ими потайного дна его души. Он было принялся за изложение, но
навалилась вдруг апатия и полное ко всему равнодушие. И все сверлил
мозг дьявольский дребезг. А помощник все писал в свою папочку, и никак
теперь было не поймать его взгляда, хоть и нужно стало, потому что
сболтнул Шерстюк что-то лишнее, а чего - сообразить не мог, не было
сил.
Шерстюк утратил совершенно. Не узнать было Шерстюка. Злодейский его
взгляд потускнел, лицо обвисло и повлажнело. Волосы перестали
топорщиться, исчезла упругость походки, так привлекавшая дам. Капитан
окоп за окопом сдавал позиции.
запутать, он все время терял хладнокровие и сбивался. Шерстюк 2-й был
тому причиной. Это он теперь сновал на пружинных ногах и рассыпал
ослепительные улыбки, вслед за которыми выруливали неотразимые рыжие
глаза. Папочка, которой обзавелся близнец, пухла и пухла, принимая все
более угрожающий вид. Уже тесемки не дотягивались друг до друга, чтобы
сплестись в узелок, и к папке добавилась шпагатная обмотка крестом.
бы сквозь зубы, доложил о появившейся у него уверенности в том, что
Хобота убивали не двое (по Лепиной версии), а один-единственный
преступник.
взять ироничный тон.
впившись в первого взглядом удава. И того затошнило, он стушевался и
уточнять не осмелился. Он вообще теперь все время тушевался. Да и как
ему было не тушеваться, когда столько всего нельзя было никак
объяснить себе. Допустить же вмешательство потусторонних или высших
сил Харитон не мог, как не мог допустить и их существования в природе.
Он, Харитон Шерстюк, несмотря на своеобразие образа и подобия своей
жизни, был закоренелым материалистом и глубоко верил в то, что жизнью
управляют материальные стимулы. По всему этому многое, многое не
нравилось и во многое не верилось ему в своем помощнике. Уж одно то
было худо, что никто из начальства и сослуживце не подошли к Харитону
с тем, что вот, мол, брат Шерстюк, каково-здорово повезло тебе с
помощником. Экие, мол, вы оба-два близнецы-братья. Не родня ли? Нет,
все оставались равнодушны, будто ничего не заметили. Или
сговорились...
скоростью, что некогда было собраться и сообразить дело.
разу помощника, а к вечеру он опять тут как тут и соображение
докладывает: мол, надо пойти и Хобота в больнице проведать, может быть
тот на словах чего-нибудь вспомнил. А ведь такое дело черт знает чем
могло обернуться при наружности и энтузиазме двойника. И не сыскать
было слов, с которыми подкатиться, подмаслиться было б можно к нему с
предложением выпить чего-либо или ударить вместе по бабам, какие во
множестве водились с Харитоном. И причины этого были необъяснимо
загадочны. Все чаще приходилось Шерстюку крепко зажмуриваться и трясти
озадаченной головой без всякого результата, легче не становилось,
приятное вовсе не шло на ум, напротив - все чаще вспоминался дикий,
необъяснимый Терентий с котами, еще больше помрачая без того
ослабевающий рассудок парня. Что-то прочно увязывало все события
последних дней в жуткую цепь, не шпагат ли на пухнущей папке свирепого
помощника?
реактивные действия. Харитон заставил себя приободриться, шаркнул даже
щеткой по своим хромовым сапогам и решительно двинулся на другой конец
города, в больничку, которая занималась восстановлением подорванного
не до конца здоровья Льва Борисовича Хобота.
проводила спешащего прибыть первым Шерстюка до нужной палаты с
пострадавшим и ушла, зло оглядываясь и ворча.
накрывшись с головой одеялом. Выглядывающий из-под одеяла угол подушки
украшен был отчетливым фиолетовым штемпелем "Госпиталь 7-го полка". На
спинке койки висела на проволоке табличка с надписью ХОБОТ.
раненого, осторожно отвел край одеяла...
