Теперь нетерпеливая надежда на верное наслаждение каждой минутой жизни
вновь сверкала над еще закрытыми глазами.
захлестывало стены. Коль отбросил одеяло. Все в нем пело, и тут он увидел
мундир.
майорскими погонами и Героем на груди. Мундир был самый настоящий, и Коль
будто встретил земляка после долгих лет изгнания. Он погладил жесткие,
колкие погоны, тронул орден, потом пуговицы. Ощущение крепкой шероховатой
ткани было таким же родным, как вчера - ощущение травы и земли. Тело
вспоминало его с ходу. Это мой, подумал Коль. Мой мундир, чей же еще?
Конечно, мой... Можно надеть? Наверное... А то с чего бы его принесли?
китель, легонько тряхнул - звякнула звезда. Надел. Застегнулся, выпятил
грудь. Жаль, не было зеркала, но Коль все равно знал очнувшимся
молодцеватым чутьем: все сидит, как влитое. Плотное, чуть стесняющее
движения. Такое тогдашнее. Ботинки ждали с распростертыми шнурками. Он
надел носки - даже цвет был уставным; обулся. Сдвинул каблуки. В курортной
тишине ударил сухой, собранный щелчок. Фуражка тоже была совершенно
настоящей. Прохладный обруч жестко охватил отвыкшую от покровов голову.
Хотелось смеяться.
далеко внизу; в дымке у горизонта еще один колоссальный дворец - Коль
машинально шарил по карманам. карманы были пусты, и в этом ощущалась
какая-то неправильность, Коль не сразу сообразил, какая - просто руки
тревожно искали. Дико: в форме - и без документов, без удостоверения хотя
бы. Сообразив, Коль все-таки засмеялся, любуясь разметнувшейся степью,
утихомирил чересчур уж заностальгировавшие пальцы и сказал: "Дверь!" Стена
раскололась. Бравурно загорланив какой-то марш, Коль вышел и замер.
Рядом, резко контрастируя с ним, сидел генерал. Когда Ясутоки встал,
генерал обернулся к двери.
дружелюбно кивнул. У него было жесткое лицо с застарелым шрамом, широко
посаженные глаза и седые виски. У него были необъятные орденские планки и
мундир, как у Коля, с иголочки. Фуражка лежала на столе, отражаясь в его
зеркальной глади.
вопрос врача.
планетологического отдела, а сейчас - представитель планетологов в группе
адаптации.
креслу и сел на краешек. - Простите... я никак не ожидал, - он кашлянул. -
Вчера я не видел...
утомительно будет козырять сразу после посадки. И, кстати, тебе уже
объяснили, как теперь воспринимается обращение "вы". Объяснили? - он
вскинул острый генеральский взор на Ясутоки.
почувствовал себя чуточку вольнее.
космонавты. Форма - дань уважения.
ногу. - Коль положил ногу на ногу. С легкой снисходительной улыбкой
генерал склонил голову чуть набок. - Но можешь и не класть. - Нога Коля
дернулась, но он, стиснув зубы, оставил ее, как была. - Кстати, ты уже при
полном параде, а по утрам и теперь умываются. Правда, несколько иначе, чем
в твое время. Пойдем, покажу... - Коль похолодел. Генерал осекся. - Пусть
Ясутоки. Все-таки я сегодня в мундире.
мог, чтобы генерал-лейтенант ВВС, пусть даже нынешний, пусть даже в форме
западно-европейской, но все равно, черт возьми, парадной, стал бы его
учить пользоваться туалетом. И, видимо, тот понял. Как они все чувствуют,
в который раз подумал Коль.
Что ж вы из меня идиота делаете?
открывая еще одну стену, изумленно воззрился на него. Так изумленно, что
Колю показалось: глава группы адаптации фальшивит - прекрасно понял, как
обескуражен Коль, но делает вид, будто все в порядке вещей.
а на проходе такая шишка.
и насмешливо.
- вот здесь вскакивает, если ушибешься.
профессии равны. Представь, как нелепо выглядел бы, скажем, доктор наук,
встающий во фрунт и рявкающий "Так точно!" и "Никак нет!" при разговоре с
академиком. Но традиции тоже есть у всех. У нас, врачей - белые или
голубые халаты, скажем... Нет, вот так, на себя потяни... А космос все же
- дисциплина в экипаже, организованность, опасность, в конце концов...
Всеволода помнишь?
Рыдал на плече... Потом он представил Всеволода в маршальской форме.
Высокий, поджарый, широкоплечий. Бородатый... Вспомнились кабаньи рыла
маршалов той жизни.
почему, - Коль поколебался, как назвать генерала, да так и назвал: -
генерал сегодня в форме?
Осторожно взял Коля за локоть. - Сегодня все будут в форме. Похороны.
свечу.
над самой толпой. Ей не было конца, десятки тысяч людей пришли сюда.
катера, на котором перевезли с крейсера тела погибших. Тех, кому повезло
погибнуть раньше, чем Пятнистый лишайник превратил остальных в плесневелые
холмики слизи.
покрытия площади, замер боком к Стене.
черным.
вместе подошли к Стене и вместе вошли в ее тень. У Стены лежали три
капсулы. На каждой было имя.
вспоминать.
Земле - вот все, что они могли сделать для тех, с кем случилось
непоправимое. Долгие годы казалось, что таких не окажется много. Были
спортзалы на звездолете, видеозал, библиотека, обсерватории, лаборатории и
амбулатории - но не было ни кладбища, ни морга. Ничего. Одну из секций
холодильника, предназначенного для хранения образцов инозвездной жизни,
скрипя зубами от вынужденного кощунства, отдали жизням земным, но ушедшим.
саркофаги были прозрачными, морозные узоры тонко иссекали стекло. Он
только взглянул. Не Лена. Бурая сожженная кожа, раздавленная грудь... Не
Лена, нет. Он отвернулся, и в эту минуту вошел Кучерников. Они поглядели
друг на друга. Они глядели, а ее больше не было - и все же они не стали
равны, потому что пока она была, она была с Кучерниковым, не с Кречмаром.
Коль сказал: "Ты этого хотел". Кучерников не слышал, он уже смотрел туда.
Неужели он видел там ее? Неужели и теперь он оказался счастливее? Мягко,
едва слышно чмокали инжекторы в тишине, и тогда Коль закричал: "Ты
специально послал ее в Источник! Чтоб она не вернулась! Ты боялся, она от
тебя уйдет! Ты ведь знал, знал, что там такое может!!." А Кучерников
опустился на колени перед саркофагом, обнял холодное сверкающее стекло и
уткнулся лицом, будто они были с Леной наедине.
Как Кучерников? Кучерников, превратившийся в холмик слизи... Нет, нельзя,
вокруг столько глаз. Не годится так раскисать.
окрашенный в стальные тона, с механической мощностью завибрировал над
площадью. - Именем двадцати миллиардов человек, живущих на них - благодарю
Сертаков Виталий
Контровский Владимир
Сертаков Виталий
Сапковский Анджей
Посняков Андрей
Суворов Виктор