Дзанни мгновенно повеселел, сел за рояль и начал с аффектацией играть "Ты
забыл свой дом родной..." Я знал, что это означает. Я помнил свой долг
всегда. Никакие рыдания не могли помешать мне. Всхлипывая, я взял с полки
флейту и начал вторить ему.
качает, и баюкает, и говорит сказки, и песни поет, но я не сплю. Верно,
это кончается мое детство...
мучительная школа. Кульбиты, курбеты, шпагаты, стойки на руках, на голове.
Прыжки, прыжки, прыжки... И боль в суставах, а ночью - ощущение тела,
избитого железными палками. Слезы бессилия...
играл на флейте ночным гостям. До завтрака делал двести приседаний, двести
прыжков и балетный экзерсис перед большим зеркалом. Дионисий Наталиевич
вкупе со всеми родственниками взирал на жалкие мои потуги с отвращением. Я
очень понимал его, будучи совершенно уверен в нелепости всех этих занятий.
Но разве мог я спорить с Дзанни, разве мог ослушаться его? Он же с
непонятным, пугающим упорством заставлял меня делать из своего тела черт
знает что.
Зачем мне идеально вытянутый подъем ноги, зачем осанка тореадора и умение
высоко прыгать? Я ничего не понимал, но при этом был уверен, что Дзанни
имеет на меня право - на жизнь мою и на мою смерть. Если бы он, подобно
легендарному Феджину, учил меня воровать, я стал бы прекрасным вором.
будет: ни дома нашего, ни нас самих, ни памяти о нас. Еще горше, если
кто-то все же вспомнит и подумает с недоумением: "Для чего жили эти люди?"
Вот один из тех вопросов, которые не имеют ответа, вследствие чего
называются банальными и пошлыми! Но все же, все же - для чего живет
человек? И есть ли логика в том, что называется судьбою? Кабы она была,
эта логика, разве таким был бы мир? И разве правила бы им разнузданная
глупость?
свиньи Гаргары. Она реагирует на комплимент самым подлым образом - дает
петуха. Всеобщий смех.
вообще пения, потому что случился скандал. Присутствовал в тот вечер на
представлении один важный работник какого-то аппарата, "слуга народа" со
стажем. Всем хороший работник, но глуховатый. Вместо "Карузо" он услышал
"кукуруза". Таким образом, реплика Дзанни приобрела вредный политический
смысл: "Кукуруза! Какая мерзость! Вон с арены!"
выгнали. Требовали наказать и свинью, но она отделалась только выговором и
была отдана "на перековку" дрессировщику Ваньке Метелкину. У него Гаргара
через месяц совершенно потеряла дар речи - Ванька считал, что языком
трепать даже для человека лишнее, не то что для свиньи. Умерла Гаргара в
городе Париже после представления, в котором зажигательно отплясывала
трепак а ля русс с кордебалетом лошадок Пржевальского.
нее он стал просто коверным клоуном, уже немолодым и порядком надоевшим
своими старомодными репризами на темы всеобщего разоружения и отдельных
нетипичных беспорядков в нашей легкой промышленности.
жить мне незачем, потому как Дзанни, великий Дзанни стал игрушкой чьей-то
тупой воли и сделался безработным. Да, безработным в нашей стране! Мне
было мучительно стыдно за него, за то, что он не вписывается в общую
радостную картину нашей жизни. И хотя я знал, что Дзанни не виноват, мне
все равно хотелось обвинить во всем именно его. В школе мы учили, что в
споре с отдельной личностью коллектив всегда прав. Дзанни был личностью, а
"слуга народа" олицетворял некий абстрактный могучий коллектив.
всегда можно достать пятьдесят копеек в день на еду. Самое неприятное -
чувство унижения, которое доставляет общение с людьми. Сколько же их
перебывало в нашем доме! Чаще всего приходили покупатели - Дзанни продавал
вещи, чтобы прокормить нас с Машеттой. Приходили, рыскали глазами по
комнатам и забирали все, что понравится: янтарные шахматы, вазу,
жука-скарабея, люстру, черное распятие, книгу с золотыми письменами и даже
вешалку-орла.
