традиции.
денческую скамью сотрудниц, легкий запах канцелярской утвари, незнакомый
вид из окна кабинета. Первый день пролетел мигом; скука началась со вто-
рого. А через месяц скука переросла в отвращение, и раздражало уже все -
и вид из окна, и запах канцелярской утвари, и собственная подпись на
"деловых" бумагах, и даже преданный взгляд толстенькой, чуть перезрелой
инженерши, назойливо напоминающий, что я - ее непосредственный на-
чальник, сын известного в городе босса, а может быть даже - и скорее
всего, как мне во всяком случае тогда казалось - просто интересный моло-
дой человек.
ки с чертежами. Требовалась моя подпись, чтобы дать этому хламу путевку
в жизнь. Обычно я подписывал не глядя, а если и имел неосторожность
взглянуть мельком на чертежи, то испытывал при этом гадливое чувство и
нередко думал о том, что на инженерных работах в силу их невыносимости
следует использовать заключенных.
ежедневно после полудня я скрывался на пару часиков в уютном "д`Арманта-
ле" (благо, недалеко), где лиловый кельнер Флоризель, едва завидев меня,
уже спешил к моему столику с дюжиной устриц и большой запотевшей рюмкой
сильно охлажденной русской водки. Такое времяпрепровождение я называл
"северной сиестой" и находил его приятным, однако грустные мысли о бе-
зысходности моего существования одолевали меня все чаще и сильнее.
ность, принялся убеждать меня, что вскорости я займу подобающее положе-
ние, вследствие чего горизонты моего видения значительно расширятся, и
появится - не может не появиться - интерес к "настоящей" работе. Я слу-
шал отца рассеянно и жалел, что вообще завел с ним этот бесполезный раз-
говор, поскольку уже знал о своей органической неспособности оценить
прелести "настоящей" работы и понять разницу между "подобающим" и "непо-
добающим" положением.
са не противилась, - возможно она находила для себя удобным мое от-
сутствие, а быть может наивно полагала, что у Квачевского я встречаюсь с
"нужными" людьми. На самом деле у Квачевского собирались разные люди, но
наибольшее восхищение у меня вызывал стиль жизни самого Квачевского -
веселого старого холостяка, рантье, превратившего собственный особняк в
некое подобие игорного дома для знакомых.
ликации) может сложиться впечатление, что в ту пору я стремился к без-
делью. Не совсем так. Во-первых, я не был уверен, что бездельником можно
считать Квачевского, как никак организовавшего приятный досуг для своих
многочисленных знакомых. Во-вторых, я считал отнюдь не бесспорными
представления моего отца о "настоящей" работе. Иные, чем он, понятия на
сей счет имели, скажем, "левые", которых я находил во многом правыми
(забавный каламбур!). Думаю, что именно те мои искания и сомнения и при-
вели меня в конце концов к серьезному литературному труду.
емый необходимостью вернуться оттуда в опостылевшее здание "Корабела", я
невольно возвращался мыслями "к Аталику", где можно было беззаботно про-
сидеть весь день, попивая пиво и ни о чем особо не беспокоясь. Я часто
думал так, хотя понимал, что первопричину моих теперешних затруднений
следует искать именно в моей беспринципности студенческих лет. Я стал
одной из многочисленных жертв широко распространенного в век научно-тех-
нической революции стереотипа, когда молодые люди, часто под влиянием
родителей, не задумываясь избирают дорожку, сулящую им техническое обра-
зование, и лишь позже начинают понимать, что путь этот совершенно не со-
ответствует их способностям и внутренним потребностям. И страдают от
этого все - и люди, разменявшие свою юность на медяки, и искусство, не-
добравшее талантов, и даже сами технические науки, структуры которых пе-
регружены никчемными кадрами. Портной, кроивший мне брюки, парикмахер,
услугами которого я пользовался еженедельно, казались мне куда более по-
лезными членами общества, нежели я и мое непосредственное окружение; да
так оно и было на самом деле.
щее" или "неподобающее" - было отнюдь не самым худшим из возможных. Я не
нуждался материально, а потому мучился на ненавистной службе лишь по
причине собственного безволия, находясь в плену условностей, свойствен-
ных моему сословию. А сколько людей вокруг вынуждены - действительно вы-
нуждены - мучительно тянуть свою лямку, мечтать о том, как лет через де-
сять-двенадцать они хоть как-то обеспечат себя, подойдут к своему хозяи-
ну и выложат ему все, что о нем думают. Но под давлением непредвиденных
обстоятельств этот желанный миг все отодвигается, а на пути уже поджида-
ют болезни и немощи...
