несмотря на жару и пыль, всегда находилось предостаточно. Ни Бран, ни Мавет
не пошли туда. С утра Бран занял позицию против дома, который хотя бы внешне
сумел хорошо изучить. Напротив была стена, ограждавшая сад какого-то
вельможи, и, пристроившись в ее тени. Бран наблюдал за входом. За весь день
по улице проехали только две запряженные волами подводы с бревнами, и обе
разгружались на заднем дворе министерского особняка. Бревна были ровные,
гладкие, явно не для растопки, хотя - кто знает, может, обеды богачей только
на таких и жарятся. Но это было все. Неужели Омри пробрался в собственный
дом тайно, под покровом ночи? Однако Бран не зря столько дней следил за
особняком. Там не чувствовалось никакого нарочитого волнения, выдававшего
прибытие хозяина, нет, ничего не изменилось. Или он по каким-то причинам
таился.
делать не пришлось.
Император хочет, чтобы он оставался при нем.
повязку, стягивающую ее короткие кудрявые волосы, она сняла. Простое платье,
да на руке, подпиравшей подбородок, поблескивал кольчужный рукав, которого
Бран не видел на ней с тех пор, как они покинули трущобы.
проникнуть. Охрана везде. Говорят, Авреол приказал обыскивать даже детей. n
Послушай, мы договорились, что слежкой буду заниматься я! Иначе зачем я тебе
нужен? n Она не ответила.
стану его убивать и не лишу тебя удовольствия пустить в ход это. - Он указал
на бронзовую пластину, скрывавшую когти. - Но остальное предоставь мне.
спасена, но удовольствия ты не испытаешь. Омри Га-Ход - предатель, негодяй,
клятвопреступник, блудослов, интриган, имперский прихвостень. И он такой же
нептар, как я. Он смотрел на нее с удивлением. Мавет произнесла короткую
непонятную фразу.
по-нашему.
надпись была на нем. "Ничьи рабы, кроме Бога", - вот что там было вырезано.
такая, какая есть. Но если... ничьи рабы... ты все же ненавидишь ее.
лице. - Я думала, ты понимаешь... Еще тогда, в кабаке... Ненавидеть можно
равных себе. Тогда, в кабаке, он кричал: "Как они презирали нас!" Верно,
Мавет, как и ее соплеменники, не испытывала ненависти к империи. Не
снисходила до нее.
уверенный в утвердительном ответе, в лучшем случае - в молчании, но услышал:
для Мавет, хотя и по другим причинам.
выскочили из пазов совсем рядом с ее разными глазами. Они были бритвенно
наточены, и удар их, подумал Бран, способен изуродовать противника больше,
чем саму Мавет. У нее, каким бы страшным он ни был, всего лишь один шрам, а
когти способны превратить лицо в месиво... - Ладно. Послезавтра на ипподроме
большие скачки в честь возвращения императора в Столицу. Он там будет. - Под
"ним" Мавет вряд ли подразумевала Авреола. - И мы тоже. Пора тебе на него
посмотреть.
него плохо была видна арена. Бран это знал, потому что бывал здесь раньше -
именно эти, неудобные места, были отведены для провинциалов, лиц без
имперского гражданства и горожан, слишком бедных, чтобы заплатить за вход, и
получавших бесплатный пропуск за счет муниципалитета или магистратуры. Зато
отсюда была отлично видна императорская ложа - "священное сиденье". И это,
несомненно, знала Мавет. Сейчас она помещалась рядом на каменной скамье -
настоящий кокон из плотной темной ткани, не видно ни лица, ни пряди волос.
Ни кусочка тела, вплоть до кончиков ногтей - лишь в таком виде порядочная
женщина с Юга могла показаться на людях. Только узкая прорезь для глаз в
покрывале, прикрывающем лицо. Ужасно жарко, наверное, и неудобно. Было бы
плохо, если бы пришлось драться в таком наряде. А драки на ипподроме
случались нередко. Сторонники различных возниц или школ, выставлявших
атлетов, зачастую устраивали форменные побоища, и на трибунах, бывало,
проливалось больше крови, чем на арене. Но сегодня такого не должно было
случиться. Ожидался император, и кругом было полно стражи. Да и они с Мавет
пришли сюда не драться, а смотреть, и вовсе не скачки - любимое зрелище
императора (он предпочитал их и травле зверей, самых диковинных, и поединкам
меченосцев и атлетов, и живым картинам), а следовательно, и Столицы.
