Чтение 4–й страницы книги ~Князь Владимир~

Вдруг сзади послышался тяжелый конский топот. Из дальних рядов войска вырвался отряд во главе с Кресаном. Они понеслись вдоль рва, на скаку метали горящие стрелы. Самые сильные сжимали в руках легкие дротики, на концах каждого полыхала пакля. Попытка -- не пытка, авось да удастся дометнуть до стены. Бревна сухие, могут и загореться.

Со стен стрелы полетели чаще. Стреляли, как заметил Владимир, не свеи, а славяне. Впрочем. теперь уже трудно отличить их друг от друга. Кресан поднял над головой щит, крикнул страшным голосом, подбадривая своих. Двое раненых отстали, но огненные стрелы все еще распарывали воздух, роняли искры. Вслед за всадниками загоралась сухая трава. Но и на крепостной стене расцветали огненные цветы, пошли шириться, поползли языками вверх...

-- На приступ! -- грянул Владимир.

Он галопом пустил коня с холма. К стенам бежали, хрипло крича, мужики с лестницами. Всадники на ходу метали вязанки хвороста в ров, а когда с лестницами добежали, ров в трех местах был уже заполнен. Лестницы с ходу приставили к стенам, по ним побежали, торопясь и поскальзываясь -- первому, кто поднимется на стену, князь жалует золотую гривну, второму и третьему -- по серебряной. Сверху летели камни, бревна, лилась смола и сыпался песок в глаза нападающим. Кое-где лестницы были перебиты сброшенными со стен бревнами. Слышались крики и ругань раненых.

Владимир на скаку крикнул Кресану:

-- Мой отряд здесь?

-- Рвутся в бой, но я держу.

-- Добро. Я -- по копьям!

-- Княже,-- запротестовал Кресан, он побелел,-- тебе нельзя!

-- Выполняй!

Мой первый бой на Руси, подумал он люто. Он же и последний, если будет неудача. Сейчас на кон поставлено все. Даже жизнь. Если не взять Полоцк вот так с налету, то не взять вовсе. Узнают варяжские дружины, тут же повернут сюда!

Всадники из его отборной дружины по знаку Кресана ринулись на полном скаку к городской стене. Владимир скакал последним, на ходу высвобождал ступни из стремян.

Место для приступа было неудобное, ямы да колдобины, лестницы ставили шагов на десять справа и слева, там кипели ожесточенные схватки, звенело железо. Немногим удавалось добраться до гребня, там дрались люто, каждый миг мог стать последним днем города.

Кресан на полном скаку, оказавшись вблизи стены, изо всех сил метнул дротик. Острое лезвие пропороло воздух и со стуком вонзилось в деревянную плаху в сажени от земли. Второй всадник метнул почти одновременно, за ними бросили другие, как бросали на учениях в лесу. Копья с силой ударились в деревянную стену и засели: выше и выше одно над другим, двумя рядами от земли до самого верха.

Владимир на скаку взлез ногами на седло, придержал коня, прыгнул. Пальцы растопырились, ловя древко дротика над головой, а ноги опустились на широкое лезвие копья Кресана.

Кресан всадил на совесть, даже не дрогнуло. Владимир быстро полез по дротикам наверх, наступая как можно ближе к стене, чтобы не выскочило под его весом. Он чувствовал взгляды почти всего войска: применил отчаянный прием викингов, ибо шел на отважнейшего из свеев и хотел побить тем же оружием.

Всей похолодевшей душой ощутил, что уже высоко, сорваться -- убиться насмерть, но тут голова наконец поднялась над гребнем, открылся внутренний двор города-крепости.

Почти все воины были на стенах, а возле ворот стояли наготове десятка два воинов. Обнаженные мечи блестели в их руках, лица были угрюмы и исполнены решимости. Первым стоял крупный дородный воин в рогатом шлеме. Опущенное забрало скрывало его лицо, но по княжескому корзну Владимир узнал князя. За ним стояли два молодых гиганта, оба выше и шире в плечах. В их огромных руках были тяжелые секиры, на головах блестели шлемы с рогами. За ними дружина держалась плотно, все прислушивались к крикам по ту сторону ворот.

