Чтение 4–й страницы книги ~Баймер~

Но едва шагнул, сзади ухватили сильные руки. Я не успел повернуть голову, меня приподняли, я попал в руки киборгов. Подошвы мои ударились об асфальт. Два мощных мужика, такими изображают спецназовцев, но наш спецназ о добротных дорогих костюмах может только мечтать...

Мужчина с острым лицом, глаза как у коршуна, заостренные скулы, зрачки крохотные, держал меня взглядом крепче, чем второй горилла сжимал мне плечи. Правую скулу пересекает косой шрам, второй шрам, поменьше, оставил след на подбородке.

- Парень, - сказал остроглазый строго, - тебя твой знакомый приглашает вон в ту машину.

У бровки рассыпал солнечные зайчики мерседес. Блестящий, сверкающий, самой последней марки, с широкими шинами, что удержат на самых крутых поворотах.

Сердце мое учащенно колотилось. В Москве ежедневно исчезают бесследно десятки людей. Найдут ли мой труп?

Я затравленно огляделся.

- Не помню знакомых с такими машинами...

- Верю, - сказал мужчина. - Но если такие люди приглашают... понимаешь?

Меня начала бить дрожь. Челюсти лязгнули, я едва выдавил:

- Понимаю... Но все равно мы меня с кем-то путаете.

В России могут убить прямо на улице среди бела дня, буду лежать, истекая кровью, с вывалившимися кишками, а народ будет мчаться на зеленый свет, переступая или торопливо обходя, и очень-очень несколько какая-нибудь сердобольная пенсионерка, которой спешить некуда, позвонит в милицию. Да и то лишь та пенсионерка, которая с чашкой чая подойдет к окну дома напротив, увидит...

Спецназовец со шрамом зашел с одной стороны, открыл дверь заднего сидения. Я не успел глазом мигнуть, как он вошел в мерс одним неуловимым движением, словно его втянуло, зато другой открыл передо мной дверь, поддержал меня за локоть... если бы я попытался вырваться, то остался бы без локтя, и тут же влез следом. Меня зажало между двумя массивными телами, раздутыми от мускулов и твердыми, как колоды для разделки мяса.

Водитель тут же крутанул руль, машина быстро набрала скорость. Человек, который сидел рядом с шофером, с натугой повернулся ко мне.

- Привет, программист, - сказал он. - Не узнал?

Он дружелюбно улыбался, но у меня в желудке стало еще холоднее.

Это было на заре перестройки. Не помню, то ли Советская власть уже рухнула, то ли еще нет, некоторые считают, что она и сейчас все еще держится, но уже создавались фирмы... нет, пока только кооперативы, но в воздухе веяло переменами посерьезнее.

Я тогда зашел к моем приятелю, он работал в "ящике", с некоторых пор его отдел рассекретили, я стал пропадать там с утра до вечера, так как у них самые мощные ЭВМ, так у нас тогда назывались компьютеры, т.е., электронно-вычислительные машины.

Как-то, пока я сидел и с великим наслаждением копался в программе, он зашел злой, расстроенный, сказал:

- Сволочи!.. Приехало высокое начальство, а у нас как раз сбой. Ну как объяснить придуркам, что дело новое, что это не телевизоры настраивать, не стиральные машины для их баб!

Он прервал себя на полуслове, ибо дверь распахнулась, вошел крупный человек, сразу уставился на меня злыми глазами:

- А этот чего здесь?.. Играет?.. Ах, мать вашу... Мало вас стреляли... Мигом в зал!!!

Приятель побелел, рот открылся и закрылся, сейчас как раз время признаться, что пустил посидеть за компом друга со стороны: вылетит не только с работы, но вообще зарплату не дадут, а то и вычтут...

Я молча поднялся, в большом зале, где стояли и огромные ламповые ЭВМ, и уже современные компы, люди в синих халатах суетились, бегали от одного компа к другому, а руководства ящичного института подобострастно толпилось перед моложавым мужиком с суровым раздраженным лицом, с ног до головы похожего на отставного военного.

Потихоньку я пробрался к свободному компу, вошел в базу, порылся в дистрибутивах, отыскал кое-что из драйверов, а когда удалось пробраться к тому, который завис, я с дискеты запустил снова... и комп очнулся, экран засветился невинным голубым светом: что, мол, у вас тут что-то случилось?

Наступила тишина. Ко мне подбежал мужик, я в нем узнал директора, вгляделся в меня ошалелыми глазами, в них метнулось сперва бешенство, а уж потом сменилось облегчением, и я подумал, что хоть приятелю и выпишут премию, что вовремя пустил меня посидеть за клавой, но потом снова введут пропускной режим.

