будто именно мне демонстрировал свою силу. Во взгляде у него сквозила
дьявольская насмешка...
мой противник неторопливо и как бы с ленцой (хотя это не заняло и десятой
доли секунды) отклонил свою голову в сторону - мой кулак пробил пустоту, и
я по инерции последовал за ним... удар чем-то твердым по хребту добавил
мне ускорения... Пролетев мимо тележки, я рухнул на асфальт, приложившись
к нему одновременно животом и подбородком, меня подбросило и протащило по
шершавому покрытию несколько шагов... Я тут же инстинктивно перекатился на
спину, заслонившись руками и притянутыми к животу ногами, однако никто и
не думал нападать на меня: возле тачки было уже пусто. Черный человек
бесследно исчез, растворился в багряных сумерках.
такое ощущение, что мой подбородок стал вдвое массивнее, а живот
пропорционально площе; в голове стоял туман. Когда я снова обрел
способность фокусировать глаза на чем-то определенном, то сперва увидел
подбегавшего брата... а затем женщину, медленно сползавшую с тачки на
асфальт... Из горла у нее вырывался громкий хрип - и был еще один звук,
будто булькало в водопроводных трубах... но сначала я никак не мог понять,
что он значил... и только потом связал этот звук с тем, на что был обращен
остановившийся взгляд моего брата... и с этим тошнотворным, одурманивающим
запахом... Платье на животе у женщины было разорвано во многих местах -
живот распорот, и из него с бульканьем на пыльный асфальт вываливались,
разматываясь виток за витком, желтые дымящиеся кишки... И тогда я
непроизвольно сделал то, что в прежней жизни не приснилось бы мне и в
страшном сне: я подхватил этот горячий, животрепещущий кишочный узел
обеими руками и торопливо запихнул его обратно в разверстое чрево
женщины...
ребенок поспешно закапывает в пыль изувеченного им кузнечика, чтобы скрыть
следы своего маленького преступления - прежде всего от самого себя.
Торопливо обтерев липкие ладони о шершавый асфальт, я снизу вверх
испуганно поглядел на брата - и встретил в его глазах отражение моих
собственных чувств. Осторожно, чтобы кишки снова не выпали из живота, мы
положили женщину на тачку, поверх собачьих трупов (за каким чертом она
тащила их на восток?), - так, что ее шея легла на заднюю стенку, а ноги
свесились спереди (при этом брат содрал с нее порванные, окровавленные
трусы, зацепившиеся за застежку туфельки, и с отвращением отбросил их на
обочину). Женщина лишь хрипела и смотрела на свои вывороченные
внутренности с непреходящим ужасом.
потеряла сознания, хотя и потеряла большую часть крови. Похоже, она даже
не чувствовала боли - только ужас от случившегося и от своего теперешнего
состояния. Мне подумалось, что отныне на Земле нет смерти, и поэтому она
не умрет. Она была молода: ей не было и тридцати... Но, черт возьми, кто
был этот подонок? Этот черный человек с огненным знаком на лбу? Не о таких
ли было сказано: "И положено будет начертание на правую руку или на чело
их"? Не знаю почему, но он предпочел убраться - и, надо сказать, слава
Богу! Сомневаюсь, что я с ним справился бы...
будет хорошо.
благодарности.
нечаянному - пусть и страшному! - поводу повернуть назад, хотя и старался
не подать виду. Его тяготило это бессмысленное путешествие на запад -
когда вся душа его рвалась на восток. Кроме того, не могли же мы бросить
эту несчастную женщину посреди дороги, а кто из нас двоих более подходил
для того, чтобы позаботиться о ней наилучшим образом? Что ж, меня только
порадовало его решение.
Вся моя злость к нему испарилась в одно мгновение. С ним ведь я тоже
расставался навсегда... Мы крепко, по-братски обнялись.
удачу.
похрустывало при каждом шаге: похоже, вывихнул челюсть... В хребте тоже
ощущалось какое-то неудобство, как будто сместился один из верхних
позвонков. Интересно, чем это он меня огрел? Если локтем, то локти у него
железные. Я не чувствовал ни малейшей боли - скорее всего, физическая боль
исчезла из этого мира вместе со смертью. Я просто ощущал себя не в своей
тарелке. А каково той женщине - видеть свои выпущенные наружу
внутренности?!
удовлетворение оттого, что наконец остался один. Брату просто незачем было
идти со мной, и теперь я был искренне рад за него: скоро все плохое для
него кончится. И для этой женщины. Они чисты, они не отмечены ЧИСЛОМ.