Владимир взапрыгнул на стену, пробежал, стараясь не смотреть вниз. Ближайший свеон, а может и славянин, оглянулся, рот начал открываться для истошного вопля. Кулак Владимира угодил под ложечку, дыхание стража вылетело со всхлипом. Владимир дал под зад, и воин молча полетел навстречу обагренной земле.

В десятке шагов впереди сразу по трем лестницам карабкались его люди. Защитники метали в них камни, лили горячую смолу. Одна лестница с треском переломилась. Владимир запоздало набежал, сшиб сразу двоих, третьего срубил мечом, потеснил четвертого, подхватил чей-то щит, молча выдерживал удары боевого топора, а снизу вдруг раздались тревожные и радостные крики:

-- Князь! Наш князь на стене!

-- Быстрее, он же там один!

-- Князю на выручку!

Закрывшись щитом, Владимир яростно рубился боевым топором, крутился как вьюн, отбивался уже во все стороны. Он ощутил сильнейший удар по голове, в ушах зазвенело, другие удары разрубили и выбили из рук щит. Он уже задыхался от тесноты и усталости, когда противники вдруг начали падать как снопы. За их спинами показалась коренастая фигура Кременя. Он молниеносно орудовал огромным топором. После каждого удара человек падал, сраженный насмерть.

С другой стороны стену чистил Кресан, за ним размахивали топорами его дружинники. Он встретился взглядом с князем, в его раскосых глазах были осуждение и восторг одновременно.

Дружинники как горох посыпались по ступенькам вниз, во внутренний двор. На ходу сшибали защитников, метали на них же оставшиеся на стенах камни. По лестницам взбирались разъяренные новгородцы, со злыми криками сбегали во двор.

Возле ворот завязалась яростная схватка. Через стены карабкались все новые дружинники и люди из земского войска, а защитники ворот таяли. Вскоре вся площадь перед воротами была устлала трупами. Затрещали столбы, огромные створки с грохотом обрушились вовнутрь. С той стороны напирали орущие новгородцы.

Рогволод с сыновьями и частью воинов отступили, их вытеснили в переулок. Через проем в город ворвалась толпа, над головами блистали мечи и топоры.

Кресан проследил за ними взглядом:

-- Теперь все... Но ты прямо весь в отца!

Владимир покачал головой:

-- Нет. Я не предупреждаю о своем нападении.

-- Гм... Если бы они хотя бы помыслили, что ты идешь сюда, нам довелось бы только попить воды из городского рва.

Лицо его сияло. Явно только сейчас поверил, что их отчаянная затея может увенчаться успехом. Да еще каким! Неприступный Полоцк взят с ходу, словно какая-нибудь захудалая весь!

Когда спустился со стены, ступеньки были залиты кровью. Ему подвели коня. Дружинники смотрели с откровенным восторгом. Владимир взобрался в седло. Дыхание уже восстановилось, он смотрелся снова собранным и заглядывающим далеко вперед.

-- К княжескому терему! -- велел он.-- Похоже, последняя схватка будет там.

Его окружили дружинники, зло и настороженно посматривали на дома, из окон которых могли полететь стрелы. Владимир не перечил, пусть охраняют. Он себя показать сумел. Пойдет нужная слава среди воинов. На сегодняшний день это самая нужная ему слава!

Улица вывела на городскую площадь, там все еще кипел бой. Группа полочан упорно защищала ворота огромного терема. Впереди дрались два гиганта, закованные по западному обычаю в броню. От их ударов разбивались щиты, а мечи ломались как хворостины. Оба ревели как разъяренные быки, озирались налитыми кровью глазами. Новгородцы пятились, пытались достать их копьями.

Владимир ощутил, как сердце снова начало стучать чаще. Горячая кровь ударила в голову. Вот они, сыновья благородных кровей, потомки самого бога богов Одина! А их отец Рогволод сейчас уже в тереме, спешно готовит оборону, с любовью и гордостью посматривает в окно на своих героев-сыновей!

-- Лучников сюда! -- велел он страшным голосом.-- Добить их стрелами как свиней! Я не хочу больше терять людей.