А за спиной раздался голос:

- Этот исправил, что ли?

Говорил тот самый, который кадровый отставник. Директор сказал подобострастно:

- Этот, этот!.. Хороший... работник.

Военный оглядел меня с головы до ног:

- Гм.. а почему не в халате?

- В стирке, - сказал я первое, что пришло в голову.

- Ах, в стирке, - протянул военный.

Он быстро оглядел замершее руководство института и, похоже, что-то понял. Но лишь усмехнулся, пошел вдоль ряда уже работающих машин. Приятель ухватил меня за руку, я дал себя утащить обратно в его каморку.

Друга трясло, пальцы прыгали, не попадая по кнопкам. Наконец в изнеможении откинулся на спинку кресла.

- Не могу!.. Сегодня я больше не работник. Всего трясет... да не от страха, от злости! Ходят всякие с выправкой, командуют, орут!.. Только и гляди, к стенке поставят. Сволочи... Скорее бы эти демократические реформы, ох скорее бы... Тогда бы мы их, всех этих коммунистов, кэгэбистов, парторгов, комиссаров...

В тот день я снова столкнулся с этим военным, когда скопировав себе на дискету пару важных драйверов, вышел из института. В десятке шагов у бровки стояла "волга" с включенной мигалкой. Шофер уже распахнул дверку, ждал, а военному все не давали сесть директор института и его заместитель, что-то доказывали, размахивали белыми пальчиками.

Я сразу ощутил, как взгляд военного упал на меня. Ощущение было таким, словно потянуло холодным ветерком. Я повернул и пошел было в другую сторону, но в спину хлестнул нетерпеливый оклик:

- Эй, лохматый! А поди-ка сюда...

Я, конечно, мог и дальше уйти своей дорогой, но подумал, что подставлю директора института, а с ним и моего друга, ведь сейчас мы все делаем вид, что я сотрудник этого уже рассекреченного "ящика".

Директор и остальные его люди замолчали, напряглись. Военный окинул меня острым и цепким взглядом, спросил неожиданно:

- Ладно, дело прошлое, скажи, как ты определил?

Я усмехнулся, ответил:

- Да просто повезло.

- Не бреши, - сказал он доверительно. - Ты мне скажи, я все равно в ваших программистских штуках ничего не понимаю. Но что-то с тобой не то. И халата не носишь... Ты на каком-то особом положении?

Я поколебался, ответил:

- Все-таки больше везенья, чем... Словом, тут несколько суток мудохались, это я знал. Когда зашел, все потные, устатые, с красными глазами. А мне со стороны сразу видно, что тот, который самый толстый, сразу начать орать, что железо не тянет, кроватка барахлит, видеокарта с акселерашкой конфликтует, а тот, который сухой, как вобла, сразу полез искать ошибки в БИОСе. Еще двое инженериков с выправкой, те перебирали звено за звеном всю цепь в ассемблере... А это им хватило бы на полгода работы, если бы в сутках было по семьдесят часов. Эти с выправкой все такие... предсказуемые.

Он внимательно следил за моим лицом, кивнул:

- Да, что-то я такое от них слышал. Думал, что они ругаются по-китайски.

- Почему по-китайски? - удивился я.

- Да мода на китайцев, всякие кунфу и сунь-ху... И почему ты полез в драйвера?

- А там, судя по всему, никто не искал, - признался я. - Раз уж почти все перебрали, и не нашли, значит дело не в железе, не в глюках и конфликтах плат. Я сунулся в драйвера и... дальше сами знаете.

Он кивнул.

- Ты молодец, всем утер нос. Нет, это не везение.

- Везение, - возразил я, чувствуя некоторый холодок опасности, - Сбой мог быть еще из-за десятка причин! Я ведь отсек далеко не все.

- Но из десятка оставшихся, - сказал он, - ты все же с ходу выбрал ту, которая и подвела. Нет, что ни говори о везенье, но чутье у тебя есть, есть!.. Как у меня на людей, так у тебя - на умное железо.

Он хвалил, но у меня почему-то остался неприятный осадок. И несколько дней этот голос и прищуренные глаза преследовали, тревожили, не давали сосредоточиться.

Потом, конечно, забылось. До сегодняшнего дня.

Он все еще улыбался.

- Вспомнил?.. Хорошо. Чем зарабатываешь на жизнь?

