толпы или, наоборот, всех остальных людей - от демонстрантов.
правильней было бы сказать, тинейджеры, но среди них точно не было никого
старше двадцати, и Виктор готов был поклясться, что пареньку и девчушке,
шагавшим с автоматами в руках по обе стороны от уже знакомого ему Фарима в
первом ряду, не исполнилось еще и пятнадцати. На загорелых, свежих, совсем
не потеющих в эту жару лицах была радость и уверенность в себе, они шли
как победители, как хозяева этого города. Младшие ни в чем не отставали от
старших, девчонки - от ребят. Дети-солдаты, нет - дети-офицеры, дети,
облеченные знанием и властью.
удивительно! - не страшным. Вспоминался почему-то не гитлерюгенд, а
скаутский лагерь и массовые спортивные праздники времен его детства.
едва заметно, а в глазах ее зеленым костром пылал настоящий восторг.
"ты". В тот момент он говорил ей "ты" не как женщине, а как ребенку,
восторженному ребенку, любующемуся красивым праздничным шествием.
сверкнула глазами в его сторону и добавила: - У нас нет обязаловки. А
сегодня я просто хотела посмотреть на наших со стороны. Иногда это бывает
очень важно.
приказу с невероятной быстротой перестроилась в гигантское кольцо, в
центре которого начала стремительно вырастать живая пирамида. Гвардейцы
тоже быстро перестраивались в линию по кругу.
на какое-то мгновение.
- Ты можешь мне, в конце концов, объяснить, что здесь происходит?
остальные на площади тоже настороженно замерли. Только раскаленный воздух
дрожал над толпой, над домами, над высохшими деревьями. И если бы не
струйки пота, противно стекающие по вискам и по спине Виктора, можно было
бы решить, что это само время остановило свой бег.
вверх левую руку со сжатыми в кулак пальцами, и этот жест над абсолютной
неподвижностью тысяч окаменевших тел показался криком в тишине. Все взоры
на площади были сейчас прикованы к его поднятой руке. Стало как будто еще
тише, если только это было возможно. И тогда Фарим закричал:
кто-то из них сошел с ума: либо он сам, либо этот предводитель игрушечных
солдатиков.
наступает наше время! Вам конец, бедуины! Наступает время новых людей!
Время свободы и независимости!
фраз, с неизбежностью завершаемого здравицами типа "Слава свободному
народу!" или "Слава господину президенту!", когда Фарим неожиданно оборвал
свое помпезное выступление, выкрикнув напоследок совсем иные слова:
сафари.
стремительно шириться, шириться, не теряя при этом своей идеально круглой
формы. И в этой невозможной, немыслимой слаженности движений было что-то
дьявольское, они действовали как машины - не как люди, и они уже не шли по
площади, а бежали, рассекая толпу, пронзая оцепление, легко перепрыгивая
через железные ограждения, изящно огибая углы домов и припаркованные
автомобили, прошивая насквозь дворы, переулки, сады с чахлыми деревьями,
они бежали лучами, от центра к окраинам города, но не панически, спасаясь
от кого-то (от кого им было спасаться?) и не стремясь успеть куда-то (куда
им было спешить?) - нет, они бежали грациозно, как чемпионы, совершающие
круг почета, и яростно, как солдаты, поднявшиеся в атаку и уверенные в
своей победе.
бы не поручился, что их там не было раньше, но увидел он их только теперь.
Бедуины стояли на крышах всех домов вокруг площади, очень близко к краям,
через равные, метра в три, промежутки друг от друга, стояли молчаливые,
темно-синие и безоружные. Как всегда. Стояли и смотрели вниз на суетливо
мельтешащие красные флаги, на испуганно вжавшихся в стены женщин и
стариков, на неподвижных, невозмутимых, словно неживых полицейских, на
гвардейцев, привычно вскинувших карабины, отступающих поближе к домам и
глупо водящих стволами из стороны в сторону.
то ли испуганным то ли восторженным. - Пора. Пойдемте!
отсюда в любом случае пора уходить.
гвардейцев все же не выдержал. Не дожидаясь второго выстрела и натиска
очумевшей толпы, они кинулись вверх по переулку петляющим шагом. Виктор
только еще успел оглянуться и заметить, что над крышами стало пусто, - ни
одного бедуина, ни одного, только белое, выцветшее небо.
кварталов и шли по совсем пустой улице в сторону вокзала. Сам он был очень
мокрый и тяжело дышал.
видели на площади? Он как-то совсем не хотел комментировать увиденное,
заранее чувствуя, что у них будет слишком разное отношение к этим ребятам.
И к бедуинам. И даже к коммунистам. Может быть, только к серым гвардейцам
они относятся одинаково нежно. Но это уже не спасает дела. А ему хотелось
сегодня чувствовать себя молодым и влюбленным, да он и был таким, и эта
девчонка ему чертовски нравилась независимо от ее политических взглядов.
Виктор. - Мороженого или фруктов. А "мартини" у меня с собой, в термосе.
дачу его пригласили), - тогда я тоже согласен пить исключительно
"дайкири". А мы что, поедем на поезде?
маскировочной пустынной раскраске и два измученных жарою десантника лениво
опирались на автоматы рядом с броней.
"ситроен" остался в гараже, потому что меня привезли в город. А обратно я
вас подброшу.
еще функционируют?
перронов лишь один проявлял признаки жизни: вдоль него к шестивагонному
составчику, объявленному к отправлению через восемь минут, подтягивались
немногочисленные пассажиры.
с одной стороны, прислонившись к стеклу, сидел бедуин. Кисти рук его были
спрятаны в рукава, ступней не было видно под сиденьем, а капюшон,
надвинутый на глаза, практически закрывал лицо. Из синего бурнуса торчала
лишь курчавая черная борода.
покосился в сторону девушки. А бедуин как бы и не заметил их, может быть,
действительно дремал.
Селену к окну и сел сам, выбирая тему для светской железнодорожной беседы.
Ситуация была для него несколько нестандартной, но в следующую секунду она
стала еще нестандартней.
мальчишек в сафари, очевидно только что вернувшихся с площади, и сразу
обступили бедуина. Бедуин поднял глаза черные, как маслины, и, выбрав, по
своему разумению, старшего среди юнцов, принялся его изучать усталым,
спокойным взором.
Немедленно!
случай полюбопытствовал, наклонившись к ушку Селены:
появились такие?
у нас муниципальный транспорт бесплатный, городские власти еще с начала
Лукьяненко Сергей
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Пехов Алексей
Ильин Андрей
Емилина Ника