ночью подойдем к коню неизведанного с уздечкой умения - тут спешить ни к
чему, мы теперь ученые...
соблюдая этикет. За нами никто не наблюдал, но ритуал - это для себя, а не
для других.
левую руку на рукоять Дзюттэ.
Заррахида.
эсток.
над собственным пафосом, я ушел от рванувшегося вперед Заррахида (или
Коса?), Единорог проводил со-Беседника чуть дальше, чем тот намеревался
пройти, и я попытался пустить в ход Дзюттэ - ну а он, соответственно,
попытался пустить в ход мою левую руку.
то же самое, что спать с двумя женщинами.
вместо нее железную приделать, - огрызнулся Обломок. - Я его веду, а он...
Заррахида замерло на волосок от зерцала моего доспеха.
глаза.
замерло на том же расстоянии.
пота.
Обломок не сообразил, что все встало с ног на голову, и Беседа
превратилась чуть ли не в экзамен для Коса и Заррахида.
закрепляя успех, - там и поучишься. Авось, пригодится...
Дзю, когда мы снова выехали на тракт. - И вообще, Единорог - у тебя что,
второй клинок вырос?!
все Грозовым Клинком ударенные. Меня бы тому Придатку, что с эстоком, во
вторую руку - мы б с Заррахидом вам всем...
вторую руку его... Твое место - сам знаешь где! Я б тебе этого места целую
кучу навалил бы - да жаль, не умею...
капли воды похожий на первый; и были мы, подъехавшие к нему и привязавшие
коней у коновязи.
мертвого из могилы, вошел Кос. Он с порога неспешно оглядел собравшихся,
немного подождал, пока к нему подбежит хозяин - обладатель хитрющей
длинноносой физиономии - и затем провозгласил с барственной ленцой:
раскрылись и полезли даже не на лоб, а куда-то к оттопыренным ушам, отчего
нос вытянулся еще на локоть, словно желая обнюхать меня с головы до ног.
крестьянин, чье двузубое копье в полтора роста стояло прислоненным к
стене, и высушенная временем старуха с морщинистым крохотным личиком, и
видом и цветом напоминающим передержанный в кладовке урюк. Правда, на этой
урючине при моем появлении остро сверкнули неожиданно внимательные и
любопытные глаза. Сверкнули - и погасли. Словно пеплом подернулись.
крестьянина, но расширяющееся с обоих концов и аккуратно замотанное в
тряпки.
угадать.
показался нам наиболее удобным. Почему - не знаю. Остальные столы на вид
были точно такими же.
исподтишка разглядывала нас с неослабевающим интересом. Еще бы! Небось, у
дряхлой сплетницы уже чесался закаленный в словесных боях язычок...
Собственно, я бы и сам - месяца этак с три назад - увидев в харчевне
человека в железном наряде, стоял бы столбом и пялился на него, забывая
даже жевать.
Голос у бабки оказался под стать глазам - низкий и чистый, без старческой
хрипотцы.
чего в жизни не бывает?!
понравилось чувствовать себя молодым господином в его сорок пять лет,
бодро сообщил:
хорошо, это чудесно... только я из Дурбана еду, по делам там была, а в
Кабир не заезжала, нет... мечталось старой на столицу хоть одним глазком
взглянуть, а вот не довелось, дела не пустили...
Кабир - об этом старуха умолчала. Или забыла сказать. Или попросту сочла
свои дела недостойными внимания двух замечательных молодых господ. Или
двух замечательных молодых господ сочла недостойными посвящения в свои
замечательные дела. Или...
интересно...
необходимость ответных действий с нашей стороны.
Кабира.
кислой.
пожелал ему убраться под седалище к Желтому богу Мо.
Вэйскими? Или вы из Анкор-Кунов? - аж прослезилась бабка, одновременно
заглатывая здоровенный кусок лепешки с сыром. Я б таким куском сразу
подавился бы и умер в мучениях. - Вот уж не ждала, не чаяла...
болтовню любопытной Матушки Ци, и мы с Косом принялись за еду - причем Кос
принялся с завидным рвением и скоростью. Хозяин уважительно поглядел на
ан-Танью и отошел, позвякивая висевшим на боку длинным кинжалом без гарды,
вложенным в ножны багряного сафьяна с бронзовыми накладками.
келью - родную сестру вчерашней - еще позже вышли проследить за обращением
служителей с нашими лошадьми, выяснили, что лошади давным-давно распряжены
и усердно хрупают овсом, и с чистой совестью вернулись в келью, где сели
играть в нарды.
темно. Интересно, а чего я ожидал ночью в неосвещенном дворе? Луна
спряталась за случайное облако, лишь слегка присыпав светящейся пудрой
верхний край своего временного убежища, и какие-то две нервные звезды
подмигивали нам из-за глинобитного дувала.
к дувалу и сел спиной к нему, скрестив ноги и укрывшись плащом - темное на
темном, недвижный валун у подножия сгустившейся ночи с двумя моргающими
глазами-звездами.
Еще недавно я сказал бы: "Бросил сай", но теперь-то я знал, что Сай живой
и говорить о нем следует, как о живом. Я бросил, услышал шорох Косова
плаща - и все. Раз не было звука падения, значит, ан-Танья поймал Сая и