- Да все тем же, - ответил я, таким людям отвечать обязательно. - Раньше ремонтировал телевизоры, потом - видаки, теперь - компы.

- Где-то работаешь?

- Нет, - ответил я честно. - Свободный художник.

Спецназовец, что от меня справа, коротко хохотнул:

- Налоги платить не хочет.

Второй холодно молчал, я инстинктивно чувствовал от него наибольшую опасность. Тело его было как из дерева, я старался смотреть только вперед, но видел хищное лицо с ястребиным носом, шрам на щеке, выпуклые серые глаза. Почему-то принято считать, что такое лицо обычно у профессионального убийцы. И еще я чувствовал, что этому человеку я очень не нравлюсь.

Их шеф сдержанно улыбнулся.

- А кто их платить торопится? Ладно, а в свободное время чем занимаешься?

- У меня не бывает свободного, - ответил я честно.

- Ого! Почему?

- Мне нравится моя работа, - ответил я. - Для меня комп - это и работа, и удовольствие.

Он сказал иронически:

- И эти... как их, игрушки!

Я не люблю, когда со мной так разговаривают, будь это хоть крутой мафиози, хоть папа римский. Ответил сдержанно, поневоле ответить, когда такие лбы по бокам, но так, чтобы все ощутили мою позицию:

- Да, конечно, в казино с бабами куда умнее.

Бодигард, который слева, довольно ржанул, второй холодно промолчал, а военный сказал понимающе:

- Значит, играешь...

- Играю, - согласился я. - Много и часто.

Он чему-то улыбнулся, сказал водителю:

- Сережа, подгони к "Трем львам". У нас еще полчасика до встречи.

Машина неслась бесшумно, водитель рискованно играл в шахматку, но соседние машины чувствовали опасность со стороны этого мерса с затемненными стеклами, шарахались, уступая дорогу, я невольно начал чувствовать удовольствие от поездки, даже несмотря на свое положение полугостя-полупленника.

Впереди лента моста, как широкое длинное лезвие рыцарского меча, уходило блестящей полосой вдаль, изгибалось под своей тяжестью, вминалось острым краем там далеко в землю, а по самому мосту стремительно несутся эти громадные металлические жуки, мехи, киборги, панцирники...

Шоссе ушло под мост, а дальше во всей потрясающей красоте поднимается эстакада, многоуровневая развязка. Мы неслись с большой скоростью, явно пройдем внизу под эстакадой, ее растопыренные лапы похожи на лапы космического богомола. Они все приближались, росли, шоссе уходило чуточку вниз, раскоряченные лапы стоят по обе стороны широкой асфальтовой полосы, по которой в ряд проскакивают шесть автомобилей дальше еще лапы, еще и еще, а сверху над лапами полосатое нескончаемое брюшко этого звездного богомола...

Машина сделала крутой поворот, гравитация старалась прижать к борту, вся масса крови и жидкости силой инерции бросило в ту сторону,

Город освещен неплохо, все-таки Москва не Харьков, но в сравнении с этой частью - остальная Москва тонет во тьме. Здесь блистающий свет, оранжево солнечный и пурпурно красный - от реклам во всю стену, вывесок в сотни лампочек, светящихся гирлянд, декоративных фонарей под старину, но светящих как прожекторы.

Вместо асфальта ювелирно подогнанные гранитные плиты, широкие как будто из Баальбека, народ прохаживается благодушный, сытый, довольный, очень вежливый, никто не топырит пальцы. Правда, прохаживаются - это так, к слову, чаще просто выходят из ресторана или казино, подходят к сверкающей машине с затемненными стеклами, оттуда выскакивает водила и услужливо распахивает дверь.

Но зато хлопает дверь в другом месте... наши ребята никак не отвыкнут от привычки, вылезая из машины, с размаха бросать двери мерсов: в отечественных моделях дверь иначе не закроешь - выходят другие элегантные мужчины и женщины, навстречу спешат личности в темных костюмах, услужливо и с поклонами ведут к уже распахнутым дверям.

Наш шофер припарковал прямо перед входом. Справа и слева от меня разом стало пусто, мужчины вышли разом, синхронно, и с такой ловкостью, словно просочились сквозь стены в режиме clip.

Военный сказал мне, не поворачивая головы:

- Пойдем, хакер.

Честно, в ресторане я не был за всю жизнь ни разу. Достаточно и того, что вижу в кино или по ящику. Не с моими деньгами платить за кусок мясо по сто лягушачьих шкурок, если могу точно такой же съесть за одну. Не то, что я такой уж и нищий, но лучше за эти бабки куплю новую маму или поправлю кроватку, а то даже выцыганю легендарный джи-форс, чем вот так нелепо, как дореволюционный купчик...

