Чтение 4–й страницы книги ~Принуждение к гениальности~

- Вы свободны, Джеймс. Я доволен вами, отличная работа.

- Рад стараться! - гаркнул Дженнисон и прикрыл за собой дверь. Домье
обратился к пленникам:

- У меня к вам вопросов нет. С вами все ясно - пытались без
разрешения проникнуть на охраняемую территорию, вас задержали. Но,
вероятно, у вас имеются вопросы ко мне? Наверно, вас интересует, почему
наша территория охраняется? Почему мы вынуждены задержать вас? И какова
ваша дальнейшая судьба? Я правильно сформулировал ваши вопросы?

Прохоров сухо сказал:

- Добавьте еще один: почему мы вообще должны были проникать к вам
таким путем?

Домье высоко поднял брови.

- Вероятно, вам лучше известно, почему вы избрали такой способ.

- Нет! - сердито сказал Прохоров. - Почему мы выбрали именно этот
способ, нам ясно. Но почему мы были должны выбрать его? - Он подчеркнул
голосом слово "должны". - Почему не оказалось иного пути проникнуть к вам?

- Это все тот же вопрос: почему территория охраняется? - возразил
Домье. - На все вопросы я дам исчерпывающие ответы. Но должен начать
издалека - с работ, которые в нашем институте были начаты ровно два года
назад. Эти работы...

Следователь упрямо прервал его:

- Может быть, начнем с событий более близких, чем позапрошлогодние
работы? Снова формулирую основной вопрос: какие обстоятельства вынудили
нас тайно проникать к вам?

- Сколько я понимаю, - учтиво сказал Домье, - вас интересует Джок
Вагнер, астрозоолог с Марса?

- Совершенно верно! Этот человек пропал при загадочных
обстоятельствах. Мы хотим знать, где он и что с ним произошло. И мы
подозреваем, что если он не погиб, то находится где-то у вас! Вот на этот
главный вопрос, пожалуйста, и отвечайте.

Генрих, не вклиниваясь в перепалку между директором института и
следователем, молча рассматривал Домье. Давно ему не приходилось встречать
столь красочно уродливого человека, именно такими словами Генрих
охарактеризовал про себя внешность директора. Домье был из тех, кто в
ширину захватывает больше пространства, чем в высоту. На тонких ногах -
что они болезненно тощи, стало видно, когда Домье привстал, приветствуя
вошедших, - массивно покоилось трапецеобразное туловище; ширине плеч
директора мог позавидовать сам Дженнисон, хотя сторож был выше по крайней
мере на полметра. А на гигантских плечах взметывалась крохотная лохматая
голова с такими огромными глазами и таким исполинским, хищно изогнутым
носом, что казалось, будто голова состоит из этих трех частей: копны
жестких седых волос, пронзительных, черно сияющих глаз и носа, похожего на
небольшой хобот, - кончик его почти доходил до нижней губы.

Домье посмеивался, слушая раздраженные требования следователя.
Смеялся он столь же удивительно - не раскрывающимся ртом, не суживающимися
глазами, не расплывающимися щеками, как другие люди, а изменением блеска
глаз и тем, что нос, вдруг становясь подвижным, начинал шевелиться. Улыбка
и смех директора не порождали ответного веселья. "Когда он хохочет,
собеседников, наверно, пронзает ужас", - с любопытством подумал Генрих. Он
любил своеобразие, даже если оно исчерпывалось одним безобразием. Директор
ему нравился. От человека с такой незаурядной внешностью можно было
ожидать необыкновенных поступков. Генрих вспомнил, что президент Академии
высоко ценит Домье. Альберт Боячек посредственностей не жаловал.

- Нет ничего проще, чем удовлетворить ваше любопытство, - сказал
Домье. - Вы не ошиблись, друг Александр... так, кажется, вас зовут? Джок у
нас.

- Он здоров?

- Абсолютно. Никогда еще Джок Вагнер не был в таком отличном
физическом состоянии.

- Как он попал к вам?

- Мы его похитили. Собственно, не мы, а я. Операция похищения Джока
была поручена мне одному.

Следователь долго смотрел на Домье. Директор института спокойно вынес
его взгляд. Кончик носа Домье шевелился.

"Улыбается носом", - констатировал Генрих. Прохоров снова заговорил:

- Вы похитили Вагнера? Я не ослышался?

- Нет, не ослышались. Именно так мы и назвали операцию:
насильственное похищение Джока.

- Лишнее словечко "насильственное", - тоном эксперта возразил
Прохоров, - добровольных похищений не бывает. Но сама операция похищения -
в двадцать пятом веке?

- Вы считаете, что в этом смысле наш двадцать пятый век хуже
пятнадцатого, когда похищения были повседневностью? - язвительно
поинтересовался Домье.

- Я считаю наш век лучше пятнадцатого! - Прохоров еще усилил свою
гневную отповедь. - И потому для меня формула "похищение" - нелепость,
анахронизм, дикая чушь.

