сметая, разбивая в пыль, уничтожая хриплый голос у себя в мозгу, я
чувствовал, что глохну, и чувство это доставляло мне невыразимое
облегчение.
костей, а я дую на окоченевшие пальцы и повторяю, блаженно улыбаясь:
"Звуковая завеса, понятно? Звуковая завеса..." Том стоял, сильно
накренившись на правый бок, а мир вокруг меня был скрыт огромным
неподвижным облаком инея и мерзлых песчинок. Зябко пряча ладони под
мышками, я обошел Тома и увидел, что струя аргона выбила на краю площадки
огромную яму. Я немного постоял над этой ямой, все еще повторяя про
звуковую завесу, но я уже чувствовал, что пора бы прекратить повторять, и
догадался, что стою на морозе без дохи, и вспомнил, что доху я сбросил как
раз на то место, где сейчас яма, и стал вспоминать, не было ли у меня в
карманах чего-нибудь существенного, ничего не вспомнил, легкомысленно
махнул рукой и нетвердой трусцой побежал к
каюту, кашлянул у входа, как бы предупреждая, что сейчас войду, вошел и
сейчас же лег на койку лицом к стене, накрывшись дохой с головой. При этом
я прекрасно понимал, что все мои действия лишены какого бы то ни было
смысла, что в каюту к себе я направлялся с вполне определенной целью, но
цель эту я запамятовал, а лег и укрылся, словно бы для того, чтобы
показать кому-то: вот это именно и есть то, зачем я сюда пришел.
в себя, я только порадовался, что истерика моя приняла вот такие,
совершенно безобидные формы. В общем, мне было ясно, что с моей работой
здесь покончено. И вообще в космосе работать мне, вероятно, больше не
придется. Это было, конечно, безумно обидно, и - чего там говорить! -
стыдно было, что вот не выдержал, на первом же практическом деле сорвался,
а уж, казалось бы, послали для начала в самое что ни на есть безопасное и
спокойное место. И еще было обидно, что оказался я такой нервной
развалиной, и стыдно, что когда-то испытывал самодовольную жалость к
Каспару Манукяну, когда тот не прошел по конкурсу проекта "Ковчег" из-за
какой-то там повышенной нервной возбудимости. Будущее представлялось мне в
самом черном свете - тихие санатории, медосмотры, процедуры, осторожные
вопросы психологов и целые моря сочувствия и жалости, сокрушительные
шквалы сочувствия и жалости, обрушивающиеся на человека со всех сторон...
взяла. Горбовского из меня не вышло. Переживем как-нибудь... Значит, так.
Сегодня же я расскажу обо всем Вандерхузе, и завтра, наверное, пришлют мне
замену. Елки-палки, а у меня на площадке что творится! Том демобилизован,
график сломался, ямища эта дурацкая рядом с полосой... Я вдруг вспомнил,
зачем сюда пришел, выдвинул ящик стола, нашел кристаллофон с записью
ируканских боевых маршей и аккуратно подвесил его к мочке правого уха.
Звуковая завеса, сказал я себе в последний раз. Взявши доху под мышку, я
снова вышел в кессон, несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, чтобы
совершенно уже успокоиться, включил кристалл и шагнул наружу.
трубы, лязгала бронза, долбили барабаны; покрытые оранжевой пылью
телемские легионы, тяжело печатая шаг, шли через древний город Сэтэм;
пылали башни, рушились кровли, и страшно, угнетая рассудок врага, свистели
боевые драконы-стенобитчики. Окруженный и огражденный этими шумами
тысячелетней давности, я снова забрался во внутренности Тома и теперь без
всякой помехи довел профилактику до конца.
