мой, великий и достославный лавагет [военачальник, полководец] Амфитрион?!
Вина! Вина мне и моему другу, прамнейского красного и кувшин холодной
воды! Герои пьют по-колхски, не разбавляя, а воду льют себе на голову
после попойки!.. Забирайся сюда, Амфитрион - здесь, на этом возвышении,
чувствуешь себя ближе к небу, а я помню твою любовь ко всему
возвышенному... Нет, это не твоя любовь, а Кефала из Торика, но твои вкусы
я тоже помню, не будь я Эльпистик Трезенец! Я все помню, все...
таверну", - с легкой досадой подумал Амфитрион, забираясь на возвышение и
присаживаясь на табурет рядом со своим бывшим союзником по тафийскому
походу Эльпистиком Трезенцем - дородным рыжебородым детиной в хитоне из
дорогой ткани, первоначальный цвет которой уже было невозможно выяснить,
до такой степени одежда была залита вином и жиром.
валялась обгрызенная бычья ляжка, словно побывавшая в пасти у льва.
подскочил, упав на бок, и остатки его содержимого вылились на пол.
Эльпистик посмотрел на образовавшуюся лужу, вздохнул и уже тише добавил:
воспринимать его всерьез, глупо и бесполезно. Трезенец всегда был таким,
хоть трезвый (что случалось нечасто), хоть навеселе - громогласный,
непосредственный и простой, как угол стола.
союзника и не требовалось. В тафийском походе Амфитрион и Эльпистик успели
сдружиться, и необузданное бешенство Эльпистика отлично дополнялось в бою
холодной расчетливостью Амфитриона - так что последний был даже отчасти
рад этой случайной встрече, позволявшей забыться и окунуться в бездумный
солдатский разгул.
подобны пытке. Он с головой погружался в дела, лично следил за дележом
добычи и выделением доли семьям павших воинов, почти до самого Копаидского
озера проводил пастухов со стадом коров - ежегодной данью воинственному
городу Орхомену, данью, которую сам Амфитрион считал унизительной, но
опасался напрямик заявить об этом Креонту Фиванскому. Потом он заказал у
оружейников новый щит и дюжину копейных наконечников; домой возвращался
поздно, был ласков с женой и каждую минуту боялся сорваться и ударить ее.
утаивают часть выручки.
стоны и прерывистое дыхание - он не мог избавиться от мысли, что вот так,
искренне и самозабвенно, она отдавала себя тому, ночному, чужому, не сумев
отличить мужа от бога.
были очень похожи, пузатый кувшин и разъевшийся хозяин - и посеребренным
кубком в другой. Такой же кубок стоял рядом с Эльпистиком. Предназначалась
дорогая посуда только для дорогих гостей, то есть для тех, которые не
попытаются сунуть кубок за пазуху и втихомолку удрать с ним. Легкий
ветерок, прохладный и в то же время пропитанный ароматами жарящихся туш,
обдувал разгоряченные лица, мясо показалось Амфитриону неожиданно вкусным,
а вино - отнюдь не таким дрянным, как предполагалось вначале; он устроился
поудобнее, шум таверны и повседневные заботы странным образом переплелись,
смешались и отодвинулись куда-то вниз - здесь, на возвышении, в
искусственном одиночестве, Амфитрион действительно почувствовал себя ближе
к небу и еще подумал, что рыжий Эльпистик и впрямь выбирает лучшие места,
будь то в бою или в таверне...
рассказывает, и заставил себя сосредоточиться на собеседнике.
казалось, до шепота, только шепот этот вышел весьма и весьма громким. -
Боги к нам явно благоволят! Понял?
- Боги к нам благоволят! А... а почему ты так решил? К прорицателю ходил,
что ли?
Аресу, но и мы с тобой не плошали! Потом - колодцы, когда надо,
попадались, и никто туда гнилого мяса не кидал; перебежчики к нам валом
валили, эта, как ее... Комето, дочка басилея Птерелая, в тебя влюбилась по
уши и весь Тафос нам, как на ладошке... у-у, гнездо пиратское, правильно
мы его!..
вспомнить лицо тафийской царевны Комето. Крик ее помнил, когда лезвие меча
без привычного сопротивления погрузилось в мягкий женский живот, кровь на
белом пеплосе тоже помнил, а вот лицо почему-то не вспоминалось.
костью. - Я еще Панопею говорю: слышь, Панопейчик, а Амфитрион у нас
молодец! Правильно, мол, понимает - Тафос теперь все равно наш, никуда не
денется, а отцеубийцу эту, змею тафийскую, не домой же везти?! Боги твою
руку направляли, друг мой, истинно боги...
наливая себе из кувшина. - Живот у нее был... мягкий. А меч я после
сломал. Зря, наверное...
совершенно не осталось мяса, и укусил-таки, но потом передумал и запустил
ею в хозяина, возившегося внизу у очага.
пойдем. Мне знак недавно был! Оттуда!
зашептал:
знал грудастую Энонию, жену Трезенца, и знал гораздо лучше, чем
предполагал сам Эльпистик. А в памяти всплывало: ночь, сонная и
равнодушно-отрешенная Алкмена, неприятный холод в груди и ее слова: "Хвала
небу... вышло, наконец... Пленницы замучили, да?" И песок, стылый песок
двора, больно царапающий лоб, и вой, поднимающийся изнутри вой, из глубин,
из таких бездн души, о которых Амфитрион никогда и не подозревал.
от него носит! Жирная стала, брюхо выше носа... хрюкать скоро начнет.
кубок.
обычное прозвище бога войны Арея (Ареса)] Энония говорила - даже во время
этого дела шлема не снимал. Почтил, значит. Вот только дура моя, Энония -
ничего с ней поделать не могу! Что ни ночь твердит: "Вот Арес - это да!
Это было божественно! Истинно - бог... копьеносец! А ты - козел драный..."
А что - я? Ну не копьеносец я - хотя до сих пор бабы не жаловались!
Слушай, Амфитрион, пошли в поход! А то я сдохну, ее ублажая...
Амфитрион. - Божественно, божественно... Знаем мы, как оно - божественно!
Зубами скрежещут да по опочивальне бегают - и всей любви-то!
помрем мужиками, и через Ахерон нас мужиками повезут, а они так и будут
дальше... я сам сколько раз богом назывался, когда к чужим женам бегал! То
Аресом, то Гермесом, а то вообще какого-то Пантифлея-Речного на ходу
сочинил...
погоди! Ты мне на богов не наговаривай! Тоже мне Пантифлей-Речной... Моя
Энония после Ареса и ложиться со мной не хочет! Я уже и шлем одеваю, и щит
беру - ни в какую! А ты говоришь - по мужской части...
Амфитрион. - Знаю! Ты Энонию свою хоть копьем люби после Ареса - а я знаю!
У моей Алкмены тоже один из этих побывал! Из олимпийцев!
притворялся - глухо. Не вышло! Как возлег на ложе - так и ушел, не солоно
хлебавши. Копьеносец! Копье - и то само не стоит, все падает. А тут как
раз я вернулся - и за него, за олимпийца, расстарался! Еще удивлялся,
дурак, что Алкмена такая... усталая, что ли? И постель вся перемятая...
Каменистый Артем
Ильин Андрей
Роллинс Джеймс
Березин Федор
Русанов Владислав
Шилова Юлия