В огромном помещении гремит музыка, за столами натужно веселятся существа обеих полов. Двое наших ботов уже отыскали свободный стол.. или согнали кого-то, метрдотель явился сразу, лично, красивый и величественный, как Потемкин Таврический, склонил голову в поклоне, преисполненном достоинства.

Военный сказал властно:

- У нас мало времени. Потому мне - антрекот из амнуэля, бокал шампанского... и чашку кофе. А моему другу - всего и побольше.

Я запротестовал:

- Да не голодный я, не голодный!

Он показал в улыбке ровные белые зубы, но что-то мне подсказало, что зубы, несмотря на их безукоризненность, все-таки его собственные.

- Да ладно, это я им просто заработать даю. Знаешь, во сколько здесь обходится одна только аренда?.. Итак, меня зовут Конон Илья Юрьевич.

- Андрий, - назвался я.

- Итак, Андрий, - сказал он напористо, а я невольно отметил, что он сразу принял мое "Андрий" как должное, не назвал Андреем, не переспросил, что за дурацкое имя, - ты с техникой дружишь. И она с тобой дружит. Я тогда сразу же навел о тебе справки, хотел пригласить к себе... но, сам понимаешь, какая свистопляска началась! Эти дерьмократы... Ты, кстати, как к демократам?

Я понимал, как к демократам относятся люди с такой выправкой и такими уверенными голосами, надо бы в целях самосохранения поддакнуть и назвать их гадами, но кривить душой всегда противно, я ответил честно:

- Должен бы, хорошо. Так говорят отовсюду. Но на самом деле мне политика по фигу. Всякая.

Один из бодигардов, который сидел за рулем, крепкий мужчина лет сорока, весь широкий, с круглым скуластым лицом, кивнул, соглашаясь, а второй, который с ястребиным носом, нахмурился. Я чувствовал, что будь это в его власти, он уже раздавил бы меня, как насекомое.

Этот Конон кивнул, по его лицу я прочесть ничего не мог, но, похоже, мой ответ чем-то понравился. Двое официантов примчались едва ли не бегом, моментально перегрузили на стол с десяток тарелок с горками жареного мяса, каких-то рачков, червей, улиток, все это тонуло в зелени.

Один наклонился и произнес заговорщицки:

- Вон там за столом очень красивые девушки... Они могут пересесть к вам.

Конон отмахнулся, а мне сказал:

- Ешь. И не смотри так. Это не расточительство. Для меня не расточительство. Итак, прошло за это время лет пять, да?

- Десять, - уточнил я. - Десять лет.

Он удивился:

- Десять?.. Черт, как время летит! Пока был молодым ползло, как черепаха, а теперь летит быстрее стрижа... Ничего, теперь как раз начнем горбачевское ускорение. Языками какими-нибудь владеешь?

- Конечно, - удивился я. - А что, есть люди, которые ими не владеют?

Он засмеялся.

- Я не имел в виду сленговый, матовый и бюрократический...

- Я тоже, - ответил я. - Я владею ассемблером, паскалем, си, явой, борландом...

Он слушал-слушал, потом потряс головой:

- Еле врубился, что это не мат, а языки, на которых теперь мир держится. Ты прав, на хрен тебе допотопный аглицкий или японский? А раз читаешь документацию на английском, то этого хватает.

Я посмотрел на него с сожалением.

- Да кто ж эту лабуду читает? Все и так понятно.

Он мгновение изучал меня, как будто держал в пальцах под ярким светом настольной лампы, сказал чуть потеплевшим голосом:

- Да, это в тебе есть... Я уже говорил, у тебя глаз на железо, у меня - на людей. Я предлагаю работу.

Я сказал как можно тверже:

- Спасибо, я своей доволен.

Он покачал головой.

- Не смеши. Как можешь быть доволен такой жизнью? В тебе сил столько, что если запрячь, как Змея, то вспашешь землю отсюда и до океана!.. Новые Змиевы Валы проложим, а ты довольствуешься мелким заработком. Что ты имеешь взамен?

- Свободу, - ответил я. - Это немало.

Его глаза смотрели в меня пристально. Я чувствовал как он прощупывает каждую мою извилину, трогает сердце, берет на ладонь и взвешивает почти и печень.