- Тем не менее мы его похитили, - вежливо сказал директор. - К
сожалению, только эта формула точно определяет совершившееся событие.
Вероятно, мы просто не знали, что она считается анахронизмом и дикой
чушью.

Мысли следователя пошли по иному направлению. Он явственно примирился
с анахронической формулой.

- Вы сказали: "Мне поручили операцию похищения". Кто поручал вам
операцию? Итак, ваше преступление является плодом коллективного замысла,
хотя непосредственным исполнителем и были вы один. Я верно вас понял?

- Послушайте, друзья, - ласково сказал директор, - вы не знаете сути
проблемы, поэтому все ваши вопросы - вокруг да около, а две трети их
вообще излишни. Дайте наконец рассказать, что у нас происходит. Раз уж
пропажа Джока породила волнение и вы применили типичные для древности
методы проникновения в чужие дома, что я тоже считаю анахронизмом, если и
не дикой чушью, то скрывать, чем мы занимаемся и почему нам понадобился
Джок, нет решительно никакого смысла.

Прохоров вопросительно посмотрел на Генриха. Генрих молча кивнул.
Домье одобрительно улыбнулся Генриху - в своей манере: изменением блеска
глаз и пошевеливанием кончика носа.

- Итак, наши позапрошлогодние работы, - лекторским тоном начал Домье.
- Мы тогда решали астронавигационную задачу, связанную с прохождением
звездолета около коллапсирующего светила... Впрочем, тематика той работы
значения не имеет. Нас было тогда в лаборатории всего восемнадцать
человек, в основном математики, и кого-то поразило, что когда мы сидим в
старом здании, вот в этом самом, то расчеты идут быстрей, чем в новых
корпусах Института космических проблем. Мы захотели проверить наблюдение.
Оно подтвердилось при решении следующей задачи. Задача сводилась к
разработке логики нелогичностей с математическим обоснованием возможности
невозможного и достоверности невероятного. Как вы сами понимаете, проблема
не из простых. И то, что она в старом здании шла легче, чем в новом, уже
не могло не стать объектом нашего внимания. Мы поставили себе вопрос, и я
ставлю тот же вопрос вам: чем помещения нового корпуса отличаются от наших
здешних комнат?

Он смотрел на Генриха, и ему ответил Генрих:

- Я тоже работаю в Институте космических проблем. - Домье кивком
подтвердил, что этот факт ему известен. - В наших помещениях предусмотрены
все удобства для научного исследования. В частности, каждый кабинет и
лаборатория экранированы, чтобы соседи не мешали друг другу ни шумом, ни
излучением своих механизмов.

- Вот-вот - экранирование! - воскликнул Домье. - Вы уловили суть
загадки, друг Генрих! Кабинеты Института космических проблем обеспечивают
каждому полный покой - чересчур полный, как мы установили. Вы хорошо
знаете, что существуют методы определения творческих способностей, вы сами
проверялись этими методами и получали оценки. Но все это для
индивидуальных исследований. А мы разработали метод определения творческих
способностей коллектива, такой же точный, как и для индивидуума. И оценили
наш коллективный творческий потенциал числом 9,4. Вам это что-нибудь
говорит, друзья?

- Четвертая степень таланта большого, - со смесью уважения и
удивления сказал Генрих. Ему еще не доводилось слышать, чтобы творческая
способность, явление сугубо индивидуальное, рассматривалась в качестве
коллективного свойства.

- Верно! Теперь заметьте две поразившие нас особенности. Первая
такова. Среди нас имелось трое людей с индивидуальными оценками выше 9,4.
В частности, ваш покорный слуга, как говаривали в старину, оценен баллом
9,8. Но среднеарифметическая оценка коллектива - я имею в виду простое
сложение наших творческих баллов - давала лишь цифру 8,9. Иначе говоря, в
целом мы вроде бы не должны были выходить за пределы высшей степени
таланта простого, а мы вышли из простого таланта в талант большой. Нас это
удивило.

- Очевидно, коллектив ваш подобрался так, что вы одухотворяете один
другого, - заметил Генрих, все с большим интересом следивший за
объяснением Домье.

- И мы так считали. И специальным экспериментом подтвердили эту
гипотезу. Мы пригласили к себе известного... впрочем, называть его не
буду, дело не в личности, а в явлении. Короче, этот ученый был оценен
баллом 10,6 - гигантская величина, не правда ли?

- Шестая степень таланта уникального! На всей Земле имеется едва ли
десяток ученых, характеризуемых такими баллами. Мне кажется, я
догадываюсь, кто это.

- Не сомневаюсь, что он хорошо вам известен. Важно другое. С его
приходом творческий потенциал нашего коллектива должен был, казалось бы,
повыситься, а не понизиться, а он понизился. Теперь выше 9,1 мы не