Альтоне, он дал понять, что далеко не со всеми экспедиционными запретами
будет считаться. Просто дружеские отношения с Анной его не устраивали.
Трудно даже назвать ухаживанием его поведение, правильней другое слово -
наступление. Она как-то пригрозила, что пожалуется Сидорову. Фред
язвительно расхохотался: "Как вы думаете, это меня остановит, Анна?" Она
ничего не ответила и вышла. Он догнал ее в коридоре, с силой схватил за
руку и прошептал: "Идите к Сидорову, прошу вас. Надо же вам знать,
насколько вы для меня важней всех Сидоровых на Альтоне и в мире!" В эту
ночь Анна не спала. Она поняла что события идут к беде. Рой мягко сказал:
чувства, он мог увлекаться. По-настоящему он был влюблен только в
археологию. Каменным богиням, найденным на Зее-2, он отдал больше страсти
и времени, чем всем своим возлюбленным, вместе взятым. Открытые им изделия
древних цивилизаций навсегда сохранились в его памяти, он мог часами с
восторгом говорить о них. Женщины же в его жизни появлялись и исчезали, он
часто не мог правильно назвать имени той, в которую был когда-то влюблен,
он смотрел на фотографии своих подруг и путал их имена. Любовь,
накатывавшая на него временами, была стремительна, бурна, настойчива, но
оскорбительна. Она мучила, ей было трудно противиться - радости в ней не
было.
мысли, что Фред переменился, встретив вас? Что чувство к вам - впервые в
его жизни - было серьезным?
понимая вопроса. Она колебалась, это было явно. Генрих знал ответ и не
сомневался, что она его тоже знает. Он хотел определить, какова мера
искренности в ее словах, исчерпывающа ли ее честность перед собой. И когда
она заговорила, Генрих, удовлетворенный, взглядом показал Рою, что больше
вмешиваться в беседу брата с Анной не будет. Она сказала то, чего он ждал.
тех красавиц, которым он дурил голову? В сравнении с ними я дурнушка. У
него был альбом - друзья, сотрудники по прежним экспедициям,
возлюбленные... Он с охотой показывал его нам, я могла определить свое
место в их ряду. Да и не в одной внешности дело. Духовно я тоже
проигрывала... Он вращался среди блестящих людей, мужчин и женщин. Я сразу
поняла, что лет через пять, показав на мою фотографию, если она займет
место в его альбоме, он скажет: "А вот эта - Таня... Нет, кажется, Мэри...
Не помню точно. Мы с ней провели отличные два года на Альтоне. Просто не
могу понять, почему я так скоро охладел к ней!"
подождет... Аркадий вбежал в салон. Я рыдала, положив голову на стол, он
стал на колени, успокаивал меня. Я была вне себя, не могла совладать с
собой. И я наговорила лишнего. Я призналась Аркадию, что люблю Фреда, и
что любовь Фреда ко мне ужасает и оскорбляет меня, и что у меня нет сил
защищаться, и что, если он не оставит своих настояний, я не смогу устоять.
"Недолго ждать ему, недолго!" - прокричала я со слезами. До сих пор не
могу простить себе, что впала в истерику... В моей жизни не было человека,
столь же великодушного и нежного, как Аркадий. Он мог бы мне простить все
проступки и словом не упрекнуть, но разве это оправдывает, что я его так
мучила? И я все говорила, все говорила, пока вдруг не взглянула на него и
не испугалась того, что делаю. У него было ужасное лицо... нет, не
ужасное, это не то слово, а какое-то отчаянно-отрешенное. Мне вдруг стало
так страшно, что я начала оправдываться, стала умолять Аркадия о прощении.
Он погладил мои волосы и сказал очень тихо: "Анна, уедем с Альтоны!
Подадим рапорт и уедем. Иначе нас ждет большое горе!" Я ответила:
"Подождем, Аркадий. Если ничего не изменится, подадим рапорт". Мы еще
поговорили немного, и Аркадий ушел в генераторную, а я - в свою комнату.
безукоризненно. Мне кажется, начинались дружеские отношения. Налетевшая на
него страсть ко мне оказалась недолговечной.
Генрих, услышав, как дрогнул ее голос от внутренней боли.
облегчила свою душу. Прошу вас: не надо рассказывать Аркадию о моем
приходе. Я искренне его люблю, поверьте. Ему было бы очень больно, если бы
он узнал, что я призналась вам в своем отношении к Фреду. Я не хочу
огорчать Аркадия. И не хочу лгать вам.
Анну до дверей.
разговаривать с ним. И речь пойдет только о нем и его поступках, а не о
чувствах Анны.
Нужно выяснить одно важное обстоятельство. Можете ли вы самым точным
образом вспомнить, что вы делали, когда возвратились в генераторную после
ссоры с Фредом?
тогда. Он ничего не делал. Он сидел перед пультом такой обессиленный, что
даже трудно было руку поднять. Он бессмысленно смотрел на схемы управления
механизмами и размышлял о разных вещах. В мыслях он продолжал нападать на
Фреда, даже завязал с ним драку, повалил его - в общем, расправился.
Мстительные мечты вскоре угасли, ни одна не превратилась в поступок. И не
потому, что он побаивался сдачи - с Фредом любая драка могла обернуться
плохо, - нет, просто одно дело обидчивое воображение, другое - реальное
действие.
признался энергетик. - Если мама меня наказывала, я воображал, что умер от
горя, а мать, раскаиваясь, убивается надо мной. А если ссорился с другом,
то в мыслях жестоко мстил, и картина воображаемой мести быстро успокаивала
меня... К сожалению, я и сейчас не отделался от этой детской привычки.
говорил, что они шли на малой мощности. Мы проверяли предположение, что
непонятный завод - энергетическое сооружение, и пытались воздействовать на
него электрическими полями.
произошло несчастье с Фредом?
за экспериментом мы и собрались в салоне, хотя обычно работаем в своих
комнатах. Но и мощные электрические потоки не оживили ни одного из
загадочных механизмов.
оделся и вышел на планету. Потом раздался крик о помощи и вопль, что я его
убиваю... Я в это время сидел у экрана.
тех, что ты так жаждешь. И если она подтвердится, загадок больше не будет.
Ты сказал Анне, что чувства диктовали действия. Если я прав, то на этой
удивительной планете чувства и есть действия. Но потребуется опасный
эксперимент...
удовлетворением объявил Рой, когда Генрих изложил свою идею. - Будь
покоен, я сделаю все, что ты требуешь.
надежном режиме, случайностей быть не могло. Рой нервничал. В последнюю
минуту он стал просить брата остаться в салоне, но Генрих отверг его
домогательства: менять программу эксперимента было поздно, выход наружу
Роя мог породить новые неожиданности, отнюдь не разъясняя старых.
мощность. Сидоров, Замойский и Шарлюс сопровождали Генриха. Братья
объяснили им, что сегодня надеются оживить машины и что увидеть их
возвращение к деятельности лучше во тьме на планете, а не на экране.
генераторы к работе на максимальном режиме, яснее слов рассказывали,
сколько надежд он связывает с удачей эксперимента.
генераторами, насыщали поверхность планеты, накапливались на каменистых
остриях и гранях. Четыре человеческие фигуры, двигавшиеся во тьме,
превратились в своеобразные разрядники. "Жалко, что здесь нет атмосферы, -
думал Генрих, всматриваясь в черноту впереди, где размещалось кладбище
странных машин, - вот была бы феерическая картина, если бы такая
электрическая вакханалия разразилась в земном воздухе, ионизируя его