Чтение 4–й страницы книги ~Открытие себя~

малоисследованное явление, гамма-радиация разрушила кристаллические
ячейки дозиметра... а на поверку оказалось, что студенты расписывались
под инструкцией о работе с изотопами, не читая ее! Отвечать никому не
хочется, даже академикам, тем более по мокрому делу. Припомни: ты
оставлял их наедине с трупом?

- Оставлял, - голос следователя упал. - Два раза...

- Вот тогда твой труп и "растаял"! - и Зубато рассмеялся бодрым
смехом человека, который сознает, что неприятность случилась не с ним.

Следователь задумался, потом отрицательно покачал головой.

- Нет, тут ты меня не собьешь. Я же видел... Но вот как теперь
быть с этим скелетом?

- Шут его... постой, есть идея! Отправь череп в городскую
скульптурную мастерскую. Пусть восстановят облик по методу профессора
Герасимова, они умеют. Если совпадет, то... это же будет
криминалистическая сенсация века! Если нет... - Зубато сочувственно
поглядел на Матвея Аполлоновича, - тогда не хотел бы я оказаться на
твоем месте при разговоре с Алексеем Игнатьевичем! Ладно, я сам и
направлю, так и быть, - он поднялся. - И заодно освидетельствую...
хоть скелет, раз уж насчет трупа у тебя туго!

Зубато удалился.

"А если вправду обвели? - Онисимов вспомнил, как неприязненно
смотрел на него академик, как лебезил доцент Хилобок, и похолодел. -
Прошляпил труп, основную улику, милое дело!"

Он набрал номер химической лаборатории, - Виктория Степановна,
Онисимов беспокоит. Проверили жидкость?

- Да, Матвей Аполлонович. Протокол в перепечатке, но данные я вам
прочитаю. "Воды - 85 процентов, белков - 13 процентов, аминокислот -
0,5 процента, жирных кислот- 0,4 процента", ну и так далее. Словом,
это плазма человеческой крови. По гемагглютинам относится к первой
группе, содержание воды понижено.

- Понятно. Вредность от нее может быть?

- Думаю, что нет...

- Понятно... А если, например, искупаться в ней?

- Ну... можно, видимо, захлебнуться и утонуть. Это вас устроит?

- Благодарю вас! - Матвей Аполлонович раздраженно бросил трубку.
"Ишь, острячка! Но похоже, что версия несчастного случая отпадает...
Может, притопил его лаборант в баке? Очень просто. Нет, на утопление
не похоже..."

С каждой минутой дело нравилось Онисимову все меньше. Он разложил
на столе взятые в институтском отделе кадров и в лаборатории
документы, углубился в их изучение. Его отвлек телефон.

- Матвей, с тебя причитается! - загремел в мембране победный голос
Зубато. - Кое-что я установил даже по скелету: посередине шестого и
седьмого ребер на правой стороне грудной клетки имеются глубокие
поперечные трещины. Такие трещины бывают от удара тупым тяжелым
предметом или о тупой предмет, как угодно. Поверхность излома в
трещинах, свежая...

- Понятно!

- Эти трещины сами по себе не могут быть причиной смерти. Но удар
большой силы мог серьезно повредить внутренние органы, которые, увы,
отсутствуют... Вот в таком плане. Буду рад, если это тебе поможет.

- Еще как поможет! Череп на идентификацию отправил?

- Только что. И позвонил - обещали сделать быстро.

"Итак, это не несчастный случай от производственных причин. Ни
жидкость, ни короткое замыкание человеку ребра не ломают. Ай-ай!
Значит, было там двое: пострадавший и потерпевший. И похоже, что между
пострадавшим и потерпевшим завязалась серьезная драка..."

Онисимов почувствовал себя бодрее: в деле наметились привычные
очертания. Он стал набрасывать текст срочной телеграммы в Харьков.

Июньский день накалялся зноем. Солнце плавило асфальт. Жара
сочилась и в кабинет Онисимова, он включил вентилятор на своем столе.

Ответ харьковской милиции пришел ровно в час дня. Лаборанта Кравца
доставили в половине второго. Войдя в кабинет, он внимательно
огляделся с порога, усмехнулся, заметив решетки на окнах:

- Это зачем, чтобы быстрей сознавались?

- Не-ет, что вы! - добродушно пропел Матвей Аполлонович. - В нашем
здании раньше оптовая база была, так весь первый этаж обрешетили.
Скоро снимем, в милицию воры по своей охоте не полезут, хе-хе...
Садитесь. Вы уже здоровы, показания давать можете?

- Могу. Лаборант прошел через комнату, сел на стул против окна.
Следователь рассматривал его. Молод, года двадцать четыре, не более.
Похож на Кривошеина, таким тот мог быть лет десять назад. "Впрочем, -
Матвей Аполлонович скосил глаза на фотографию Кривошеина в личном
деле, - тот таким не был, нет. Этот - красавчик". И верно, во
внешности Кравца была какая-то манекенная зализанность и аккуратность
черт. Это впечатление нарушали лишь глаза - собственно, даже не сами
глаза, голубые и по-юношески ясные, а прицельный прищур век. Лаборант
смотрел на следователя умно и настороженно. "Пожилые у него какие-то
глаза, - отметил следователь. - Но быстро оправился от передряги,
никаких следов. Ну-с, попробуем".

- Знаете, а вы похожи на покойного Кривошеина.

- На покойного?! - Лаборант стиснул челюсти и на секунду прикрыл
глаза. - Значит, он...

- Да, значит, - жестко подтвердил Онисимов. "Нервочки у него не
очень..." - Впрочем, давайте по порядку, - он придвинул к себе лист
бумаги открыл авторучку. - Ваши имя, отчество, фамилия, возраст, место
работы или учебы, где проживаете?

- Да вам ведь, наверно, известно?

- Известно-неизвестно - такой порядок, чтобы допрашиваемый сам
назвался.

"Значит, погиб... что теперь делать? Что говорить? Катастрофа...
Черт меня принес в милицию - мог бы сбежать из клиники... Что же
теперь будет?"

- Пожалуйста, пишите: Кравец Виктор Витальевич, двадцать четыре
года, студент пятого курса физического факультета Харьковского
университета. Живу постоянно в Харькове, на Холодной горе. Здесь на
практике.

- Понятно, - следователь, вместо того, чтобы писать, быстро и
бесцельно вертел ручку. - Состояли в родственных отношениях с
Кривошеиным; в каких именно?

- В отдаленных, - неловко усмехнулся студент. - Так, седьмая вода
на киселе.

- Понятно! - Онисимов положил авторучку, взял телеграфный бланк;
голос его стал строгим. - Так вот, гражданин: не подтверждается.

- Что не подтверждается?

- Версия ваша, что вы Кравец, живете и учитесь в Харькове и так
далее. Нет в Харьковском университете такого студента. Да и на
Холодной горе, 17 указанное лицо не проживало ни временно, ни
постоянно.

У допрашиваемого на мгновение растерянно обмякли щеки, лицо
вспыхнуло. "Влип. Вот влип, ах, черт! Да как глупо!.. Ну, конечно же,
они сразу проверили. Вот что значит отсутствие опыта... Но что
теперь-то говорить?"

- Говорите правду. И подробненько. Не забывайте, что дело касается
смертного случая. "Правду... Легко сказать!"

- Понимаете... правда, как бы это вам сказать... это слишком много
и сложно... - забормотал растерянно лаборант, ненавидя и презирая себя
за эту растерянность. - Здесь надо и о теории информации, о
моделировании случайных процессов...

- Вот только не напускайте тумана, гражданин, - брюзгливо
поморщился Онисимов. - От теорий люди не погибают - это сплошная
практика и факты.

- Но... понимаете, может быть, собственно, никто и не погиб, это
можно доказать... попытаться доказать. Дело в том, что... видите ли,
гражданин следователь... ("Почему я назвал его "гражданин следователь"
- я ведь еще не арестант?!") Видите ли, человек-это прежде всего...
н-ну... не кусок протоплазмы весом в семьдесят килограммов... Ну, там
пятьдесят литров воды, двадцать килограммов белков... жиров и
углеводов... энзимы, ферменты, все такое. Человек это прежде всего
информация. Сгусток информации... И если она не исчезла - человек
жив...

Он замолчал, закусил губу. "Нет, бессмысленная затея. Не стоит и
стараться".

- Так, я слушаю вас, продолжайте, - внутренне усмехаясь, поторопил
следователь.

Лаборант взглянул на него исподлобья, уселся поудобнее и сказал с
легкой улыбкой:

- Одним словом, если без теорий, то Валентин Васильевич Кривошеин
- это я и есть. Можете занести это в протокол.

Это было настолько неожиданно и нагло, что Матвей Аполлонович на
минуту онемел. "Не отправить ли его к психиатру?" Но голубые глаза
допрашиваемого смотрели осмысленно, а в глубине их пряталась
издевательская усмешка. Она-то и вывела Онисимова из оцепенения.

- По-нят-но! - он тяжело поднялся. - Вы что же, за дурака меня
считаете? Будто я не знакомился с личным делом Кривошеина, не был на
происшествии, не помню его облика и прочее? - Он оперся руками о стол.
- Не хотите объявлять себя - вам же хуже. Все равно узнаем. Вы
признаете, что документы у вас поддельные?

"Все. Надо выходить из игры".

- Нет. Это вам еще надо доказать. С таким же успехом вы могли бы