лица земли. Однако он оказался на месте. Внешне он даже не сильно
изменился, во всяком случае возле дороги. Я миновал магазин
автоматического оружия и углубился в узкие, запутанные улочки. В голову
мне пришла запоздалая мысль: ЖИВЫЕ. Где живые люди? Неужели все они
вымерли за эти десятилетия? Или прячутся? - и за этими неподвижными
стеклами сейчас множество бледных, искаженных ужасом лиц? Каково это -
жить во времена, когда воскресают мертвые?! Но, сколько ни вглядывался я в
слепые окна домов, я никого не увидел. Город был пуст. Пуст до жути. Нигде
ни души, ни бродячей собаки, ни даже птиц. Это напомнило мне крошечные
городки в Англии, которые можно пройти насквозь - и не встретить ни одного
прохожего. Только - шур, шур! - проносятся мимо легковые машины. В этом
все отличие: здесь-то не было никакого движения. И ни одного автомобиля на
улице. Зря я сюда пришел, подумалось мне, напрасная трата времени. Я
повернул на середине улицы и возвратился на шоссейную дорогу, твердо решив
больше не сходить с нее.
усталости, ни голода, ни жажды. Должно быть, обновленное тело не требовало
ничего этого. Я шел быстрым размеренным шагом двадцать четыре часа в
сутки. Впрочем, Земля больше не знала суточных колебаний, словно бы период
ее вращения вокруг собственной оси совпал с периодом обращения вокруг
Солнца, как это некогда было с Луной по отношению к Земле. Не было больше
ни времени суток, ни времени года, ни перемен в погоде. Но только ровные
красноватые сумерки под низкой багровой пеленой стремительно несущихся
туч. Я даже не знал, солнце было за этим сплошным покровом или другая, не
знакомая мне, звезда.
сожалея о моем безрассудном решении, но когда я оборачивался, я не видел
ничего, кроме багровых туч, уносящихся за горизонт.
безнадежно устарело. По-видимому, наземный транспорт давно и окончательно
сменился воздушным: большая часть асфальтового покрытия была разрушена...
Я не узнавал ни шоссейных дорог, ни городов вдоль них. А потом мне
припомнились лекции по теории градостроительства, которые я слушал в
институте. Их читал нам сухонький старичок архитектор с седой козлиной
бородкой. Он говорил, что в древности на холмистой равнине средней России
города обязательно строили возле рек: хорошо защищенный берег в излучине,
холмистый треугольник между рекой и ее притоком - здесь зачинался новый
город. С развитием цивилизации реки утратили свое былое значение, уступив
свои функции железным дорогам: в конце второго тысячелетия именно железные
дороги определяли облик большого индустриального города. Разумеется,
полный переход к воздушному транспорту устранил эту зависимость, однако -
подобно древним городам на берегах рек - города, возникшие в конце второго
тысячелетия, по-прежнему стояли на пересечении железных путей - устаревших
и заброшенных, но еще не успевших полностью исчезнуть с лица земли. Вот
ими-то и решил я руководствоваться в своем путешествии. И вскоре вместо
однообразного полотна шоссейных дорог подо мной потянулся не менее
однообразное полотно дорог железных - шпалы, шпалы, шпалы... Как в тумане
проплыли мимо меня грязные заводские районы Москвы - и навсегда остались
позади...
крошечными белыми городками с незнакомыми мне названиями на круглых, как
воздушные шары, знаках... Не было никаких ориентиров: ни солнца, ни звезд
- все скрыто сплошной пеленой туч. И все же я знал, что не сбился с пути,
что иду в верно, как перелетная птица, безошибочно угадывающая дорогу на
юг... Во мне проснулось новое чувство... Возможно, теперь я воспринимал
излучение магнитного поля - и, как стрелка компаса, безошибочно выбирал
нужное направление? Правильность моего направления подтверждали и группы
людей, шедших мне навстречу, то есть на восток. Они попадались постоянно,
и по их одежде можно было судить о том, как быстро продвигается
воскрешение в глубь времен: одежда на них была совсем ветхая и какого-то
старинного покроя. Один раз я видел даже широкополую дамскую шляпку с
темной вуалью, какие носили еще при царе... Ужасная мысль наполняла меня
внутренней, кишочной слабостью: неужели я опоздаю? ИЛИ - УЖЕ ОПОЗДАЛ? Я
гнал ее прочь от себя, но уже не мог сомневаться в ее истинности.
поверил своим глазам: эти заводы... этот железнодорожный вокзал...
Господи, да это же Рига! Сердце во мне забилось сильнее, я бросился
вперед, побежал... Я не был здесь сто лет! (И теперь это не было
преувеличением.) Подземный переход, глубокая лестница, пустой зал ожидания
Сертаков Виталий
Панов Вадим
Круз Андрей
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Орлов Алекс