Ратники отступили, вперед выдвинулись умельцы с луками в руках. Роальд и Турольд закрылись щитами, но не попятились, как и не бросились на вооруженных только луками людей. Отец велел им защищать ворота в отчий дом, они и будут защищать, даже если против них пойдет весь мир вместе с жалким новгородским сбродом!

Послышался змеиный посвист стрел, звонкие хлопки тетивы по кожаным рукавицам. Стрелы били точно и сильно, но доспехи сыновьям Рогволода ковали на совесть. Обломки стрел усеяли площадь, прежде чем Турольд вскрикнул, выругался, а рука со щитом пошла вниз. Одна стрела все же отыскала зазор в сочленении! Алая кровь выступила через зазоры, усеивала каплями землю вокруг. Теперь и другие стрелы как злые пчелы зажужжали, начали находить щели. Турольд вскоре стал похож на ежа, выпрямился во весь рост и внезапно упал навзничь.

Среди новгородцев раздались крики. В Роальда полетели боевые гири, топоры. Оглушенный, он опустился на колени, а тут орущая толпа навалилась, смяла, опрокинула, потеснила остальных, ворвалась во двор терема. Самые ловкие уже сдирали доспехи с павших сыновей князя, дрались за них, плевали друг в друга, хватались за ножи.

Последняя яростная схватка закипела на высоком резном крыльце. Новгородцы, воодушевленные победой, старались забраться через окна -- кто влезет в числе первых, тот нахапает княжьего добра больше,-- оттуда тыкали копьями и остриями мечей.

-- Терем Рогволода? -- крикнул Владимир.

Бородатый воин оглянулся, лицо окровавленное, борода слиплась, ответил свирепо:

-- А то чей же? Княже, ты свой геройский подвиг уже свершил, сюды не лезь! Боги могут осерчать на такое невежество!

В его злом голосе была суровая ласка. Он был их князем, которому уже отдали и сердца. Владимир покачал головой:

-- Тоже мне воин! Даже за сыновей не мстит... На его ж глазах убили!

Новгородец покачал головой:

-- Там у него дочка. Наверняка он сейчас нож у ее горла держит. Чтобы, значит, не досталась победителю. Они, свеи, гордые...

Во двор вбежали воины с факелами в руках. По дороге добивали раненых, пронеслись чьи-то конники. Двое с факелами метнулись к крыльцу.

-- Терем не жечь,-- приказал Владимир.-- Теперь это наш, новгородский!

Завидев князя, воины было возобновили натиск. Владимир закричал, велел отойти. Наступила затишье, только по всей улице слышались отчаянные крики, трещали двери. Рассвирепевшие новгородцы вламывались в дома, убивали жителей, спешно грабили.

-- Кресан,-- велел Владимир,-- у тебя голос как у ромейского быка перед течкой. Кликни Рогволода, хочу слово молвить.

-- Слушаю, княже.

Он пустил коня к самому крыльцу, в дверях стояли измученные защитники, их доспехи погнулись и были покрыты кровью. Кресан приставил ладони ко рту, загремел во всю мочь:

-- Рогволод, бывший князь Полоцка! Тебя кличет на разговор князь Владимир. Выдь на крыльцо... А вы отойдите от терема, дайте князю явиться во всей своей красе.

Дружинники отхлынули еще дальше, остановились почти у забора. Довольно долго в тереме было тихо. Владимир терял терпение, хотел было бросить людей на приступ, но защитники терема расступились, вышел рослый воин в княжеской одежде поверх дорогих доспехов. Он был тяжелый, сквозь узкую прорезь заборола блестели яростные голубые глаза. В рыжей бороде, что веером ложилась на грудь, блестели серебристые волосы. В его руке был боевой топор на длинной рукояти.

-- Я Рогволод,-- произнес он густым сильным голосом, в котором боли было больше, чем силы.-- Кто хотел говорить со мной?

Владимир спрыгнул с коня, отшвырнул меч и выхватил у Тавра его топор.

-- Я,-- сказал он звонко и свирепо.-- Я -- князь Владимир! Ты звал меня, вот я и пришел. Я -- сын рабыни! Что скажешь теперь?

