Чтение 4–й страницы книги ~Княжеский пир~

-- Ну, -- сказал священник осторожно, -- пути Господни неисповедимы... Возможно, он на что-то указывает нам.

Патриарх покачал головой:

-- Нет. О нем уже пошли слухи. Слишком восторженные! Мы не можем допустить, чтобы слава язычника была выше славы воинов Христа. Слушай, брат Игнатий. Я хочу приблизить тебя к себе, но для этого ты должен выполнять кое-какие трудные дела... негласно. Не все, что делает церковь во славу Господа нашего, должен знать простой люд.

Священник рухнул на колени:

-- Я все сделаю! Жизнь отдам...

Князь милостиво улыбнулся, однако голос оставался жестким:

-- Возможно, придется отдать большее, чем жизнь. Тебе предстоит выдержать самое тяжкое: сомнения в правоте нашего дела!.. Да, такое бывает со слабыми душами. Дело в том, что для того, чтобы дойти к сверкающей вершине, иногда надо переправляться и через реки, полные смрада и нечистот.. Словом, тебе предстоит отыскать среди своей паствы чернокнижников, сатанистов, тайных язычников... Понимаю, они не заявляют о себе так, иначе их ждет костер, но ты, верный сын церкви, должен знать таких... Открою тебе, сын мой, что свята церковь иногда пользуется их услугами. К вящей лаве Господа, разумеется.

Юный священник с недоумением посмотрел на главу церкви:

-- Если я правильно вас понял...

-- Да, -- ответил тот резко, досадуя на тупость младшего. Все надо разжевать, назвать своими именами, ткнуть мордой, хотя удобнее бы остановиться на недомолвках, намеках. Слово опасно, когда сказано прямо. Впрочем, этот может быть не простаком, каким прикидывается, вынуждает говорить прямо, чтобы потом: я, мол, только выполнял приказы. -- Сын мой, ты должен переговорить с таким человеком.

-- Но ведь это грешно, -- возразил священник робко. -- Нечисть -- это лики дьявола, а мы, святая церковь...

-- Святая церковь истребила нечисть в Римской империи, -- сказал патриарх резко. -- Но часть ее затаилась... А мы уже настолько сильны, что вреда она нам не причиняет. Более того, мы даже используем их злые чары на пользу и благо церкви! Ты должен найти путь... достойный церкви, чтобы обезвредить этого Збыслава. Не убить, не зарезать -- это лишь вызвало бы к нему симпатии, а он должен проиграть бой на турнире, что состоится через две недели! Проиграть нашему герою, который выйдет на поединок под знаменем Христа, а перед боем прилюдно поцелует крест.

Молодой слушал истово, преданные, как у пса, глаза не отрывались от грозного лица князя церкви.

-- Да, это послужило бы на славу церкви...

-- Кроме того, мы заинтересованы ослабить защиту Русского квартала... Нам не нравится, что засылаемых нами людей находим на дне бухты... с камнями за пазухой. Когда этот Збыслав будет побит, нам легче установить свой контроль. А святую церковь сперва утвердить в их квартале, а затем и на их дикой Руси.

Глава 6

Священник часто кланяясь, словно сатрап персидского царя, пятясь, отыскал задом дверь и неслышно растворился в полумраке коридора. Патриарх раздраженно откинулся на спинку кресла.

Вера верой, но простому народу нужны простые проявления мощи нового бога. Говоря проще, чудеса. Сами священники могли только рассказывать о том, как их бог ходил по воде, одним хлебом накормил толпу, исцелял больных прикосновением, но народ грабил и жег церкви, где не могли подкрепить россказни чудом. Тогда-то Фома Аквинский, сам в прошлом начинающий маг, обратился к своим прошлым собратьям по ремеслу с тайным посланием, в результате чего тысячи магов сделали вид, что приняли новую веру, стали во главе церквей и епархий, творили чудеса уже от имени нового бога, сами становились святыми, ибо именно их мощи после смерти оставались нетленными,

Сама по себе новая религия, нетерпимая к любому мнению помимо всего, требовала искоренения любого язычества. Но учение Христа -- одно, а сама церковь -- другое. Даже, если бы в ряды первосвященников и высших иерархов церкви не влились маги и колдуны, все равно ей пришлось бы считаться с могучим старым миром. А так, служа новому учению, маги потребовали, чтобы оставили в покое тех собратьев, что не приняли новое учение. Это книжники и чудаки, не принявшие жестокие реалии нового мира, пусть доживают свой век, они не угроза. А вот польза от них быть может...

