радости.
И не раз пыталась втолковать ему, что делом он занимается опасным и
Господом неодобряемым. Рэд всячески отшучивался, но, когда соседка
уходила, ворчал: "Тоже мне второй Гуталин нашелся! Будто я сам не знаю,
чем рискую..." Гута в их разговоры не лезла. Все, что у нее наболело, она
Рэду давно уже высказала. А потом пожалела о своей несдержанности: разве
он виноват, что так паскуден этот мир...
невыносимое Гутино одиночество. Ведь с нею не требовалось все время
соблюдать дистанцию, как с Диком Нунаном. И дело вовсе не в том, что Дик
многое за авансы мог бы принять, а Рэд, как напьется, бывает ревнивым и
по-настоящему злым. Нет, не в этом дело... Хотя чего, спрашивается,
злиться? Да еще не родился в Хармонте мужчина, который отважится залезть в
постель к жене Рэда Бешеного!..
вешалку. - Пойдемте пить чай.
упакованное в цветастые тряпки дородное тело, Гута поставила на плиту
чайник.
"Болтается где-то". Но сегодня добавила:
есть мужчина. Его к юбке не привяжешь. Тем более такого, как мой Рэд.
складки, покивала. - И не привязывай. Я вот своего Стефана пыталась
привязать. Был ведь у меня сынок, Стефи... - Она, поперхнувшись, замолкла.
слышала ничего.
сбежал, еще до Посещения это случилось. А я глупая была. Может, не
привязывала бы к себе Стефи, и не взялся бы он за сталкерство... Нет, дура
я была, самая настоящая дура. Скандалы ему всякий раз закатывала, когда он
в Зону уходил. Не понимала, что он таким образом самостоятельность свою
проявить пытался. А в последний раз и вовсе ему родительское напутствие
дала... - Она протяжно вздохнула. И вдруг всхлипнула.
что-нибудь, хоть чепуху какую, но у Гуты словно язык к небу прирос. Шум
закипающего чайника показался ей настолько оглушительным, что она с трудом
подавила в себе желание немедленно снять его с плиты.
этой своей Зоне! Нервы бы перестал мне выматывать..." А он и отвечает:
"Хорошо, поселюсь, раз твоим нервам будет лучше". И ушел... Кличка у него
была "Очкарик". Потому что он даже в Зону в очках ходил. Больше я его не
видела. Рассказывали, в тот раз он с Битюгом пошел, с Барбриджем. Вроде
как к Золотому шару направились... Я потом к Барбриджу-то бегала, но он
меня и на порог не пустил. Сказал, не знает ничего, а Очкарика уже неделю
не видел. - Она опять вздохнула, покрутила в корявых пальцах чайную чашку.
- А через месяц мне сказали, что Стефи погиб... - Она вновь замолчала.
наполнила чашки, достала из буфета коробку с печеньем.
замерла, прислушалась.
Эллин. - Всего лишь на один миг, но очень захотела. Так была на него
зла... Вот Зона и выполнила мое желание. Безо всякого Золотого шара... -
Гостья взяла в руку чашку с чаем, сделала маленький глоток и вдруг
воскликнула: - Грехи родителей произрастают в детях! Никогда себе не
прощу! Никогда!!!
Сама по себе Зона не выполняет ничьих желаний. Иначе бы Мартышка давно бы
уже стала... - Она не выдержала и вдруг разрыдалась, уткнувшись в ладони
пылающим лицом.
на Рэда, на судьбу, хлынули наружу, и Гута уже не понимала, какие слова
срываются с ее дрожащих губ.
Ей показалось, мамину макушку ласкает Мартышкина лапка, но нет - это была
всего лишь рука старой Эллин.
Гутиного сердца.
на улице. А потом Эллин сказала:
Третьей улице убили сына Счастливчика Картера. Он был мальчишкой, самым
обычным мальчишкой. Соседские ребята не боялись с ним играть. А потом в
течение двух дней пятеро детей оказались в больнице. С переломами. Кто с
качелей упал, кто на лестнице оступился, кто-то и вообще на ровном месте
поскользнулся. И мальчишку повесили, прямо во дворе, на качелях...
убийц не нашла. Никто из соседей ничего не видел. - Она разломила печенье.
- У полицейских тоже есть дети. Некоторые из них болеют. Поэтому
полицейских вполне можно понять... Говорят, на Третьей улице существовал
тайный Комитет по защите детей от влияния Зоны.
Гута. Зачем же она ходит в наш дом? Может, она тоже член какого-нибудь
тайного Комитета?.. По защите детей от Мартышки?..
случилось ничего необычного, подумала она. Какое счастье, что мы так
вовремя оттуда уехали! Потому что я бы не удивилась, если бы необычное
случилось... Как она сказала? Грехи родительские произрастают в детях...
Вот только знать бы заранее, грешим мы или нет? Но больше я никогда не
пожелаю, чтобы Мартышка стала обыкновенной девочкой.
зашумела машина. И вновь, вопреки Гутиному страху и Гутиной надежде,
проехала мимо. Телефон и дверной звонок хранили бездушное молчание.
Старик-то ваш неживой бродит туда-сюда. Может, когда и Стефана моего с
собой приведет. Лишь разочек бы увидеть. Хотя, говорят, возвращаются
только те, кого похоронили по-божески...
ни надежды в нем не было. Такое лицо никак не могло принадлежать члену
тайного Комитета по защите детей от Мартышки, и потому Гута сказала:
приходило, что папаня вернется...
и вокруг было тихо. Как в могиле.
сталкера вышла. И Богу молись. Я-то не молилась, не верила тогда. Уж
потом... Может, Бог-то меня и покарал.
Дочь тут же проснулась, подняла голову, глянула на мать невидящим взором.
проскрипела ступенька на лестнице.
погладить дочь по голове: от этой ласки шерсть у Мартышки вставала дыбом,
и Гуту било электрическим током. - Надо говорить: "Сказка мне не снилась".
вышла из детской.
"лендровер".
лишь супом да зеленью.
подзарядился.
пускала в себя только живых людей и механизмы. Люди на границе Зоны
умирали в огне, а их машины взрывались. Мумики же ходили туда-сюда безо
всяких проблем.
приходил с подзарядки, - чаще всего он выдавал всякие прибамбасы. К
примеру, про их с Марией жизнь (бабка тоже была Марией. Вернее, это Мария
тоже была Марией). Как будто песни о давно улетевшей жизни могли чем-то