Если быть точным, разговора в общем-то и не было. Беллингер выслушал
неизвестного, ни слова не сказав в ответ. Потом он аккуратно опустил
трубку на рычаг, подошел к письменному столу, выдвинул нижний ящик и
что-то из него достал. Ни доктор Хэссоп, ни литературный агент не придали
этому никакого значения. Но затем прогремел выстрел.
оружия у него имелось.
ожидал звонка? Он прятался от кого-то? Ему грозила опасность?
бэрдоккской истории; мы не раз рисковали, мы прошли с ним через многое, но
всегда вместе! А вот Беллингер, насколько я мог судить, ни на кого не мог
опереться.
пройти к столу, вытащить из ящика пистолет и пустить пулю в лоб, не
обращая никакого внимания на людей, которые, может быть, могли оберечь его
от опасности?
просматривать. Я устал от вранья, я сам не раз прикладывал к вранью руку.
Я чувствовал: вокруг Беллингера разверзнется океан вранья, чем дальше, тем
его больше будет. Я даже с Паном не встречался два дня - валялся на пляже,
благо, вновь появилось солнце; а вечером сразу ускользал в свой домик.
появился. - Плащ. Или пальто. Что вы предпочитаете?
сейчас?
подбородок! - Вам тоже надо развлечься. Только я предупреждал - дороги
неважные. Составить компанию?
просто пьян, он по-настоящему пьян. И это с утра! Если он свалится вместе
с машиной с обрыва, здесь отбоя не будет от полицейских и журналистов.
Поменяемся ролями: я отправлюсь за припасами, а вы на пляж.
поваляться на камешках, пока они не остыли?
спиной, а меня морозом прихватывает.
спросил: - Что вам привезти?
руку, то и берите. Ну, и кое-что от зеленщика. Он знает, что мне надо.
Сошлитесь на меня. Идет?
хотя бы вот в том кресле, с бутылкой джина в руках. Дай бог, если к моему
возвращению в бутылке останется хотя бы на донышке.
ездил. Я едва успевал проскакивать над обрывами, подернутыми глубокой
океанской дымкой, а пару раз царапнул бортом о нависающие над дорогой
скалы.
почти пусты, в магазинах ни души, я и зеленщика разыскал с трудом. Тоска
провинции запорошила и глаза единственного увиденного мною полицейского.
Он кивнул мне, как знакомому, но к машине не подошел. Может, прилип к
стене питейного заведения, на которую опирался. Не знаю.
я остановил машину.
трубке принадлежит мне. - Я ждал звонка.
записывающие разговор, уже растолковали, из какого города я звоню, потому
что он не стал спрашивать адрес. Он спросил: - На какое имя писать?
состоял в переписке.
дней загляни на почту. Не теряй время. Имя?
трубку.
подчеркиваемой резким ветром и писком чаек. А может, это я был полон
тоски. Не знаю.
автомобили на пыльных улицах казались купленными по дешевке и скопом; я,
например, увидел форд тридцатых годов, нечто вроде самодвижущейся
платформы. Впрочем, он действительно двигался.
Почта до востребования лежала перед ней в специальной коробке, но девушка
встала и прошла в служебную дверь. Мне это не понравилось. Грузный старик,
молча заполнявший за столиком бланк телеграмм, поднял мутные глаза и
уставился на меня. Мне и это не понравилось. Мне захотелось уйти.
остро ощущаемой скуки, протянула мне конверт. На ощупь в нем ничего не
было, и это мне тоже не понравилось.
из городка, а в дороге мне было попросту не до конверта.
ним подобраться. Иногда это у него почти получалось, но к результатам, как
правило, не вело. А Беллингер... Чем, черт возьми, мог привлечь внимание
алхимиков Беллингер?
не пользовался ни радио, ни телевизором.
коричневыми братцами доктор Хэссоп развивал мысль о некоем тайном союзе,
оберегающем нас от собственных глупостей.
где я укрываюсь, перестает быть надежным убежищем. Особенно после моих
звонков и этого конверта...