Сейчас был как раз тот случай, когда стоило не просто поискать мелких чернокнижников, чем займется этот священник -- для него это лишь проверка на крепость веры, -- а пора обратился к верховному магу.

Башня архимандрита Василия была высока, едва ли не выше всех остальных. Раньше принадлежала верховному магу, но магия объявлена нечестивой и богомерзкой, башню собирались вовсе снести при торжестве учения Христа, однако дальновидные отцы церкви спохватились вовремя... Кто-то догадывался, что дело нечистое, но мало кто знал, что отцами церкви стали как раз те из магов, кто вовремя поняли силу нового бога, перешли на его сторону и потому успели захватить все ключевые места в новой огромной нарождающейся организации.

Новый бог отрицал начисто любые чудеса, что затрудняло внедрение в народ веры. Простому народу нужны простые и зримые чудеса: он не мог понять, чем священник, рассказывающий со слезами умиления о мощи своего бога, сильнее простого деревенского колдуна, способного отогнать грозовую тучу от их села к соседскому, вылечить своих коров или наслать мор на приезжих?

Первые священники все же творили чудеса, тем самым укрепляя мощь Христа. Они были объявлены чудотворцами, хотя только узкий круг отцов церкви знал, что это были маги в церковных ризах. Постепенно церковь укреплялась, в магах надобность отпала, но все же полностью их не истребили, не вытеснили. Так, на всякий случай.

Патриархи уже магии не знали, но правая рука, архимандрит по дальним приходам, обычно покровительствовал изолированным общинам старых магов. А эту башню, выстроенную знаменитым магом древности Зокреном, потом верховным магом всего Востока, он занимал сам. Для кого-то это казалось блажью, но лишь самые близкие знали, что он и был верховным магом всего Востока.

Легкий ласковый ветер шевелил волосы, чувствовалось дыхание близкого моря. Верхняя площадка была под открытым небом, достаточно просторная, а вид отсюда открывался на весь Царьград. Справа виден Золотой Залив с множеством кораблей, самых разных, а зачастую столь удивительных, что иной оглядывался пораженно: как на таком чудище плавают?

Он с жадностью вдохнул свежий чистый воздух. Чувствовалась влажная соленость моря, теплого и ласкового, даже словно бы донесся запах горных цветов... хотя горы далеко, а весь Царьград внизу пропах рыбой, нечистотами, пряностями, душистыми маслами, и только здесь воздух чист, как улыбка юной девушки.

За каменным парапетом далеко внизу простирался самый огромный и богатый город на белом свете, не зря прозванный Царьградом. Самый могущественный город, в котором живут самые могучие правители, самые могучие маги, самые талантливые полководцы и стратеги... Здесь все самое-самое.

Василий подставил лицу ветерку, грудь приподнялась, набирая как можно больше свежего воздуха с запахом моря. В синей дали покачиваются крохотные кораблики, толстые и узкие, под парусами косыми и прямыми, иные только с веслами в два-три ряда, странные и причудливые, прибывшие из неведомых земель... Все больше приходит с загадочного севера. Совсем недавно там были только непроходимые болота, но за последние две-три тысячи лет -- что они для империи? -- болота подсохли, на их месте наросли дремучие леса, и там, в чаще, не видя солнца, возникли странные и чересчур могучие люди, столь же дикие, как и леса.

В груди потяжелело, даже яркий солнечный свет слегка померк. Те дикие люди слишком быстро создают в своих непроходимых лесах королевства. Крохотные, бедные, которые слепит блеск и богатство империи. И они шлют дружины и войска на завоевание империи. Да, гибнут без счета, но с каждым походом их мощь растет. А империя уже ничего к своей мощи прибавить не может...