живут неработающие элементы, - суровый такой милиционер, в новеньких
сапогах. Он долго кричал на Дзанни, а ушел, унеся с собой брелок для
ключей в виде черепа с костями, пригрозив, "если что не того",
товарищеским судом и выселением из города.
с Машеттой в детдом, а сам шел "трудоустраиваться на завод". Покинули они
нас, весьма довольные, унеся сахарницу кузнецовского фарфора и старинный
медный тазик для бритья.
нам однажды бывшая опереточная актриса, комическая старуха, одинокая и
нищая до крайности. Забрела случайно и осталась навсегда нянькой у
Машетты. Золото-старуха: от денег отказалась наотрез. Одна беда - втихую
пила горькую, но что уж поделаешь...
Каждый вечер мы с Дзанни притаскивали с помойки ящики - топить печку.
Уроки я делал, закутавшись в два одеяла; Машетта спала в ванной - там было
чуточку теплее; а Дзанни, смахивающий в своей облезлой шубе на
суриковского Меньшикова, вырезал из цветной бумаги игрушки на елку - их
охотно раскупали к Новому году.
деятельности и способом хоть сколько-нибудь заработать - о нет! Дзанни
устроил из своего несчастья спектакль и играл в нем все роли: когда стриг
из бумаги зайцев - играл нищего непонятого гения; когда продавал их в
подворотнях близ метро - играл блаженного деревенского умельца, для
которого рубль - невиданные деньги; когда приносил домой хлеб и молоко -
разыгрывал нечто совсем уже диккенсовское, веселую неунывающую бедность...
изваяние бога, который, несмотря на отсутствие у него носа, тщится
выглядеть величественным. Я открыл, что Дзанни не бог, и полюбил его еще
больше.
привел с улицы старика Тартарова, мерзавца и алкоголика. Был он в прошлом
завкадрами, хоть и попович, о чем сообщил сразу же, как вошел к нам в дом.
Бутылку Тартаров приносил с собой уже початую, жадно высасывал водку до
последней капли, облизывал горлышко и начинал откровенничать о том, как во
всем шел наперекор родителю, фамилию Аллилуев сменил на Тартаров и в конце
концов упек батяньку куда надо, а рясу порезал на тряпки и отдал в клуб
мыть пол.
кого больше. Шаляпина Тартаров призывал повесить на фонаре, поскольку он
был повинен в падении общественного патриотизма, в мещанстве и в
отсутствии приличной колбасы.
Тартарову - он был живым воплощением гнуси и позорной тенью нашей жизни.
из ничтожных. Он слушал Тартарова прямо-таки со сладострастием, прищурив
глаза, улыбаясь, как будда. Он заставлял меня играть этому подонку на
флейте, и я играл. Он заставлял повторять удавшиеся пассажи - я повторял.
Он требовал, чтобы я кланялся "зрителям" - и я шаркал ножкой.
Дзанни. - Это ведь пра-а-вильно, Тартаров, что он - ТЕБЕ служит! Ты ведь
хозяин, Тартаров?"
более - ни бог, ни царь и ни герой!
был спектакль, и я вместе с Дзанни играл в нем роль. Всякий артист поймет
меня.
чувствует камень? Верно, воет, страдалец:
юродства, затуманивавшего мозг, как наркотик. И первый восторг артиста,
опьянение своею, пусть мимолетной, властью над флейтой я испытал именно
тогда, перед храпевшим Тартаровым. Почему - не знаю. Этого никому знать не
дано.
Тартаров исчез навсегда. Теперь Дзанни, запершись в своей, комнате, играл
на гитаре.
корзины с виноградом. И толпа черноглазых девушек. И звон тамбуринов,
украшенных пестрыми ленточками.
звенел маленький Машеттин тамбурин, и хриплое сопрано няньки часто и
невпопад пело: "Я вас не зна-ал, но я стра-а-дал но ва-шей ви-не..."
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Самойлова Елена
Сертаков Виталий