ушибы и ссадины, полученные от террориста. Жизнь озадачила его целой
кучей вопросов, требовавших немедленного разрешения, а он вынужден был
бездействовать, занимаясь поправкой здоровья. Одного только времени,
проводимого перед зеркалом, уходила прорва. Возможно другой
сочинитель, владеющий более талантливым пером, отвел бы не менее
страницы описанию ущерба, нанесенного наружности молодого человека,
таково было причудливое сочетание комического с трагическим в новом
Лепином облике, но так не терпится узнать обо всем и двинуться
поскорее дальше, что предпочтительнее кое-что обойти, заметив лишь,
что Леопольд рвался к свободе.
ловкой шашечной игрой, Лепа довольно скоро получил доступ к своему
клетчатому пальто. Немедленно воспользовавшись им, он дернул на
ближайшей электричке в город. Дома он заложил в карманы кроме фонаря,
"рыбьего глаза" и другой принадлежности еще и своего грозного Маузера,
досыпав остальное пространство масляными патронами к нему.
загадочного Терентия, чтобы узнать, понять, за что его бил народный
мститель, ведь Лепа привык считать себя защитником и слугой народа, а
тут его нехорошо обозвали и едва не прибили насмерть. Было от чего
забыть про внешность.
города. Неожиданно это оказался совсем другой, не виданный им раньше
город. Он состоял из железных и рубероидных плоскостей, исчерченных
сгибами, развернутых под разными углами к солнцу и спрятанных в тень.
На разноцветные линялые поверхности выкарабкивалась снизу молодая
зелень в виде верхушек тополей, и даже целые карликовые деревца можно
было заметить там и сям растущими прямо из замшелой старинной кладки.
Над оцинкованными и заржавленными торосами дыбились старинные купола,
башни с флюгерами, кирпичные трубы и металлические конструкции. В
отдалении протягивали руки строительные краны.
гонять туда-сюда по этим необозримым просторам, дыша при этом полной
грудью и, может быть, даже хохоча от счастья. Еще этот мир походил на
какое-то полузабытое детское воспоминание или сон. Бескрылый Лепа
принялся упоенно разгуливать по крышам, перепрыгивая коса натянутые
провода, влезая на уступы и совершенно позабыв о деле и о Матросе
Терентии.
людей видно не было, лишь неприметная старушка смотрела в полукруглое
окно из-за ветвистого столетника. Она пристально и нежно оглядывала
Лепу, пока тот шел мимо, бледно-серыми запавшими глазами, а у Лепы
вдруг тосклива сжалось сердце и остыли кончики пальцев от воспоминания
столь далекого и прекрасного, что он принялся жадно озираться, ища
подтверждения или признаков причин этого состояния, чтобы попрочнее
зацепиться и продлить его. При этом он ощутил несильную, но
настойчивую головную боль чуть правее затылка. Вскоре Лепа сообразил,
что именно эта ветхая старушка в чудной соломенной шляпке с выгоревшей
розовой лентой, могущей прийтись впору барышне лет семнадцати, такой,
что встречаются на старинных коричневых фотографиях, она то и есть
источник его недомогания. Лепа шагнул было в ее сторону, но та так
порывисто и странно потянулась к Леопольду всей своей высохшей
фигурой, что он испугался и бросился прочь, как ребенок,решивший, что
повстречал Бабу Ягу, боясь обернуться и поскорее припоминая, зачем он
здесь.
гоняли взад-вперед, взвивались к прозрачному небу, преследуемые
взглядами пыльных кошек.
смотрел ему прямо в глаза выжидающим насмешливым взглядом.
захотелось заорать благим матом, забиться в истерике или просто бежать
сломя голову, без памяти на край света, подальше от этого чуда
природы. Но что в том было бы проку? Ведь существует начальство,
работа, режим прописки, военкомат, наконец, - куда там "край света".
Володихин Дмитрий
Верещагин Олег
Корнев Павел
Шилова Юлия
Андреев Николай
Лондон Джек