-- Боги повернулись ко мне спиной,-- хрипло сказал Рогволод,-- Я знаю, ты одолел стену, как делали в старину герои... и то немногие. Ты убил моих сыновей... Но ты еще не взял меня, как не взял и мою дочь.

-- Я знаю, о чем ты говоришь,-- сказал Владимир напряженно.-- Потому я предлагаю тебе спасти себя и дочь. Да, твоя жизнь для тебя мало что значит, но жизнь дочери?

Боль стояла в глазах старого викинга.

-- Говори.

-- Ты готов к поединку?

-- Всегда. Но с кем? Я не вижу равных среди лапотников.

Владимир оглянулся на новгородцев, что сразу возроптали, загремели оружием. Сказал громко:

-- Это лапотное уже с легкостью взяло твой город. А я умею не только по стенам карабкаться как ошалелый кот. Но ты все же можешь убить меня, твоя душа возрадуется. Но и это не все! Клянусь всеми богами, чистым небом и... тем святым, что осталось в Царьграде, ты и твоя дочь получите свободу, если сразишь меня в поединке. Свободу и свободный проезд в любую страну, куда захочешь!

Рогволод качнулся как от удара. Каменное лицо дрогнуло. Боль, отчаяние, дикая надежда так ясно проявились на лице сурового князя, что сердце Владимира дрогнуло. Нет, напомнил он себе яростно. Не забывать, как эти высокородные изгалялись, как вытирали о него ноги!

Кресан и Панас раздвигали круг для поединка. Из терема высунулись головы, но никто не метал стрелы. Наступило священное перемирие. Когда в кругу сходятся сильнейшие бойцы, все боги свешивают головы с небес, смотрят, радуются, переживают за того или другого, стараются помочь.

Рогволод медленно сошел с крыльца. Под широкими пластинами доспеха тускло блестела миланская кольчуга. Широкие плечи были как глыбы, сам тяжел и грузноват, руки толстые, сильные, но короче, чем у него, Владимира... Силен, очень силен князь Полоцка. И в поединках искусен как немногие викинги...

-- Благодарствую, князь,-- сказал Рогволод, он впервые назвал новгородца князем.-- Ты сразил моих сыновей... мой род пресекся. Но за двобой благодарствую.

-- Не стоит,-- возразил Владимир.-- За это благодарить не стоит!

Рогволод опустил забороло и шагнул вперед. Его топор взметнулся, Владимир заученно подставил щит, но Рогволод нанес коварный удар вниз и наискось, стремясь поразить концом длинного лезвия колени врага. Владимир так же заученно, словно уже год ждал именно этот удар, опустил щит чуть ниже. Железо со скрежетом скользнуло по железу, топор Владимира блеснул в воздухе. Рогволод тоже подставил щит и одновременно отпрыгнул. Ибо если новгородский князь воин умелый, а похоже на то, то его топор лишь с виду нацелен в голову, а рубанет по правой ключице!

Разошлись, закружили друг вокруг друга, меряя друг друга ненавидящими взорами. Оба прошли воинскую науку хорошо, ни ошибок, ни легкой победы не будет. Зато любая крохотная промашка приведет кого-то к победе... А кому-то оборвет жизнь.

Владимир начал наносить частые удары, стремясь измотать могучего, но уже немолодого противника. Бил из разных положений, Рогволода надо держать в постоянном напряжении, успевал даже отдохнуть в какие-то моменты, со свирепой радостью слышал в тяжелом дыхании полоцкого князя хрипы загнанного зверя. Старый викинг уже не пытается поразить врага, лишь обороняется, но старается найти хоть щелочку в обороне новгородского князя...

Воины, завороженные боем, смыкались вокруг схватки все теснее. Дружинники, спохватываясь, начинали оттеснять, расширяли круг, но чаще всего застывали, завороженные сами, постигая таинство жестокого поединка. В смертном бою сошлись искусные бойцы, намного искуснее их самих!

