего сутки назад, явились даже
господа из ведомства адмирала Канариса. Словом, командование и правительство
относились к войне с Англией исключительно серьезно.
...Руки действовали самостоятельно, почти без участия головы: штурвал на себя и
потом чуть влево, щелкнуть тумблером, открывающим клапаны воздухозаборника
двигателя, пальцы привычно лежат на штурвале... Резко ушла вниз земля, пронеслись
под брюхом самолета деревья, остались за кормой холмистые гряды, окружавшие
аэродром, и Гунтер выровнял самолет. Справа и чуть впереди шел ведущий, за ним еще
три пикировщика с эмблемами эскадры StG1 ¬ черным петушком на желтом щите с
красными углами наверху. Семьдесят седьмая машина заняла свое место в строю,
двигавшемся к свинцовому полю пролива.
Лейтенант Райхерт любил свой самолет. Иногда он даже казался Гунтеру немножко
живым, способным отблагодарить за хорошее обращение или наказать за небрежность.
Прошлой весной появилась возможность в этом убедиться. Пускай французы после
начала наступления в Арденнах сопротивлялись больше для вида, нежели дей-
ствительно надеялись остановить пришедших мстить им за Версальский договор
германцев, но их авиация, конечно, изрядно потрепанная после внезапного нападения,