Высоко в небе он заметил красноватую точку. В размерах быстро увеличилась, не сдвигаясь с места. Василий понял, что двигается прямо на него. Когда точка разрослась до цветного пятна, он различил быстро летящий в его сторону ковер, а на ковре человека в цветном халате.

Ковер снизился над башней, на миг завис над полом, мягко опустился. Василий вскрикнул гневно:

-- Терн, ты что делаешь?.. Тебя могли заметить!

Человек, которого он назвал Терном, живо вскочил с ковра, глаза смеялись:

-- Царьградцы? Разве они варвары? Только варвары еще сохранили дар любоваться сказочными закатами, нежными восходами. Варвары знают сотни звезд, а взор царьградца устремлен только вперед, дабы не упустить выгоды... Приветствую тебя, властитель. Я к твоим услугам.

Василий раздраженно отмахнулся, потому что прямо из парапета неслышно выступил как тень немолодой человек в серой одежде, безликий и неприметный. Лицо было коричневое, словно всю жизнь провел под жарким солнцем. Василий всмотрелся, но так и не сумел увидеть ни глаз, ни рта, хотя вроде бы человек как человек, никакого беспокойства, только всякий раз не мог вспомнить облика этого человека, его имени, даже его слов.

-- Приветствую тебя, -- сказал он коротко, избегая называть Василия по имени.

-- И тебя, -- кивнул Василий раздраженно, -- приветствую... достойный..

А про себя добавил, чего достоин этот дурак, блюдущий свою кажущуюся независимость! Даже по имени не зовет, ибо имя архимандрита означает царственность. Ну как такое перенести! Дурак совсем не видит, что их не уничтожают лишь потому, что еще пользуются. Но с каждым годом все меньше...

Последние два мага поднялись снизу по ступенькам. Но хотя отдувались, словно бежали снизу без остановок и отдыха, Василий догадывался, что стража внизу вряд ли видела, чтобы кто-то входил в башню. А эти двое коснулись разве что третьей ступени, считая сверху. У магов, которых созвал, все еще побольше мощи, чем нужно, чтобы заставить плакать кровавыми слезами икону Богородицы или сделать нетленными мощи умершего митрополита.

-- Приветствую неразлучных Опинкла и Опанкла, -- сказал он с натужной веселостью. -- Вы все еще верите предсказанию, что умрете, если разлучитесь?

-- Мы еще живы, -- ответил уклончиво один из магов, Василий не был уверен, Опанкл или Опинкл, чересчур похожи, -- ты хотел нас видеть?

-- Располагайтесь, -- он сделал широкий жест рукой. -- Где хотите, для вас не сложно создать себе условия по вкусу..

Оба мага, даже не переглянувшись, скромненько сели на узкой лавке для троих. Они еще застали те времена, когда маги являлись в блеске молний и грохоте ломаемых скал, великие и ужасные, окруженные ореолом, но уцелели как раз потому, что сумели приспособиться к переменам.

-- Дорогие друзья, -- сказал Василий мягким голосом, но чтобы слышали, что под мягкой тканью скрывается железный кулак, -- хочется вам этого или нет, но за убежище приходится платить. Вы получили кров и стол, а услуг, как было раньше, от вас не требуется. Занимайся себе тайнами магии, совершенствуйся в разгадке древних рукописей, пытайся продвинуться в прочтении скрытого смысла Книги Первых Магов.... Однако иногда, совсем редко, святая церковь в своей милости позволяет оказывать ей услуги..

Маг поклонился:

-- Которые мы, конечно же, спешим предоставить.

Василий улыбнулся краешком губ. От него не ускользнула ирония, но негоже топтать ногами поверженного, а магов его церковь повергла столетия тому.

-- Вот и ладно. Вам поручается сделать то, что святая церковь просто не берется сделать из-за... гм... излишней щепетильности.

Кто-то не сдержался, громко хмыкнул. Мол, знаем эту щепетильность. Все веры как-то уживались, только вера Христа неумолимо заявила, что только она хороша, а все остальные -- мерзость, подлежат уничтожению. И уничтожает так, что в первые века кровью были забрызганы стены выше головы, сожжены все библиотеки, университеты, а философов, поэтов, математиков, вообще ученых -- истребляли так яро, что все земли под властью Христа погрузились во тьму, и там не осталось ни единого грамотного....