Рогволод стоял, расставив ноги, отражал удары. Владимир кружил вокруг противника, успевал бросить взгляды поверх головы Рогволода. Он видел, как Тавр с его людьми незаметно поднялся на крыльцо, скользнул внутрь терема. Там вроде бы послышался лязг железа, но тут же оборвался.

Постоянный звон стоял и во дворе. Наконец окованный полосами булата щит Рогволода покрылся вмятинами, треснул. Владимир нанес прицельный удар по щиту. В руке полоцкого князя остался обломок, а щит со звоном запрыгал по каменным плитам.

Рогволод с рычанием отбросил рукоять, ухватил топор обеими руками. Воины подались назад уже сами, натиск полоцкого князя был страшен. Владимир с трудом сдерживал напор, даже отступил на два шага, потом еще на шаг и еще. Наконец-то викинг поступил правильно, успел он подумать. Со щитом уже изнемогал, а сейчас схватка стала почти равной...

Владимир закрывался щитом, все время выставляя топор, словно готовя к короткому удару. Рогволод должен остерегаться, это держит в напряжении, изматывает. Щит грохотал от ударов, голова гудела. Глаза неотрывно следили за князем. У того в груди гудело, словно в трубе в ветреную ночь, наконец он, улучив момент, поднял забрало, чтобы хватить ртом воздуха, и Владимир содрогнулся, увидев красное измученное лицо и налитые кровью глаза. Борода князя смялась и потемнела от пота.

Он бил все слабее, сам шатался от своих богатырских замахов. Один удар, вовсе неудачный, Владимир не стал отбивать щитом, просто отклонился. Лезвие просвистело мимо, звонко отозвались на удар каменные плиты.

-- Отправляйся в свою Валгаллу! -- крикнул Владимир.-- Но берегись, ибо я могу найти тебя и там!

Страшно блеснуло на солнце железо. Все увидели блестящую дугу, с такой скоростью новгородский князь обрушил топор на рогатый шлем. Железная скорлупа раскололась как гнилой орех. Лезвие вошло в голову князя по самый обух.

Владимир выпустил топорище и отступил на шаг. Рогволод еще стоял, ноги пытались удержать мертвое тело, а за его спиной Кресан кивнул своим дружинникам, те отступили и приготовили оружие к схватке. Люди Рогволода хмуро переглянулись, начали безрадостно бросать свое оружие на землю. Пленников отвели к забору и усадили двумя рядами.

В тереме слышались крики, большей частью -- женские. Грохотало, звенела посуда, трещала мебель.

Глава 6

Вскоре на площадь перед теремом выволокли молодых женщин, девок. С них срывали платки, что везде считалось бесчестьем, с ходу лапали, задирали подолы.

Из рук дружинников отчаянно вырывалась стройная девушка с огромными синими, как озера, глазами на бледном лице. Ее золотые волосы на лбу были перехвачены ниткой крупного жемчуга, а толстая коса падала на высокую грудь и свисала до пояса. Слезы бежали по ее мертвенно бледному лицу.

-- Это и есть Рогнеда? -- спросил Владимир у Тавра. Тот вышел следом, улыбался, поднял кверху большой палец. На руке была кровь, но боярин скалил зубы, очень довольный.

-- Она,-- ответил Тавр.-- Пыталась зарезаться... Не похожа?

-- Я ожидал большего,-- ответил Владимир сухо. Ненависть жгла душу, он пытался вызвать к ней жалость и не мог.

-- Она,-- заверил Тавр.-- Самая красивая во всем Полоцком княжестве! А то и на Руси.

Владимир заскрипел зубами, почудилось, что вот-вот услышит над головой далекий серебристый звон фанфар:

-- Самая-самая? Да что в ней? И задница чересчур высока, и вымя у любой коровы больше!

Рогнеда, обливаясь слезами, безуспешно пыталась упасть на труп отца. Роальд и Турольд в лужах крови разбросали руки в трех шагах от отца. Дружинники держали ее крепко, зло зыркали по сторонам. Тавр молодец, сумел вырвать ее из-под ножа. Явно же Рогволод оставил с нею людей, дабы зарезали в случае чего.

Владимир отшвырнул топор, где на лезвии прилипли седые пряди ее отца. Голос был хриплым от ненависти:

-- Ну, гордая княжна? Готова разуть сына рабыни?