"Священная" ложа над трибуной из розового мрамора полностью вызолочена и
украшена цветочными гирляндами. Дорожки для колесниц были усыпаны шафраном,
что делалось исключительно при торжественных процессиях, и по ним тоже были
разбросаны розы. Обсуждалось новшество нынешнего сезона - вместо обычных
четырех дорожек было шесть, и к традиционным четырем цветам, по которым
распределялись сторонники колесничих, - синему, зеленому, пурпурному и
белому - прибавлялись еще два: желтый и серый. Это обещало новые страсти и
новые траты.
аристократических и платных трибун, того яруса, где сидели Бран и Мавет, они
не коснулись. Публика кругом шумела, воняла, грызла орехи и чеснок,
прикладывалась к флягам, заключала ставки, обжималась и рассказывала
анекдоты. Будь Мавет здесь одна, в таком-то наряде ей бы не поздоровилось.
Но, уразумев, что южанку сопровождает крепкий мужчина, да еще при оружии,
соседи не рисковали ее задеть. Сама она молчала.
показались в ложе. Они прошли через особый крытый переход, соединявший
ипподром с дворцом. Бран где-то слышал, что не то два, не то три раза
императоров в подобных переходах убивали заговорщики. И все же императоры не
оставляли привычки пользоваться ими - ради того, чтобы неожиданно, словно
из-под земли, во всем блеске возникнуть перед взорами подданных Эффект и в
самом деле был силен. Вопили фанфары и вопила толпа, встречая обожаемого
императора. Тот милостиво улыбался в ответ. Бран уже как-то видел при
всенародных празднествах воссевшего два года назад на Золотой Трон Авреола -
коренастого белокурого молодого человека, и тогда у него на лице была та же
застывшая улыбка. Император был в белых одеждах и золотом венце - остальным
в его окружении, исключая женщин, запрещалось покрывать голову. Он
приветственно подымал руку в ответ на ликование Столицы. Но Бран искал
сейчас взглядом другого человека. И быстро нашел его, тем более что от Мавет
знал, как тот выглядит. И все же это было удивительно. .
разбрасывали лепестки роз, которые вскоре должны были раздавить конские
копыта. Герольд выкликал имена возниц и владельцев конюшен, по мере того как
четверни появлялись на беговых дорожках, и каждый раз толпа встречала их
взрывами восторга и негодования. В другое время это вызвало бы любопытство
Брана. Но не теперь
колесничие словно забыли о ее существовании Мгновение каменного оцепенения,
сосредоточенности. Прокричала сигнальная труба. Четверни рванулись с места.
Бран не смотрел на них.
Га-Хода в плаще восточного покроя и головном уборе на нептарский манер. Но
министр конечно же был одет так, как и другие сопровождавшие императора
высшие чины, и с непокрытой головой И однако, его легко можно было выделить
из остальных. Во-первых, он был старше всех - единственный царедворец,
переживший три правления, - ему было никак не меньше пятидесяти. Да и
вообще, как бы он ни одевался, он был другой, этот стареющий красавец,
смуглокожий, с темной ухоженной бородкой и седыми висками. Он был меньше
ростом, чем прочие царедворцы, суше и тоньше в кости, но без впечатления
слабости. Как Мавет. Были бы у Мавет, если бы не тот удар заступом, такие же
тонкие черты лица?
он его не видит. Никто не видит. Что рядом с ним сидит темный безмолвный
непроницаемый кокон и можно только догадываться, что способно из него
выпорхнуть.
спрашивал его суждение. Тот отвечал свободно и непринужденно.
Мавет. Они не обменялись ни словом. Он следил за императорской ложей, будто
в последний раз в жизни - а вдруг и впрямь последний? Что, если Мавет не
выдержит и попытается совершить убийство сегодня? Сколько он ее знал, она
всегда действовала обдуманно - но сколько он ее знал? А сам бы он на ее
месте не выдержал...
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Пехов Алексей
Афанасьев Роман
Шилова Юлия