успела.
местным Одержимым наступала очередь Иолая и Гермия. Юноша-бог уволакивал
сопротивлявшуюся тень Одержимого в Аид, после чего наглухо
забивал-заколачивал оставшийся беспризорным Дромос; ну а Иолай приучал
население возлагать на жертвенник истошно блеющих овнов, а не водить в
леса и болота собственных детей или отловленных путников.
дубиной, чем весьма усиливал убедительность Иолаевых речей.
их место приходили другие посланцы Микен во главе с вездесущим глашатаем
Копреем.
медных рудников; Лернейская Гидра - еще один беспрепятственный выход в
Арголидский залив; Керинейская лань - благодарность овцеводов Аркадии,
Эриманфский вепрь и Авгиевы конюшни - десятину богатых урожаев Элиды и
стад скряги Авгия...
замахнулся на богатый Крит.
специально для этого добровольно напросившимся в жертву к Минотавру,
разносили они вдребезги Критский лабиринт. Человеческие кости хрустели под
ногами, дым ел глаза, целый выводок Одержимых яростно отстаивал свою
твердыню, умирая у похожих на бычью голову алтарей, и очень не хватало
Ификла - его пришлось отправить на материк, отправить подчеркнуто шумно,
чтобы всем запомнился отъезд Геракла накануне Критского погрома.
тот же Копрей принялся за работу [во время Троянской войны критский царь
Идоменей (внук Миноса и в некотором роде племянник Минотавра) выступает
уже как вассал Микен], но Иолая это не интересовало, потому что Дромосы
Лабиринта уже были закрыты Гермием.
Аттике - и, к сожалению, нашумел при этом изрядно, так что в памяти
ахейцев осталось лишнее: Геракл привез Критского быка, а Тезей потом,
вернувшись от Минотавра, убил зверя в районе Марафона.
первому были нужны Диомедовы кобылы-людоеды, второму - племенные жеребцы
фракийских табунов; после - амазонки Фемискиры и их обычай приносить в
жертву слабую половину человечества, то есть мужчин; дальние походы за
коровами Гериона и яблоками Гесперид - вот тут-то близнецы наотрез
отказались брать Иолая с собой, сославшись на его неумение быстро
переходить из одного Дромоса в другой... потом - укрощение трехглавого
Кербера, милейшей души пса, сторожащего выход из Аида, что при помощи
Гермия, ласки и мешка мозговых костей оказалось делом несложным...
праведных.
ужасом поймал себя на том, что равнодушно слушает высокопарную чушь,
которую на всех перекрестках пели бродячие рапсоды.
бессмысленным, как, например, приезд в Тиринф изгнанной из Фив Алкмены
вместе с мужем Радамантом и скандальной невесткой Мегарой... Иолай
встретил Алкмену со спокойным радушием, как почтительный внук и должен
встречать дряхлую бабушку; и спокойствие это было не напускным, а
подлинным, позволяющим говорить ни о чем и улыбаться одними губами,
пережидая приступы неожиданной сонливости, одолевавшие Алкмену.
близнецов никогда не звать его отцом или Амфитрионом - только Иолаем.
- верней, эту ходячую неприятность - во Фракии. Лихасу тогда грозили зубы
проклятых кобыл Диомеда, и изредка Иолай жалел, что Геракл не явился во
Фракию попозже, дав кобылам закусить Лихасом.
радостно ухмыляясь, когда Алкид звал его вестником.
смирился и промолчал.
ближайшей луже.
правду расскажешь - смеются. Лик-волчина, басилей самозваный, на шею им
взгромоздился - терпят... в смысле, терпели. Говорю ж, что козлы...
(Иолай чуть поводья не выронил), дай, думаю, наведу шороху! Будет знать,
как изгонять Геракловых родичей! Охрана с перепою дрыхнет, хоть на
колеснице заезжай - гляжу, Лик спит. Морда синяя, опухшая, винищем несет -
впору закуску нести! Ну, я уголек из очага взял и написал на стеночке...
собрался, а Лик как захрапит, как подскочит - и опять упал. Лежит. Он
лежит, а я стою. Все, думаю, вляпался. А он лежит. Я стою, а он лежит. А
я...
дышит. Только пена на губах. Отравился, что ли? Ну, я руки об покрывало
вытер и ушел.
на окрестных холмах.
забормотал Лихас, - а я и не виноватый вовсе! Ничего такого больше и не
писал, разве что подписался внизу...
- Они ж в Фивах еще и не знают, что наша служба у Эврисфея закончилась!
Кстати, как там в Тиринфе эта мегера Мегара? Во женщина - с такой только
Гераклу! И грудь, и бедра, и характер! Хуже Гидры...
другой.
подарил.
обращаться. И бьет не по делу, и любит не по телу. Не то что я: сперва эту
стерву вожжами с утра до вечера, потом в постель - и с вечера до утра! На
третий день домой являюсь: стол накрыт, ложе расстелено, вожжи на почетном
месте чуть ли не в золото оправлены! Вот где подвиг! Да только кто оценит?
Алкида заново женить? Или Ификлу приспичило?
останешься в Оропе!
- сонным голосом возразил Лихас. - И Алкид с Ификлом не знают... ничего,
скоро узнают. Как же так - жениться, и без меня!
Олимпийцев, специально обученный отравлять жизнь ему и близнецам.