Василий метнул на него недовольный взор:

-- Базилевс не совсем понимает, какая угроза исходит с Севера... Он занят войной с арабами! Но с арабами мы воюем уже столетия, почти каждый год там война, а на севере вроде бы и войн еще нет... так, отдельные набеги... но эти набеги все стремительнее, все страшнее. Русландия -- кроха по сравнению с империей, но эта кроха растет и мужает не по дням, а по часам.

Второй маг кашлянул:

-- Мы не базилевсы, знаем все же несколько больше, да не обидит тебя...

-- Не обидит, -- кивнул Василий. -- Пока мы понимаем друг друга.

-- Что там сейчас?

Карта упорно стремилась свернуться в рулон, Василий шелохнул бровью, и карта легла послушно, застыла как приклеенная. По лицам магов заметил удовлетворенно, что присутствие магии уловили:

-- Вот примерно границы Русландии. Подлинные границы не знают даже в Киеве, ибо кордоны стремительно раздвигаются. Но для нас важнее, что в самой Руси уже наметился раскол... Во-первых, не сломлен Искоростень, столица удельного княжества древлян. Еще бабка нынешнего князя сожгла его дотла, но древляне отстроили заново, укрепили. Сейчас платят дань, но дерзят, ждут случая, чтобы ударить в спину. Второе, что в самом Киеве у князя хватает врагов. Самые злейшие -- его три жены, которых он взял силой. Одну лишил невинности и чести прямо на трупах убитых им ее братьев и отца, а двух взял у братьев... При одной из них, княгине Юлии, которую он взял у убитого им брата Ярополка, есть наш человек...

-- Кто?

-- Священник Иван. Умен, хитер, мудр, к тому же знает немного наше искусство. А если учесть, что успел до принятия сана священника побывать в ассасинах, воевал с арабами... словом, он может сделать многое.

Он видел, что слушают его с озадаченным видом. Один решился прервать молчание, с недоумением развел руками:

-- Не понимаю...

-- Что именно?

-- Почему церковь, тем более, мы -- маги... Это дело рук властей. Если Русландия... никогда о такой не слышал!.. настолько опасна, то надо туда послать войско! Ведь у нас самые могучие в мире войска?.. Или я что-то не так понимаю?

Василий спросил остро:

-- Ты боишься?

-- Нет, но...

-- Тогда отказываешься?

-- Я не отказываюсь, -- ответил маг с той же твердостью в голосе, он не отвел взгляда, -- я хочу знать, почему нельзя поручить обычным воинам. Если не могут воины, то значит, на русов нельзя просто обрушить дождь из стрел... Я мог бы подогнать такую тучку, но, как я говорил, проще послать обычное войско.

Василий признался нехотя:

-- Власть просто еще не зрит смертельной угрозы со стороны Русландии. Арабы ближе, они кажутся опаснее. А церковь не желает огласки. Слухи могут поползти очень тревожные. Отдельные отряды уже посылали... сейчас там белеют их кости. Да не на Руси, туда не дошли вовсе... А большое войско послать -- это объявить войну. Мы же с Русландией в мире, базилевс этот мир не нарушит.

Один из магов вспомнил озадаченно:

-- К тому же, как я помню...

-- Ну-ну?

-- Как помню, Русландия постоянно присылает нам войска на помощь! Когда нужно подавить мятежи, отбросить врага от границ... Странно.

Маги переглядывались, но самый старый из них, чьи предсказания всегда сбывались, сказал медленно:

-- А не оберегают ли империю от других, потому что присмотрели для себя?

Глава 7

К обеду над Киевом внезапно нагнало тучи. От земли до неба встала серая блистающая стена воды. Еще не приблизилась к воротам, а в небе уже показался дальний край черной тучи. Когда ливень обрушился во двор, из-за тучи выглянуло умытое солнце, капли дождя засверкали как жемчужины, разбивались на множество мелких брызг, почти пыль.

Гридни и бабы не прятались, хохотали и перебегали под дождем, выталкивали друг друга под толстые, как веревки, струи. Затем стена ливня стремительно отодвинулась, пошла через терема и дворы к Борическому взвозу, вслед глядели с сожалением: едва-едва пыль прибило!

