толстеют, не выцветают, не седеют, не рыхлеют. Бродяга был таким же, каким
я видел его при расставании, - оранжево-сизый, с мощными лапами, с
огромными крыльями. Но он уже не летал. Завидев нас, он выполз из своей
норы и заскользил навстречу. Волноподобные складки с прежней быстротой
перемещались по спине и бокам, массивное туловище извивалось с прежним
изяществом, длинный, бронированный прочной чешуей хвост приветственно
взметнулся трубой, крылья с грохотом рассекали воздух. Но все эти такие
знакомые движения уже не могли поднять Бродягу над грунтом. И огня от него
исходило поменьше: багровое пламя было пониже, а синий дым - пожиже. Я не
иронизирую, я говорю это с грустью.
шепелявый голос. - Рад видеть тебя, адмирал! Садись мне на спину, Эли.
обгонишь.
начинаются на "от", - безжалостно установил он и вывернул ко мне
чудовищную шею, выпуклые зеленовато-желтые глаза глядели умно и печально.
- Не жалуюсь, Эли. Я пожил всласть. Все радости, какие могло доставить
существование в живом теле, я испробовал. Будь уверен, я не потеряю
спокойствия, когда придет час прощаться с жизнью.
запрыгал на твердой лапе дракона.
испробуем их на тебе, и ты еще покатаешь меня над планеткой.
удалось придать осмысленность гримасам морды, - остальные просто разевают
пасти, выпыхивая дым, и не поймешь, то ли зевают, то ли собираются
проглотить тебя. Я чувствовал себя виноватым перед драконом. В прежнем
своем воплощении, в образе правящего мозга-мечтателя, он мог бы
десятикратно пережить нас всех. Я наделил его телом, но радости телесного
бытия кратковременны. Хоть и поздно, но я с пристрастием допрашивал себя,
правильно ли я поступил.
Андре и я.
всматриваюсь в него. Я стараюсь понять, чем порождено то впечатление,
какое он неизменно производил. Я допрашиваю себя, не изменится ли
впечатление от пристального разглядывания, от долгого изучения. Ничто не
изменяется. Все правильно. Ошибок нет. Если и встретилось мне в жизни
существо, в полном смысле слова необыкновенное, то имя этому существу -
Эллон!
крутящейся шее. Орлан в знак приветствия поднимает и вхлопывает в плечи
голову, Эллон не удостоил нас приветствием. Он просто не знает, что такое
приветствования, он не обучен таким поступкам. Он молча рассматривал нас.
Нет, не рассматривал - пронзал, ослеплял, уничтожал фосфорически пылающими
глазами, такие выспренние сравнения в данном случае уместней.
переговорах, на совещаниях - неизменно спокойным, решительным и
бесстрашным. Я был уверен, что хорошо его знаю. Он не поднял, а вжал
голову, он говорил - для нас - на отличном человеческом языке, но голос
звучал робко, почти заискивающе.
Орлан этим странным голосом. - Надеюсь, тебя не обременит наше посещение?
ответил Эллон и широким жестом длинной, гибкой, бескостной руки обвел
помещение. Рот его широко осклабился, синеватое лицо порозовело, вероятно,
от удовольствия.
демиурги. Вся планета представляет собой скопление механизмов, по виду не
определить было, чем эти, в зале, отличались от тех, что образовывали
тысячекилометровые толщи планетных недр. Орлан сказал просительно:
вперед, а голова была повернута назад, на нас: все демиурги могут свободно
выкручивать голову, но так далеко, на полных сто восемьдесят градусов,
выворачивать ее был способен лишь Эллон. И я, не вслушиваясь в объяснения,
смотрел на его лицо, старался разобраться не в смысле речи, а в звуке
голоса, мне это почему-то казалось важней, чем вникать в конструкции, все
равно я мало бы что в них понял - я плохой инженер.
во мне впечатление необыкновенности. Эллон смеялся. Он широко раскрывал
рот в беззвучном хохоте. Объяснение было серьезное,
высококвалифицированное, а гримаса - издевательская. Огромный жабий рот
пересекал все лицо от уха до уха, рот был раза в два больше, чем у других
демиургов: пугающе подвижная, извивающаяся, кривящаяся впадина
перехлестывала лицо, а над темной, живой, меняющейся, я бы даже сказал -
струящейся от уха к уху безгубой впадине грозно светили огромные
сине-фиолетовые, пронзительно-неподвижные глаза. Я не робкого десятка и не
слабохарактерный, но и меня почти гипнотизировало сочетание дьявольски
меняющихся саркастических гримас и зловещих глаз.
всего объяснения):
столь совершенно вооруженных кораблей. Если бы хоть один из нынешних
звездолетов был у нас, когда человеческие эскадры вторглись в Персей,
события развернулись бы по-иному.
причудливо соединяется порывистая эмоциональность отца с инженерной
дотошностью матери. Я отвел Андре в сторону:
командует ими?..
нем от старого Андре: он по-прежнему ловит мысль на полуслове и все так же
не церемонится с собеседниками.
командую ими я. Пусковые поля замыкаются на мое индивидуальное излучение.
А когда эскадра выйдет в поход, я передам управление ими Олегу и капитанам
кораблей.
- Она понизила голос, чтобы Орлан не услышал. - Они все кажутся мне
уродами - Эллон один красавец! И какое совершенство инженерных
конструкций. Эли, вы разрешите мне на корабле работать в группе Эллона?
то как раз Эллон показался мне куда безобразней других демиургов.
экспедиции, но обсуждать действия мужа могу. Я недовольна тобой, Эли.
кого-нибудь?
страшен, что даже красив в своем уродстве, тут я могу согласиться с
Ириной. Но каждый день встречать его на корабле!.. И как Ирина смотрела на
него! Если бы она так смотрела на мужчину, я сказала бы, что Ирина
влюбилась.
Фиолу - нечеловеческое существо. Чувства эти безвредны, ибо
бесперспективны. Не взять Эллона с собой мы не сможем: он ведь объявлен
инженерным гением. Боюсь, в тебе говорит человеческий шовинизм,
недопустимый в эпоху звездного братства. Я убедил тебя такой железной
формулой?
грустно улыбаясь. - Не обращай внимания на мои настроения. Они порождаются
не от умных рассуждений, а от темных предчувствий...
Третьей планете Персея.
говорил, что не уверен, попадут ли мои записи на Землю. Я пытаюсь
разобраться в смысле событий. Я допрашиваю себя, правильно ли я поступал.
Я все снова и снова подхожу к мертвому телу предателя, недвижно повисшего
в силовом поле, ему уже никогда не изменить однажды принятой позы, и все
снова и снова говорю себе: "Эли, тут что-то не так, ты должен во всем этом
разобраться, ты должен разобраться, Эли!" Но я не могу разобраться, я
слишком рассудочен. Это парадоксально, что поделаешь, одна из новых истин,
столь не просто и столь не сразу нами воспринятых, звучит именно так: чем
логичней рассуждение, тем оно дальше от истины. Мир, в котором мы
странствуем сегодня, подчинен законам физики, но нашей логики не