-- Убей меня! -- вскрикнула она в слезах.-- Убей меня, зверь! Как убил отца и братьев!

Площадь была завалена трупами. Вдали над крышами поднимался черный дым, в проеме ворот билась лошадь с распоротым животом. На ступеньках крыльца лежали бездыханными двое дружинников, что пришли с ним из далекого Новгорода.

Он зло засмеялся. Ярость душила так, что стало трудно дышать.

-- Красивой смерти жаждешь! Героиня северных саг! Не будет тебе... Эй вы там! Этих девок вам на потеху! А гордая княжна пожнет то, что посеяла...

Она закричала, увидев перед собой его белое безумное лицо. Он шагнул к ней, рванул за ворот. Нежная ткань затрещала и осталась в его кулаке. Она задохнулась от ужаса, а когда свежий воздух пахнул ей на грудь, она вдруг увидела, что новгородец разорвал ее платье до пояса! Она ухватилась обеими руками за лоскутья, пытаясь закрыться от похотливых взглядов. Он больно ударил ее по руке. Разорванное платье соскользнуло с ее узких девичьих плеч.

В ужасе, видя, что рушится мир, она с плачем пыталась закрыть обнаженную грудь обеими ладонями. Новгородец зло сжал кисти ее тонких рук и медленно развел в стороны. Она попыталась укусить его за руку, но он с такой силой ударил ее по лицу, что она упала, больно ударилась о каменные плиты площади.

Он нагнулся, ухватил за косу и намотал на руку. Его голос был прерывающимся от ненависти:

-- Ну? Что скажешь, благородная гадина?

Она пыталась вывернуться. Он ударил ее снова, его сильные руки срывали с нее одежду. Она слышала гогот собравшихся мужчин, пыталась отбиваться, царапалась, кусалась. Он ударил ее еще, грубо перевернул лицом вниз. Она разбила губы о камень, уже и так залитый кровью ее отца. Потом ее тело пронзила острая боль, новгородский раб что-то выкрикнул, в ответ загремели мужские голоса, похабные и стыдные. Он мял ее и терзал, ее нежное тело трещало под его грубыми, рвущими ее плоть пальцами.

Потом тяжесть вроде бы ушла, но истерзанное тело застыло от боли, она боялась шевельнуться. Мимо процокали конские копыта. Мужские голоса раздавались то ближе, то удалялись.

Солнце уже садилось, когда она зашевелилась, пыталась сесть. Вдруг услышала быстрые шаги, ее подхватили участливые руки. Это была сенная девка Ганка. Платье ее было тоже изорвано, губы искусаны, на теле виднелись синяки и кровоподтеки. В глазах стояли слезы:

-- Милая княжна, что эти звери с тобой сделали!

Рогнеда с усилием повернула голову. Она сидела, поддерживаемая Ганкой, в теплой луже крови. Та уже потемнела, свернулась в комочки. Рядом лежал труп отца, а с другой стороны -- разрубленные тела братьев. Она узнала их с трудом. Доспехи и одежду сняли, и прекрасные тела разрубили, глумясь, топорами, будто туши лесных кабанов.

-- Княжна! Нас, твоих девок, бесчестили прямо на площади...

-- Меня... тоже...-- прошептала Рогнеда.

-- Тебя только князь, а нас скопом! Березана противилась, так ее проткнули копьем, а потом уже мертвую испакостили... Звери, хуже зверей!

Она расплакалась, обнимая и расплетая тяжелую, набухшую от крови косу. Рогнеда сидела недвижимо. Во всем теле была боль, но еще большая боль терзала внутренности. Теперь она знала, что такое ненависть. Сегодня терзали не только ее тело. Втоптали в грязь девичью честь, имя гордой княжеской дочери. А что такое потеря богатого княжества в сравнении?

На улице темнело, только зарево уже трех пожаров озаряло небо и бросало на улицу зловещие багровые сполохи. Донесся треск горящего дерева. Все еще доносились отчаянные предсмертные крики. Кого-то насиловали, убивали, грабили. Убитым вспарывали животы, искали проглоченные драгоценности. В богатых домах убивали всех, даже детей, рылись в окровавленных внутренностях.