За воротами нарастал гомон. Во двор ввалилась толпа, во главе шагал дородный разгневанный купец с длинной бородищей, но еще молодой, налитый силой и наглой уверенностью. За ними поспешали еще двое, явно помощники, следом торопились трое стражей, несколько зевак.

Владимир спросил громко:

-- Стряслось что? Молви как есть, суд князя скорый, но праведный.

Купец встал внизу у крыльца надменно, расставив ноги и вызывающе выставив черную, как смоль, бороду. Чем-то походил на богатого хазарина, вон даже пейсы на ушах висят, только хазары никогда в дремучие леса не ступали, а этот явно из леса, повадки медвежьи, голос зычен, за версту несет смолой и живицей, ими древляне пропитываются с колыбели.

-- Обиды чинят твои люди, -- сказал купец с ходу, умышленно забыв Владимира назвать князем. -- Мои товары отобрали при въезде!

Владимир, нахмурившись, вперил грозный взор в стража, признав в нем городского воротника:

-- Так ли?

Тот с готовностью подтвердил, рот до ушей, в глазах злорадство:

-- Точно! Но заплатили все, сколько было запрошено!

Купец взвизгнул:

-- Запрошено? Я не запрашивал! Эти мерзавцы всего лишь спросили, сколько стоит мой товар...

Он орал, брызгал слюной, но Владимир не слушал дальше, уже зная, как было. При въезде через городские ворота стража интересуется, во сколько приезжие купцы оценивают свой товар, дабы взять десятину. Иные хитрецы занижают стоимость своего товара, тогда стражи по княжескому наказу тут же вручают эти деньги, а товар забирают. Мол, на хитрую дупу есть хвост с винтом.

-- Еще люди были? -- спросил Владимир у воротника. -- Зрели? Вот и хорошо. Другим неповадно будет. Да и скажут, что все по закону.

Купец орал и брызгал слюнями, его утащили под руки. Владимир, морщась, слушал гневные крики, что Киев больно много власти взял, Искоростень еще себя покажет, на людях ездить нельзя...

Владимир хмуро смотрел вслед. Древляне на диво окрепли. Дань платят исправно, но не забыли страшного разгрома, не забыли крови. Дети рождаются со словами ненависти Киеву. В дремучих лесах, за непроходимыми завалами собирается, по смутным слухам, их дружина. Конечно, с могучим киевским войском не тягаться, но у Киева и без того немало врагов. Схватится Киев с кем-то, можно и в спину ударить...

Священник Иван вышагивал через двор мощно, уверенно, бросал по сторонам грозные взоры. Черная ряса, положенная по вере, поблескивала редким шитьем серебряными нитями, на груди тяжело колыхался золотой клест неимоверной величины. На цепи, что поддерживала крест, можно бы держать племенных быков. В руке длинный посох из слоновой кости, навершие из золота, а сам посох затейливо украшен тонкой резьбой, поблескивают разноцветные камешки, коим нет цены.

Владимир наблюдал с крыльца насмешливо и враждебно. Ромею только в одном не удается достичь, чтобы простодушные славяне провожали его с открытыми ртами: дебелости. У славян слово "худой" означает как тощего, так и больного, а если про кого с одобрением говорят, что поправился, то это и выздоровел и потолстел... Иван же хоть и не худ, напротив -- высок и крепок телом, но дурное мясо все никак не нарастает на сухое, жилистое тело.

Поросята с визгом шарахнулись от корыта, а у коновязи тревожно заржали и попробовали оборвать повод кони. Через двор наперерез попу шел тяжелый, как три медведя, Белоян. Священник ускорил шаг. За воротами его ждала крытая повозка. Толстый как копна гридень молча отворил перед ним дврцу, вскарабкался на облучок, и повозка укатила.

Легкий запах зверя донесся до крыльца раньше, чем подошел Белоян. Владимир невольно подумал, что волхв стал зверем, чтобы стать еще больше человеком, но... не возьмет ли звериная природа верх?

-- Опять с какой-то гадостью? -- спросил он.

Белоян ревниво кивнул вслед укатившей бричке:

-- К боярам... То крестины, то отходная.

