какое-то, да и только".
чем-то приятном, но сосредоточиться ни на чем не могла. Мысли возвращались
к тому, как рыбки плавали в разноцветных лучах фонариков.
на детей немного унялась.
аквариума. Какая-то опустошенность внутри. И даже зла нет. Ни на кого нет
зла. Но в то же время нет ни капли любви. Ни к кому. Разве что к детям...
Абсолютная пустота... Почему? Хочется лишь спать. Только спать. Никогда
прежде так не было. Иван... Если б он пришел сейчас, стало бы лучше... По
крайней мере не хотелось бы так спать. В душе пустота. Мертвая тишина. Как
жестоки дети. Говорят - без хвоста все смешные. Антон и сегодня, пожалуй,
придет поздно... Раньше ждала его с работы... Антон считает, что я никогда
не любила его по-настоящему... Не могу с ним не согласиться... Но когда-то
все было иначе... По крайней мере он не раздражал меня. Я могла терпеть
его занудства, его нескладные разглагольствования, мальчишеское
упрямство... Мы с Антоном еще не старые. Можно бы все изменить в жизни. Но
ничего не хочется менять. И от этого закрадывается страх, но и этот страх
какой-то выхолощенный, как расфасованный в полиэтиленовые мешочки, он не
побуждает к действию, к буре, к протесту, лишь заставляет воспринимать все
спокойно, как пилюли, необходимые для нормализации обмена веществ... Что
же случилось со мной... Никак не осознать, что именно... Хочется спать..."
брату Миколе, члену Высшего Совета Земли, о Веронике. Он любил ее,
хрупкого и нежного младшего экономиста из научно-исследовательского
института энергетики. Они познакомились на концерте. Антон часто, при
каждом удобном случае, рассказывал, как им посчастливилось сидеть обоим в
седьмом ряду и как он сразу обратил внимание на девушку. Микола Сухов
каждый раз сдерживал снисходительную улыбку.
преимущественно в мужском коллективе, а если и встречались женщины, так он
смотрел на них только как на коллег. Микола не разбирался в женской
психологии, да и вообще не допускал существования самостоятельной женской
психологии, считал это выдумкой гуманитариев, с полным убеждением говорил
лишь об одной-единственной психологии - психологии человека. Время от
времени его охватывало чувство вины пред природой, пожалуй, даже чувство
стыда, но такие минуты быстро улетучивались. Доминировала работа и
уверенность в том, что он необходим Планете. И уверенность эта рождала
чувство неподдельного счастья. Конечно, приходилось кое-чем жертвовать.
Случалось, что и он безумно влюблялся, но каждый раз любовь его оставалась
неразделенной. Или, как он говаривал, на настоящую любовь не хватало
времени. Бодрился, заглушая наплывающие волны естественного влечения. А
потом научился умело избегать их, как тореадор в изящном пируэте уходит от
разъяренного красной мульетой быка. Поэтому, слушая рассказы Антона о
"сказочном существе" - Веронике, - он едва сдерживал снисходительную
улыбку. Его брат - врач, прекрасный хирург, талантливый терапевт; времени
у него ничуть не больше, чем у Миколы. Как он не понимает, что все
сентиментальные порывы недолговечны, они угасают так же, как костер без
очередной порции сухого хвороста, или перерастают в пожар, с которым
необходимо бороться. Ни на первое, ни на второе - понимал Микола - брат не
пойдет, так пускай малость потешится, играя чужую роль, чтобы лучше
осознать свою. Академика Сухова радовало, что брат с каждым годом
становился спокойнее, солидней, степеннее. Однако это спокойствие,
толерантность Антона и настораживали одновременно. Именно в то время
появились первые тревожные сообщения психиатров планеты о проявлениях
необъяснимого массового психоза. В одной из бесед, а встречались братья
довольно часто, Микола заметил неожиданные и весьма странные изменения в
характере брата... Речь шла тогда о пациенте брата Иване Ровиче, который
непонятно откуда объявился вновь. Несколько лет назад он обратился к
Антону Сухову, прослышав о его новом методе терапии неврозов. По словам
самого же Антона, метод имел существенный недостаток - неприятные, порой
даже болевые ощущения у пациентов во время процедуры. Несмотря на
прекрасные результаты лечения, некоторое время Антон Сухов чувствовал себя
словно на перепутье со своим открытием - люди не спешили обращаться к
нему. И вот этот самый Рович оказался тем самым пациентом, который принес
молодому врачу популярность и славу. Иван Рович настойчиво, даже слишком
настойчиво рекламировал повсюду новый метод врача Сухова. Антон
рассказывал, что у него невольно закралось предубеждение к смелому
больному, у которого он при всем желании и вопреки настойчивым просьбам о
помощи не находил даже намека на объективные отклонения от нормы.
о мотивах его симуляции. Может, мне просто приятно было слышать его
восторженные высказывания в мой адрес. Но главное, конечно, то, что после
него начали обращаться ко мне и другие больные, по-настоящему страдавшие.
А когда я заметил, что Ивана больше интересует моя жена, чем мои методы
лечения, то, скажу откровенно, я просто обрадовался, так как все мои
недоумения прояснились... - Антон болезненно и устало улыбнулся. - Не
знаю, что произошло со мной в последние годы. Ведь прежде я был иным -
ревнивым, обидчивым. А теперь, как видишь, я спокойно рассказываю о
любовнике своей жены. Как-то я попытался намекнуть Веронике, что ее
увлечение не секрет для меня. А она, многозначительно глядя на меня,
заявила: "Физиология - очень серьезная вещь. Зачастую она диктует
поведение человека". Мне же подумалось тогда: ну и пускай себе диктует".
спросить: "А почему так, Антон?" - "Да потому, что она меня никогда не
любила". - "Так-таки никогда?" Антон потупился. "У вас двое детей, и вы
прожили столько лет... Ты так восторгался ею..." - "Я не знаю, что с нами
происходит... Безусловно, она когда-то, пожалуй, любила меня... Может,
любила..." - "Ты переутомился. Ты очень много работаешь. Сам врач, не мне
тебя учить... Нужно уметь и отдыхать..."
входную дверь.
дальше.
зовут?
думаете?..
Серафим. - Вот она, держи, - и начал снимать с себя комбинезон.
квартиру я попал совершенно случайно...
улыбнулась мальчику по-домашнему мягко.
оглянувшись на Антона.
пришли к Гиате, или, как вы сказали, Галине, ее многие называют Галиной,
но она - Гиата. Я пока еще не забыла, как назвала свою дочку.
Гиата.
златовласую женщину, с которой они ехали в машине. На ней было зеленое
платье свободного покроя, волосы эффектно спадали на плечи...
Что это? Безумие? Шутка? Что-то вообще невообразимое? Но ни руки, ни лицо
не выдали состояния Антона. Врач Сухов умел владеть собой.
штатив с пробирками и три небольшие реторты, газовая горелка, маленькие
аналитические весы, еще один штатив с какими-то реактивами, портативная
пишущая машинка и прибор, похожий на кардиомонитор. (Любой прибор с
экраном осциллографа напоминал Антону кардиомонитор.) Все стены в комнате
заставлены стеллажами с книгами: старыми - с бумажными страницами, и
новыми - библиоскопами.
чувствуя, что пауза затягивается.
моей мамой. Садитесь. - Она указала взглядом на кресло против себя.