Рогнеда остановилась, давая глазам привыкнуть к полутьме комнаты. Светильник трепетным огоньком озарял лишь один угол. За столом высокий мужчина склонился над развернутой картой из телячьей кожи. На едва слышный стук двери он мгновенно поднял голову. На нее взглянуло незнакомое лицо: сосредоточенное, в глубокой задумчивости, с запавшими глазами. Чисто выбритая голова блестела, как и серьга в ухе, черный клок волос как змея свисал с макушки до шеи.

Человек в упор смотрел на нее, словно не узнавая, наконец сквозь чужой облик проступили черты хищника, который убил ее отца и братьев, опоганил ее тело и душу. Ей показалось, что даже глаза у него зажглись багровыми огоньками, как угли, с которых ветром сдуло пепел.

-- А,-- сказал он, в голосе новгородца вместе с ненавистью, все еще неутоленной, росло торжество,-- ну-ну, иди сюда.

Она мертво смотрела в его смеющееся лицо.

-- Твои воины пропустили меня...

-- А как же? -- удивился он.-- Все знают, что ты придешь разуть меня. И весь твой город знает!

Она задохнулась от унижения. Казалось бы, уже все выжжено, исковеркано, загажено, но он нашел как сделать еще больнее!

-- Кто это тебе сказал? -- спросила она тихо.

-- Боги.

-- Чьи боги?

-- Тебе помогают свои, мне свои. Теперь уже видно, чьи сильнее.

Приближаясь, она увидела на столе выделанную телячью кожу, где были реки, озера, леса, болота, град Полоцк. Она часто видела эту карту на столе ее отца. Он долго обсуждал с воеводами как лучше обустроить земли, защитить, где проложить мосты, загатить болота, а где пустить паромы...

-- Тебе боги в самом деле сказали, что я приду разуть?

-- Сказали.

-- Твои боги... лгут!

Она молниеносно выхватила узкий кинжал. Тускло блеснуло лезвие. Она ударила точно и сильно прямо в сердце...

...но рука остановилась на полпути. Сильные пальцы сжали запястье словно волчьим капканом. Он держал ее крепко, смотрел насмешливо. Губы искривились в злой и презрительной гримасе:

-- Мои не лгут. Они сказали, что ты захочешь отомстить. Я лишь должен был понять, как. Яд, удар нанятого вора, удавка... Все недостойно, ты должна придти сама. Еще от двери я видел где ты прятала нож! А теперь ты умрешь, и даже твои люди отвернутся от тебя.

Он вывернул ей руку, она вскрикнула от боли. Кинжал упал на пол. Владимир пинком отправил его под стол.

-- Я могу не сказать, что пыталась тебя убить,-- прошептала она.

Он засмеялся:

-- Тем лучше. Выходит, я заставил гордую Рогнедь солгать, как простую рабыню.

Горькие слезы закипели в ее голубых глазах:

-- Да... я скажу, что пыталась тебя убить.

Появился неслышно тихий человек, забрал кинжал и так же неслышно исчез.

-- Умрешь на рассвете,-- сказал он, глядя ей в глаза.-- Умрешь не как княжна, а как тать и головница. Но сперва по праву войны я отдам тебя воинам на потеху.

Слезы бежали по ее мертвенно бледному лицу. Владимир раздвинул в жесткой усмешке губы:

-- Там в десятке Дубоголова есть такой страшила... Бр-р-р! А у Выпника в отряде какие-то больные, покрытые коростой и язвами... К ним ни одна баба ни за какие деньги... тебе обрадуются, уж они-то свою скопившуюся похоть утолят!

Она прошептала, глотая слезы:

-- Зачем... Зачем ты мне все это говоришь?

Голос новгородского князя был тяжелым и острым, как его меч:

-- Ты разуешь меня. Ты разуешь меня как самая последняя челядница, как слуга челядницы. Ты разуешь меня и поцелуешь мои сапоги! В этом случае ты умрешь на рассвете как княжна. И будешь похоронена с отцом и братьями.