-- Пусть всяк молится тому, -- ответил Владимир неприязненно кому хочет. На справедливости любая держава стоит.

-- Так-то оно так... Но христиан все больше. Народ прост, боярин или смерд: их надо ошеломить, ошарашить. Хоть чудом, хоть золотым крестом в пуд весом. А чтоб народ простой зрел величие и богатство христианской церкви, надо все цеплять на себя... Я тоже видел их церкви! Идет такой мужик в золотой рясе, морда -- во, пузо -- во, сразу видно, что сытно живет. Ряса шита золотом, бычью шею гнет золотой крест еще поболе, чем у этого, кадило... или что там у них, тоже из чистого злата, на голове золотая шапка хитро писаная златым шитьем, даже с каменьями в конский каштан размером...

-- Это не поп, -- возразил Владимир, морщась, -- митрополит или патриарх...

-- Все одно. Народ зрит богатство, ахает, падает на колени. Встречают по одежке! А недостаток ума можно прикрыть велеречием, рассуждениями. Их же учат как уходить от правды. Вот и переманивают дурней... А так, как любой народ состоит из дурней, умных везде мало, то...

Владимир раздраженно отмахнулся:

-- Ладно тебе. Не пройти здесь чужой вере. Лучше погляди, как там в Царьграде?

Белоян поколебался:

-- Силы у меня ее не те... Больно выложился, когда чашу добывал. Накоплю малость, тогда. А пока о самой чаше. Я ж ее принес вовсе не затем, чтобы богатырей твоих мордой по столу... Хотя стоило бы. А затем, чтоб ты сам увидел, на кого можно положиться, а кто не человек, а так... похвальба в сафьяновых сапогах. Одни старые богатыри чего-то стоят, но тяжелы на подъем, на подвиги уже не тянет. Молодежь растет быстро, но ее уносит на дальние заставы во чисто поле, славы и добычи искать...

Владимир нахмурился, потеребил чуб. Золотая серьга тускло поблескивала, а крохотные искорки от рубина хищно простреливали полутьму, перемигиваясь со звездами, такими же острыми и колючими..

-- Чашу пробовали только в Золотой палате. Но еще больше богатырей в Серебряной! А во дворе вовсе не счесть, пусть не таких знатных.

Волхв огляделся по сторонам, поманил его пальцем под укрытие бревенчатой стены. Владимир подошел, спросил с издевкой:

-- Уж не стрелы ли печенежской страшишься?

-- Дурень ты, -- ответил волхв. -- Печенеги -- друзья, к тому же надежные. А вот твои бояре, терема на той стороне... Я тут прикрылся от их ушей, видишь?

Он повел дланью, Владимир вздрогнул. Над ними стал видим, трепеща крыльями, полупрозрачный нетопырь. Крохотные, как бусинки, глаза горели красным. Огромные уши шевелились.

Владимир сказал торопливо:

-- Убей!

-- Надо ли? -- ответил волхв с неудовольствием. -- Все равно не слышит...

-- Убей!!!

Волхв щелкнул пальцами, из ладони вырвался короткий слепящий свет в облике копья. Нетопырь пискнул и рассыпался коричневой пылью. Запахло паленой шерстью.. Владимир выдохнул с облегчением. Волхв сказал с непонятным выражением:

-- Странный ты... Целое войско чужих лазутчиков да разведчиков терпишь в Киеве... да что Киеве -- в детинце! -- а тут трясешься как осиновый лист.

-- Тех я вижу насквозь, -- буркнул Владимир. -- И вообще не люблю летучих мышей!

-- А этих вижу я. Ну ладно, слушай, пока нового слухача не подослали... На твоих богатырей надежды мало. Они пьянствуют да бахвалятся подвигами. Что им древляне? Война опасная, а славы мало. То ли дело завалить Змея, отыскать избушку бабы-яги да сжечь, погнаться за Кощеем... О таких песни складывают!

Владимир нахмурился:

-- Что-то многовато этой нечисти. Не думаешь ли, что кто-то насылает?

-- Кто?

-- Ну, какие-то колдуны или маги. Сеют порчу, заговорами создают это... гадкое. Прямо из земли рождают, а то прямо из заговоров. Тебе виднее, что спрашиваешь?