я считаю наиболее значимым. Этим интересуются читатели, журналисты, кри-
тики, и не припомню случая, чтобы я ответил искренне. Я называл Ланком и
Виньерон, я вспоминал "Зеро созидания"; однако на самом деле важнейшим в
своей биографии я считаю сам факт того, что я стал литератором.
жизни. Год спустя я уже не ограничивался одной рюмкой в "д`Армантале", а
заказывал себе дополнительно - в зависимости от настроения - либо кофе с
двойным шартрезом в качестве десерта, либо просто два бокала пива с но-
вой дюжиной устриц. Иногда я не останавливался и на этом, и тогда после
"сиесты" подчиненные подозрительно поглядывали на меня - так мне, во
всяком случае, казалось - и перешептывались у меня за спиной.
пьян, выглядел распутно и приставал к ярко раскрашенной девице старшего
школьного возраста. Он с жаром декламировал стихи, и флирт явно удавал-
ся, покуда он не заприметил меня. Тут он сразу забыл про девицу и устре-
мился ко мне ("Старик! Уж столько выпито с последней нашей встречи!.."
Как быстро летит время - ныне это уже почти классика!). Он размахивал
руками, орал на весь вагон, утверждал, что искусство требует жертв, а
потому необходимо выпить. Я куда-то спешил (кажется, к Квачевскому), и
мы расстались, договорившись созвониться позже, но так никогда и не соз-
вонились.
искусству; он в нем естественно существовал и, очевидно, был счастлив.
Так, во всяком случае, казалось со стороны. И я отлично понимал его
счастье; и успех Тони Мираньи понимал и продолжал ему завидовать; и
только собственная стезя казалась мне убогой и недостойной. Мне даже
приходила в голову мысль получить гуманитарное образование, однако
всерьез я ее не анализировал.
так ничего и не придумав взамен. Отец, конечно будет недоволен, думал я,
но надо, в конце концов, позаботиться и о себе; не могу же я всю жизнь
заниматься делом, которое не уважаю. Преодолев рутину, я вздохну свобод-
нее, обрету самоуважение и найду, чему себя посвятить. Так - или пример-
но так - я рассуждал и был, в общем-то, прав.
раюсь покинуть "Корабел" и вообще поставить крест на инженерной карьере
ввиду отсутствия соответствующих наклонностей. Я добавил, что в настоя-
щее время меня одолевают сомнения и искания, а потому я еще не решил,
чему себя посвятить в дальнейшем. Любопытно, что все это была истинная
правда, и я не могу припомнить другого случая, когда я был бы столь же
искренен со своей женой. Против моего ожидания, Лиса отнеслась к моему
сообщению довольно спокойно и даже с пониманием.
"Корабела", не подготовив отца: его имя пользовалось широкой извест-
ностью в армангфорских промышленных кругах, и не считаться с этим я не
мог. Я долго настраивался, прежде чем разговор наконец состоялся. Мой
старик был предельно расстроен, хотя внешне - неестественно корректен и
доброжелателен, и во мне шевельнулись теплые к нему чувства, поскольку я
прекрасно понимал, каких мук ему стоили эти минуты.
уютное питейное заведение на Зеленой аллее и увидеть за стойкой прехоро-
шенькую, как мне тогда показалось, и очень улыбчивую девушку по имени
Кора Франк. Потом мне захотелось придти туда вновь и вновь получить из
ее пальчиков рюмку холодной и чистой, как вода из горного ключа, водки,
а к ней впридачу - изящную аппетитную закуску и неизменную улыбку. Скоро
меня уже тянуло в эту рюмочную и утром, и вечером, а потому моя "эвакуа-
ция" с "Корабела", на которую я так долго настраивался, в конце концов
совершилась чуть ли не в "пожарном" порядке.
вык связывать окончание своей юности. Мне было двадцать шесть лет, и я
впервые совершил неодобряемый родителями ответственный поступок. Не пра-
вильнее ли назвать это окончанием детства?.. Карьера Тони Мираньи была
уже в самом разгаре.
тогда я снова, и в последний, пока, раз, посетил Дарси. Я побывал "У
Аталика". Пиво мне показалось обыкновенным, а сардельки с кислой капус-
той в тот день в меню почему-то отсутствовали. Но особенно грустно и
непривычно было видеть пустующим столик, за которым прежде неизменно си-
дел Гамбринус. Оказалось, что старик умер прямо "У Аталика" за несколько
месяцев до моего приезда.
Василенко Иван
Шилова Юлия
Браун Дэн
Юрьев Сергей
Бажанов Олег
Глуховский Дмитрий