ходить полезно...
я не мог шевельнуться и только смотрел, как вязкие нити неизбежности
опутывают нас - нас всех! - и за спинами парней в воздухе словно
проявляется огромный фотоснимок...
них - светловолосый, с пустым мутным взглядом - сидел на корточках,
вцепившись в какой-то тюк, а второй навалился ему на спину, захлестнув
мощную шею удавкой; а за ними постепенно возникала стена, дверь, коридор,
и люди в незнакомых мне темных накидках...
смотреть, ожидая того мига, когда нити оживут и марионетки беспомощно
задергаются; смотреть и слушать Талькин звенящий голос...
Ты умрешь через двенадцать лет, но умрешь не сразу... ты долго будешь
кончаться, ты будешь волком выть, а от тебя все ножи спрячут!.. и веревки
спрячут...
видел, как белеет Бакс, переглядываются парни, и лохматый сует руку в
карман; а потом в его руке оказался складной рыбацкий нож, и лохматый
принялся зубами открывать его, не спуская с Тальки ненавидящих глаз.
Мало здесь покомандовала? С того света тянешься?! Врешь, не дотянешься, не
достанешь, падла... врешь...
светловолосый гигант из видения взметнул над головой свой тюк, попятились
парни и люди в темных накидках; я услышал крик и не сразу понял, что
кричит Бакс.
А потом он взорвался.
неожиданными углами; парни запутались во всем этом разнообразии и легли на
землю, корчась и постанывая, нож лохматого вонзился в сосну и хищно
задрожал, а сам лохматый упал на колени, визжа недорезанным боровом и
хватаясь за низ живота...
яростный призрак, стоял и таял в смоляном воздухе леса... и я отчетливо
услышал звук, похожий на стук резко захлопнувшейся книги.
неплотно пригнанной крышки в лицо ему все плескала одуряюще пахнущая
жидкость, заливая очки, лоб, слезами стекая по щекам...
такой хорал - уж не помню за каким номером - где главная тема ведется в
басах, и они топчутся по твоей душе, как слепой японский массажист,
выдавливая боль, тоску, усталость, пока не остается лишь тихое,
прохладное, ночное настроение...
ветках, и сполохи пламени вычерчивали на его лице непривычный и незнакомый
рисунок. Жесткое было лицо, мужское, и по-хорошему мужское, и по-плохому,
и по-всякому... Прямые волосы падали на лоб, и он отбрасывал их резким
коротким движением, будто отгоняя надоедливую муху; отбрасывал, хмурился и
плотнее сжимал губы.
не мог. Не было сейчас городской сутолоки, будильников и телефонных
звонков: прошлого не было, и будущего не было, а было настоящее, наше
настоящее - рядом с которым все остальное выглядело подделкой, фальшивым
камнем в тускнеющей оправе. Настоящее сидело с нами у гоня, оно мелькало в
черноте провалов между сосен, брызгало светом в глаза Баксу, двигало
пальцами моего сына, передиравшими какие-то собранные корешки, ветки,
листья... гриб еще маленький... мухомор, что ли?..
- живет не как все... творит суд не по обычаю, веселится по-чужому, воюет
в одиночку и умирает по-своему...
Талька взял мухомор и два корня, повертел их в руках и, не размахиваясь,
швырнул в костер. Запахло горелой плотью. Стеклянный от жара воздух над
огнем колыхнулся, дробясь зыбкими отражениями, и замер. Потом снова
задрожал, потому что в костер упала ветка... еще одна... гриб...
разбежался и прыгнул через костер. Прыгнул молча, сосредоточенно, будто
выполнял важную и необходимую работу. Приземлившись на той стороне, Талька
с минуту постоял, бормоча что-то себе под нос, швырнул в костер пригоршню
сухой прошлогодней хвои и снова взял разбег.
этим монотонным действом, дыша пряным дымом, щуря покрасневшие глаза,
боясь оторваться от угловатой фигурки, мечущейся в дыму, словно творивший
некий зловещий и прекрасный обряд; мы завороженно поворачивали отяжелевшие
головы, не в силах вмешаться, нарушить, прекратить - и пропустили то
мгновение, одно из многих, когда он исчез.
густой и подрагивающий студень, проглотивший долгожданную жертву; дым
разбился вдребезги, изрезав меня осколками, и последнее, что видел я,
проваливаясь в чадящее, липкое безумие - Бакс, суровый, яростный Бакс,
разбегающийся от границы тьмы и света, границы прошлого с настоящим;
границы, грани, обрыва... и небо между ветками сосен, до ужаса похожее на
разобранную крышу...
участка ВС-3, пострадавшего в результате пожара (согласно сводке от
25.VII.93 г. за <186> 35/24) были обнаружены тела трех человек в сильно
обгоревшем состоянии. Предположительно двое мужчин тридцати-сорока лет и
подросток. Личности установить не удалось, опрос местного населения
результатов не дал. В пяти километрах южнее места происшествия, в
прибрежной полосе реки Маэрны, найдена стоянка в заброшенном..."
выползало из-за дальних холмов, и от растущей на отшибе одинокой сосны к
хутору протянулась длинная синеватая тень. Тень безуспешно старалась
подтянуть хутор поближе к опушке, но это ей никак не удавалось - как,
впрочем, не удавалось и многие разы до того; но тень не оставляла своих
попыток. Может быть, на этот раз...
на жесткой лежанке, временами замирая и настороженно вслушиваясь в
предутреннюю тишину. Наверное, ему было уже далеко за семьдесят, но старик
давно потерял счет своим годам - да и то сказать, к чему их считать,
моложе все равно не станешь... Глубокие резкие морщины избороздили его
обветренное лицо, лицо человека, привыкшего ко всему - и к ветру, и к
дождю, и к злобе людской - но прятавшиеся под кустистыми бровями хитрые
глаза нет-нет, да и вспыхивали огоньком былого интереса ко всему, что
вокруг. Стар был Черчек, стар, но крепок, не угас в нем еще тот огонь,
который... Вот тот самый огонь. Что-то полыхнуло в лесу - резко и
ослепительно, на миг затмив еще не до конца выползшее из-за горизонта
солнце - и старый Черчек невольно зажмурился, вскидывая к глазам корявую
ладонь.
нечесаную бороду, на удивление только начавшую седеть всерьез.
сильно полыхнуло... Никак Помнящий!
Березин Федор
Орлов Алекс
Зыков Виталий
Круз Андрей
Лукин Евгений
Чернецов Андрей