Волхв подумал, покачал головой:

-- Ты из Царьграда вернулся подозрительный, как грек. Это там сеют порчу, гадят друг другу. Мы в необжитых землях! Тут чудовища жили с начала времен. Это мы пришли на их земли.

Владимир поник, челюсти сжал, глаза невидяще уставились в одну точку:

-- То-то мне старый Асмунд сказывал, что королевство создать трудно, но удержать еще труднее. Но дать ему жизнь надолго -- это уже почти чудо... Недаром я в странствиях всюду видел развалины таких древних царств, что дух захватывало. А чуб от страха поднимал шлем... А у нас соседи, что только и глядят, как бы ухватить за горло, чудовища лесные и болотные, а тут еще свои же богатыри шумят... Все золото отдал! А что делать? Моя сила -- в них. Но нельзя дать и на голову сесть...

Волхв сказал осторожно:

-- А поступи так. Как ты сделал с варягами, что помогли тебе захватить власть?..

Владимир развел руками:

-- Те вовсе пытались захватить город! И власть мою не признавали... Но ты прав, тут надо тоже сделать прополку. Самых горластых отправить бы на свершение подвигов... Вернутся -- хорошо, моя слава упрочится, не вернутся -- больше спокойствия. Где, говоришь, чудовища лютуют?

Волхв вытащил из-за пазухи дощечки. Владимир не понимал письмена, начертанные чертами и резами, да еще подвешенные к линии, а не посаженные на нее, но волхв заговорил, даже не глядя на записи:

-- В Муромских лесах засел лютый Соловей-разбойник. Те дороги перекрыты для наших купцов. Приходится объезжать, а это платить тамошним князьям за топтание ихней земли. В днепровской круче поселился крупный Змей. Мало того, что крылатый, еще и огнем пышет! Повадился скот таскать, а сейчас уже людей похищает...

Владимир бросил мрачно:

-- Человечье мясо самое сладкое. Кто попробует, того на него всегда тянет.

Волхв бросил на него предостерегающий взор:

-- Я не воин, вкуса крови людской не ведаю. Или ты на что-то еще намекаешь?

-- Да что ты, -- отшатнулся Владимир, -- ты у нас только по меду знаток, а мяса вовсе не ешь... Чтоб бабы, говоришь, не снились?.. Думаю, что скот начали беречь, вот оголодавший Змей хватает то, что изловит. С голоду и кур красть будет. Хорошо бы туда отряд... а еще лучше, того же Сиявуша-крикуна. Он силен, может и в самом деле побить зеленого... -- Что еще?

-- Среди днепровских порогов лютуют дивные звери. Мало кто их видел, ибо с берега не разглядишь, а кто видел вблизи, уже не расскажет. Зовут их рухами, живут прямо в ямах на дне, что вырыли им страшные водовороты. Ну... еще из-за дождей, что в прошлом году едва всю Русь не утопили, болота разошлись, на лес наступают... Болотникам да упырям нет числа. Уже на берег лезут, по лесу шастают. Кого не попадя, хватают. Мужики боятся за дровами ездить, бабы перестали за ягодами ходить.

-- Это нам пока не по силам. Ни днепровские рухи, ни болотники. Туда надо целое войско... Даже войско не поможет. Леса корчевать -- другое дело. Тогда и болота подсохнут. А пропадут болота и болотникам конец. А что слышно с пустошью за Черным Лесом?

Волхв разложил перед собой дощечки:

-- Вот тут я изобразил... Избушку заметили охотники, но подходить не стали. Сразу же назад, войту сообщили, а он прислал мальчишку к нам. Что верно, то верно, раньше там бабы-яги не было. Но кто знает, откуда пришла? Может быть переселилась всего на десяток-другой верст ближе к югу, тут ее и заметили... Туда можно послать одного богатыря. Подумай, реши.

Владимир слушал невнимательно. Белоян перехватил отсутствующий взор князя, тоскующий и одновременно злой:

-- Ладно, ты вроде бы здесь, а душа твоя там... Все еще не передумал?

Владимир скосил на него хищный как у орла глаз:

-- Ты о чем?