последние литры аргона, когда я увидел над пляжем стремительно растущее
черное пятнышко. Глайдер возвращался. Я взглянул на часы - было без двух
минут восемнадцать по местному времени. Я выдержал. Теперь можно было
выключить литавры и барабаны и заново обдумать вопрос: стоит ли беспокоить
Вандерхузе, беспокоить базу, ведь сменщика найти будет не так-то просто,
да и ЧП все-таки, работа на всей планете может из-за этого задержаться,
набегут всякие комиссии, начнутся контрольные проверки и перепроверки,
дело остановится, Вадик будет ходить злой, как черт, а если вдобавок
представить себе, как глянет на меня доктор ксенопсихологии, член КОМКОНа,
специальный уполномоченный по проекту "Ковчег" Геннадий Комов, восходящее
светило науки, любимый ученик доктора Мбога, новый соперник и новый
соратник самого Горбовского... Нет, все это надо тщательно продумать. Я
глядел на приближающийся глайдер и думал: все это надо продумать самым
тщательнейшим образом. Во-первых, у меня еще целый вечер впереди, а
во-вторых, у меня есть предчувствие, что все это мы временно отложим. В
конце концов, переживания мои касаются меня одного, а отставка моя
касается уже не только меня, но и, можно сказать, всех. Да и звуковая
завеса себя превосходно показала. Так что, пожалуй, все-таки отложим. Да.
Отложим...
Майки и Вандерхузе. Комов - тот выглядел как обычно и, как обычно,
озирался с таким видом, словно все вокруг принадлежит ему персонально,
принадлежит давно и уже порядком надоело. А вот Майка была бледна
прямо-таки до синевы, как будто ей было дурно. Уже Комов соскочил на песок
и коротко осведомился у меня, почему я не откликался на радиовызовы (тут
глаза его скользнули по кристаллофону на моем ухе, он пренебрежительно
усмехнулся и, не дожидаясь ответа, прошел в корабль). Уже Вандерхузе
неторопливо вылез из глайдера и подходил ко мне, почему-то грустно кивая,
более чем когда-либо похожий на занемогшего пожилого верблюда. А Майка все
неподвижно сидела на своем месте, нахохлившись, спрятав подбородок в
меховой воротник, и глаза у нее были какие-то стеклянные, а рыжие веснушки
казались черными.
челюсть выдвинулась. Он взял меня за плечо и легонько потряс. Сердце у
меня ушло в пятки, я не знал, что и подумать. Он снова тряхнул меня за
плечо и сказал:
кораблю.
назад.
немного отлегло от сердца. Поначалу я, естественно, решил, что разбился
кто-нибудь из нашей экспедиции. Но все равно...
очищать свою доху от приставших репьев и колючек. Я не стал его дожидаться
и пошел к Майке. Майка лежала на койке, подобрав ноги, повернувшись лицом
к стене. Эта поза мне сразу кое-что напомнила, и я сказал себе: а ну-ка,
поспокойнее, без всяких этих соплей и сопереживаний. Я сел за стол,
побарабанил пальцами и осведомился самым деловым тоном:
разбился несколько лет назад. Это так?
но я продолжал все так же деловито:
получается. Планета-то открыта всего два года назад...
но все еще по-деловому:
исследователи... Двое их там, как я понял?
ладонями в покрывало.
роботам своим иди, с ними вот обсуждай, сколько там лет прошло, какая
чепуха получается, почему их там двое, а не трое, не семеро...
хотел...
делать... Слушай, - попросила она, отняв руки от лица, - уйди, пожалуйста.
Я скоро выйду. Скоро.
ласковое, утешительное, но утешать я не умел. В коридоре меня вдруг
затрясло. Я остановился и подождал, пока это пройдет. Ну и денек выдался!
И ведь никому не расскажешь. Да и не надо, наверное. Я разжмурил глаза и
увидел, что в дверях рубки стоит Вандерхузе и смотрит на меня.
кивнул и скрылся в рубке. А я поплелся на кухню. Просто по привычке.
Просто так уж повелось, что сразу после возвращения глайдера все мы
садились обедать. Но сегодня, видно, все будет по-другому. Какой тут может
быть обед... Я накричал на повара, потому что мне показалось, будто он
переврал меню. На самом деле он ничего не переврал, обед был готов,
хороший обед, как обычно, но сегодня должно быть не как обычно. Майка,
наверное, вообще ничего не станет есть, а надо, чтобы поела. И я заказал
Громыко Ольга
Максимов Альберт
Василенко Иван
Прозоров Александр
Контровский Владимир
Куликов Роман