три больших рюмки "Железнодорожной особой".
догадываешься?
"Бить", "пизда" и "без нас". А вообще я последнее время много всяких слов
слышу. Бизнес, гностицизм, ваучер, копрофагия.
Слушай. Предлагают большую партию туалетной бумаги с Саддамом Хусейном.
Она после войны осталась, а спрос упал. Очень дешево. Сколько она у вас
может стоить?
сразу сказать, что заниматься этим нет мазы. Реальный рынок для туалетной
бумаги очень маленький - только СВ. Из-за этого даже браться не стоит.
не шла, а сейчас из-за инфляции плацкарта тоже на газеты переходит.
тоже...
тебе отвечаю, туда не втиснется.
я хоть один рулон дешевле продам, меня в окно живьем выбросят. Я говорю,
мазы нет.
сказал Иван. - Надо на что-то крупнее переходить. Ты насчет алюминия
выяснил?
сощурил веки, словно смотрел на что-то далекое и ослепительное.
погрузился в вычисления.
Это человек серьезный - берет только валютой. Условие такое - ложки надо
переломать, потому что целые за погрантамбур не пропустят. И вообще, с
ними проблемы могут быть. Стало быть, нужны ломщики. Берут они рублями,
примерно десять процентов от того, что возьмет старший проводник. Эта
часть называется валюта-рубли. И еще три раза надо валюту платить - в
штабном вагоне, на погрантамбуре и рэкету.
знает, сколько кому надо платить?
продажи. Ты вообще где живешь, а? У меня такое чувство, что ты из
реального мира давно куда-то выпал. Тусуешься все с этим Ханом - это,
кстати, кличка у него или имя?
Стоп-кран.
раньше на титане работал, воду кипятил.
подружился.
подстаканники на номерном учете. На каждый нужен отдельный акт по
списанию. Это надо заместителю бригадира платить, а у меня на него прямого
выхода нет. Я с одним его секретарем говорил, но он осторожный очень. Как
про подстаканники услышал, сразу с базара съехал.
насчет латуни потом решим.
взглядом и повернулся к Андрею.
вагоне только три купе, и в каждом отдельная ванна. Уровень жизни,
конечно...
это когда ты дураком прикидываешься. Давай лучше накатим.
страшно заниматься?
полуприкрыл глаза. Его лицо на несколько секунд стало неподвижным и
мертвым - только кудрявые волосы шевелились в струе влетающего в открытое
окно воздуха.
себя гоню.
узнать от тех, кого ты никогда не видел?
получить от него письмо.
запущеннее, а занавески, отделявшие набитые людьми отсеки от прохода, -
все грязнее и грязнее. В этих местах было небезопасно даже утром. Иногда
приходилось перешагивать через пьяных или уступать дорогу тем из них, кто
еще не успел упасть и заснуть. Потом начались общие вагоны - как ни
странно, воздух в них был чище, а пассажиры, попадавшиеся навстречу, -
как-то опрятнее. Мужики здесь ходили в тренировочной затрапезе, а женщины
- в застиранных бледных сарафанах; сиденья были отгорожены друг от друга
самодельными ширмами, а на газетах, расстеленных прямо на полу, лежали
карты, яичная скорлупа и нарезанное сало. В одном вагоне сразу в трех
местах пели под гитару - и, кажется, одну и ту же песню, гребенщиковский
"Поезд в огне", но разные части: одна компания начинала, другая уже
заканчивала, а третья пьяно пережевывала припев, только как-то неправильно
- пели "этот поезд в огне, и нам некуда больше жить" вместо "некуда больше
бежать".
веревку с бельем. - Ты и сам много раз их получал. Можно даже сказать, что
ты их получаешь каждый день. И все остальные тоже.
получал.
заметен южный акцент. После тюремного вагона, где мимо запертых дверей
ходил вооруженный проводник в ватнике и фуражке, начались
полупомойки-полутаборы в невероятно переполненных общих вагонах, кишащих
грязными цыганскими детьми, а потом пошли пустые вагоны - говорили, что
раньше и в них кто-то ехал, но теперь там остались только голые лавки,
изрезанные перочинными ножами, и стены с дырами от пуль и следами огня.
Половина стекол в них была перебита, из дыр бил холодный ветер, а полы
были завалены мусором - старой обувью, газетами и осколками бутылок.
Андрей хотел уже спросить, долго ли еще идти, когда Хан обернулся.
так называется?
Может быть, ночью, когда все его окна горят, он со стороны похож на
летящую стрелу. Но тогда должен быть кто-то, кто увидел его со стороны, а
потом вернулся в поезд.
которой зиял черный зев ржавой печки и изгибалась труба с манометром, на
котором висела окостеневшая сухая тряпка. В последних вагонах перед
границей уже давно не было горячей воды, а эту печку, было похоже, не
топили лет десять, с самого начала Перецепки.
была выцарапанная на краске надпись, очень старая и еле заметная. Это были
несколько предложений, написанных крупными печатными буквами, столбиком,
словно стихи:
Афанасьев Роман
Контровский Владимир
Лондон Джек
Орлов Алекс
Флинт Эрик
Кервуд Оливер Дж.