- Брешешь, - определил он. - ну ладно, настаивать не буду. Просто думаю, что ты тайком... или не тайком, работаешь над какой-то программой. Которая перевернет мир и сразу сделает тебя толстым и богатым. Нет-нет, я не спрашиваю!.. Пусть это остается твоей тайной. Просто, Андрий, ты мне тогда понравился. И как работал, и как держался, и что брякал в ответ на умные вопросы. Я ж говорю, у меня есть на людей чутье. Если решишься перебраться под мое крыло, у тебя будет не только хорошая зарплата... ты и так, наверное, зарабатываешь неплохо, но это ведь не главное, верно?.. При желании, я могу купить те компы, которые еще не скоро поступят в продажу. Если честно, то у меня есть такое желание, только руки не доходят. Вернее, времени на все не хватает. На других фронтах я преуспел, а здесь сильно отстал. Правда, у меня есть программист... был. Хороший парень, но пришлось уволить. Так что ты попался вовремя.

С эстрады спустился толстенький музыкант, по-бабьи длинные волосы сзади перехвачены голубой ленточкой, Я не видел, когда он обошел столы, но вдруг появился справа от Конона, шепнул льстиво:

- Босс, наша певица очень жаждет с вами познакомиться...

Конон отмахнулся:

- Некогда, некогда.

Музыка здесь грохотала не то, что с силой камнепада, но что-то в теле отзывалось, подмывало на дикие бесшабашные поступки, на чисто нашенское: а, пропади оно все, будь, что будь, авось, не пропадем, не сидеть же сиднем...

Бот, который с широким лицом, посматривал по сторонам, замечал красивых женщин, с этих случаях грудь у него становилась шире, лицо значительнее, зато второй, с ястребиным носом, успевал и слушать нас внимательно, хотя тоже успевать замечать все вокруг. К нам еще дважды подходили официанты и заговорщицки сообщали, что вот те красивые молодые женщины могли бы подсесть к нашему столу, но коршуноносый всякий раз отстранял брезгливым жестом.

В дверях появился шофер, поднял горизонтально руку и постучал пальцем другой по циферблату. Конон вытер пальцы салфеткой, скомкал и бросил на стол. Я посмотрел, как он поднимается, даже не заплатив, метрдотель это видит, но ни звука. Я тоже встал, вышли вместе.

Ночь, в мокром асфальте, как в зеркале отражается весь город, за время ужина поливалка прошла раза три, не меньше, воздух все еще свежий, влажный, почти тропический.

Конон уходил, с ним уходил и шанс как-то изменить жизнь. И тогда я спросил, бросаясь в неведомое, как в прорубь:

- А что я должен у вас делать?

Глава 6

За широким окном, непривычно высоким и широким, искряще синее море. С астрономической неспешностью проплывает снежно белая, чуть подсвеченная снизу оранжевым, пышная облачная гора. Хорошо видно каждый выступ, но вообще-то гора слишком сказочная, неземная, в этот плоский мир она приплыла из моего Забытого Королевства, слишком чистая и хрустящая, а здесь ее быстро превратят в тяжелую грязную тучу...

За другим окном тоже небо и облака, как и за третьим, которое на кухне. Облака наравне с моей семнадцатиэтажной башней, каждое утро мое сердце просыпается радостно и в ожидании чуда. Насточертели узкие крохотные окна-бойницы замков, приземистые здания дворцов, когда не просто прижат к земле, а буквально размазан по ней, как житель двумерного мира.

Здесь прозрачный хрустящий воздух, без всякой примеси дорожной пыли, коровьих лепешек, помоев и мусора, невыделанной кожи, конского пота, отработанных паров бензина, свежеуложенного асфальта. Здесь воздухом можно упиться и опьянеть, в то время как там внизу вместо воздуха сухая ядовитая смесь, брань смердов и простолюдинов, текущие в канаве помои...

Я выпрыгнул из постели, только теперь видны плоские крыши домов. Из верхних этажей дома напротив, к примеру, видят меня, но только до пояса, а там пусть дают волю фантазии.

Вспомнил вчерашний разговор, но когда завтракал и пил кофе, помалкивал. Отец за столом напротив шуршит газетой, в последнее время он болезненно пристально следит и за политикой.

На полочке звякнул телефон. Отец снял трубку, я видел как наморщил лоб, потом глаза его с таким усилием поднялись поверх газеты, словно он выжимал тыщу на разогнанном Celeronе без кулера. отыскали меня.

- Тебя.

Я взял трубку:

- Алло?

- Андрей? - послышался сильный уверенный голос. - Это от Конона. Машина у подъезда.

Я пробормотал, чувствуя себя довольно глупо: