каким колдовством усыпил ангелов, переправлявших вести божествам.
богов Игигов! Объясните нам, кто Он такой, что Он такое? Его слишком много
для Урука, город наш не в состоянии вместить Это, как ни одна из женщин не
могла еще исполнить всех желаний Его. Мы знаем, что Он - Большой, но где
это видано, чтобы даже самые ненасытные женщины убегали от мужчины - а от
Него они убегают, Ему всего мало. Он уселся на город, как бык на
муравейник, он вытаптывает нас, словно стадо диких ослов посевы. Когда мы
вспоминаем, что Он еще молод, становится совсем страшно: если это
молодость, то какова будет зрелость? Когда человек прыгает с берега канала
в воду, глина, от которой он отталкивается, крошится и продавливается -
вот точно так же и наш город. Куда хочет прыгнуть Гильгамеш - ведомо одним
Вам, а ведомо ли Вам, что Он раскрошит и раздавит весь Урук, отталкиваясь
от земли? О, если кто-нибудь мог бы обуздать Его силу! Но ведь с Ним
справиться невозможно! Люди Большого, люди храма Кулаба ходят так, словно
каждый день пируют с богами, носы их задраны выше, чем стены самых высоких
храмов. От них, от Него не скрыться, не убежать - Он приходит в твой дом,
как в свой дом, Он сыплет богатствами направо и налево, но сколько раз уже
Гильгамеш оставлял после себя одно разорение! Он не оставит дочерей
матерям, вот чего мы боимся. Нам страшно, Боги: зачем вы даровали Уруку
такого пастуха? Но если уж даровали - успокойте, образумьте Его, оградите
нас от беспредельности силы Гильгамеша, как сам Большой ограждает город
стенами! Боги, слышите нас?"
раздавался голос Энлиля.
звезда утреннего восхода, золотая лучница, щедрая любовью?
касался дым с алтаря. Гильгамеш не слал мне жертв, напротив - он гонит
любовные радости из города. Мои сестры - жрицы-блудницы, нагуливают жир и
бездельничают - какие тут могут быть бедра и печень? Он забыл о почтении
ко мне и заставляет горожан не вспоминать о том, что моими словами был
поднят холм, где ныне находится храм Кулаба, что я покровительствовала
первым урукцам. Может быть, он возжигал их для Энки, властелина вод
земных? Из земной глины лепит он стены, а глина там, где вода, там, где
влажнобородый Энки!
заполняю водой ямы, которые Гильгамеш выкапывает, я смешиваю пресные
потоки с красной и синей глинами, вынашиваю их как мать ребенка, чтобы
стены были крепче. Но он вспоминает обо мне лишь в праздники, когда люди
откладывают в сторону мотыги и начинают украшать себя цветами. Тогда жрецы
несут рыб, пироги со сладкой крупкой и кувшины с белым пивом - тогда и
Гильгамеш поет о щедрости, о милости Энки. Сейчас же глаза его, сердце его
заняты другим; он далек от меня, каждый знает это. Может быть, нужно
вспомнить о ком-то ином из Игигов, красавица?
подскажи, кому предназначалась печень, кто наслаждался бедрами?
судеб, должен быть известен тот, кто ныне почитаем Гильгамешем. Вспомни о
днях, когда земля и небо были рядом, когда они жили в одном доме. Ведь это
ты ворвался между ними, это ты унес землю, ты, словно центральный столб,
поддерживающий крышу храма, встал между ней и небесами - Ану. Подобно
крови из разверстой раны на землю хлынули верхние воды, ветры раскручивали
их в смерчи, в грозовые тучи. Тучи, сталкиваясь лбами, наполняли громом
неожиданно явившийся - твоей силой, Энлиль, явившийся - простор. Но
помнишь ли ты, что сверкало, сияло между водами, между тучами и громами,
созданное тем же твоим ударом?.. Это было Солнце. Солнце-Уту вспыхнул,
осветив новорожденный, метущийся еще мир. Ты положил меру сиянию Солнца,
дал ему движения по небесам, власть над вечерними стражами и право видеть
все происходящее на земле. Он видит и судит, в руках его зубчатый нож,
которым Уту готов срезать голову виноватому; для людей он - самый близкий
и понятный судья. Гильгамеш мнит себя подобным Уту, он говорит про себя:
"Я как Солнце освещаю и сужу все вокруг". Гордыня Гильгамеша велика, но он
почитает своего небесного двойника - ведь правда, Уту?
и коленопреклонением вождь Урука. Что удивительного? Ты, Энлиль,
вопрошаешь так, словно ищешь виновного: а ведь я каждый день прохожу над
Уруком и, если Инанна давно уже покинула свой трон над Кулабом, то я
остаюсь с этим городом. Каждый день я одариваю его теплом, холю и лелею -
что постыдного? Урук - мой любимый город, я поднимал его вместе с Инанной,
в жилах его правителей течет моя кровь!
какая может быть угроза от человека? Нет, не угроза - потеха! Он
сравнивает себя с тобой, Уту!
все более весело. Отсмеявшись, они вздохнули и земля гулко вздрогнула от
этого усталого, удовлетворенного вздоха.
Пусть! Уту, мы потешимся вместе, когда он возьмет в руки нож, подобный
твоему... Но пусть потеха будет полной! Урукцы жалуются, что никто не в
состоянии положить предел его силе. Найдем ему игрушку, сделаем богатыря,
что будет силой равен Гильгамешу - и посмотрим, потешимся!
как гора, и беспощадного, словно молния! Я уже вижу его - огромного,
тяжелого!
мужчину, она опять хочет жениха! Пусть наша звезда утреннего восхода
спустится на землю - там богатырей много.
Гильгамешем. Мы вылепим быка, который начнет бодать другого быка, - ровно
и мягко молвил Энлиль. - Им не нужна будет приманка, они сами найдут друг
друга и примчатся, как мчатся орлы над всей степью ради того, чтобы с
шумом ударить крыльями, вонзить в грудь ненавистного врага когти. Люди
забудут о своих делах, когда эти двое силой начнут гнуть силу. Красное
пиво потечет из их ран. Тогда, только тогда ты, Инанна, бросишься на
землю, вылакаешь все шипящие алые капли - и урукцы падут в объятья
сестер-блудниц. Мы же увидим все, мы будем пить черное пиво, пить во славу
твоей славы и во славу победителя!
небесами. Дождавшись, когда боги закончат изъявлять радость, Энлиль -
неясный обликом и порывистый как ветер - приказал Игигам:
она сделает нам героя - но не человека, а Силу, не красавца, но Богатыря.
Пусть Нинмах возьмет в свое сердце образ бога. Не кого-либо из нас, а
самого древнего - Ану. Ану, которого увидеть трудно, Ану, помнящего дом, в
котором он, Небо, жил вместе с Землей. Пусть Нинмах наделит этот образ
древней силой, а ты, Энки, поможешь ей, соберешь самую синюю и самую
красную глины - дабы тело богатыря не уступало крепости стен, возводимых
Гильгамешем. Сделайте нам героя, силой и обликом такого древнего, что у
людей начнут стынуть зубы при его виде. Вот тогда посмотрим на Гильгамеша,
посмотрим и потешимся над ним - над урукским Большим и над тем, кого ты,
Энки, поможешь слепить Нинмах. И еще - дайте ему имя громкое и твердое,
как гром. "Энкиду" - вот как его станут именовать: "Созданный Энки" -
Энкиду!
пути на закат нельзя было высаживать пшеницу. Цепочка затхлых, узких,
редко поросших чахлой болотной травой озер - то ли останки древнего
канала, то ли доисторическое русло Евфрата - отделяли плодородные земли от
неприветливых солончаков. Зато дальше, на самом краю степей и пустынь,
существовало множество оазисов жизни.
степь завершалась обрывом, высотой доходившем до трех десятков локтей. А
там, под обрывом, среди казавшихся из-за обильных испарений расплывчатыми
болот, лугов, полей и жили шумеры. Край обрыва проточили весенние ливни,
он был изрезан оврагами и складками. Черноволосые, опасавшиеся резких
изгибов земли, называли этот обрыв "малыми горами", прекрасно зная, что
далеко за закатной пустыней есть настоящие горы.
били родники. Они образовывали короткие протоки, завершавшиеся заводями,
густо укрытыми тростником. Вокруг росли напоминающие далекие закатные
кедры можжевеловые деревья, росли плакучие ивы, тамариск, кизил. Звери
любили здешние водопои - и лев, и тонконогая антилопа, и круторогий тур, и
степная лисица шли тайными тропами через всю степь, чтобы отведать сладкой
водички, текущей из стен обрыва.
затаиться, если выждать и вытерпеть, можно приносить в кладовые храма
Кулаба полные сумы дичины. Охотники ежедневно подавали к столу Большого
свежее мясо. Большой любил дичину. Он ел сам, кормил челядь, бросал жирные
куски прирученным тростниковым котам, шипевшим на всякого, кто входил к
хозяину. Довольны были и простолюдины - им свежая дичина доставалась
только по праздникам, зато каждый день строители стены получали тонкий, но
длинный ломоть сушеного или вяленого мяса. Во всех землях черноголовых не
ели столько мяса, сколько в Уруке при Гильгамеше. Может быть, благодаря
ему и стал Большой Большим. Может быть, благодаря ежедневному мясу и
решились урукцы на такое: оградить свой город стенами.
свой собственный водопой: они действовали поодиночке, им не нужны были
загонщики, только терпение и верная рука. На охотников смотрели даже с
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Перумов Ник