дем говорить об Альгаротти. Расскажем только, как вели себя гости Фрид-
риха в его отсутствие. Впрочем, мы уже упомянули, что они не только не
освободились от угнетавшего их тайного смущения, а напротив, почувство-
вали себя еще хуже и при каждом слове поглядывали на полуоткрытую дверь,
в которую вышел король и за которой он, быть может, наблюдал за ними.
им стали небрежно прислуживать за столом, он вскричал:
неучтиво оставлять нас без слуг и без шампанского. Пойду взгляну, там ли
он, и выскажу ему свое неудовольствие.
и тотчас вернулся с возгласом:
жется, что он сел на коня и совершает при свете факелов прогулку, чтобы
ускорить процесс пищеварения. Вот чудак!
нуть к странному поведению Ламетри.
нее.
только что встретил его на заднем дворике в сопровождении одно-
го-единственного пажа. Он был в сером плаще, который всегда надевает,
когда хочет, чтобы его не узнали, и, разумеется, я его не узнал.
только что вошедшем в столовую, - не то читатель не поймет, каким обра-
зом ктолибо, кроме Ламетри, посмел столь дерзко отозваться о властелине.
Пельниц, чей возраст был так же загадочен, как размер его содержания и
его обязанности, был тот самый прусский барон, тот светский развратник
времен регентства, который в молодости блистал при дворе графини
Пфальцской - матери герцога Орлеанского - тот самый неистовый игрок, чьи
долги уже отказался платить прусский король, тот авантюрист крупного
масштаба, циничный и распутный, весьма склонный к наушничеству и немного
мошенник, тот наглый царедворец, которого держал на привязи, кормил,
презирал, осыпал насмешками и весьма скупо оплачивал его хозяин. И
все-таки этот хозяин не мог" без него обойтись, ибо всякий неограничен-
ный властелин ощущает потребность иметь под рукой человека, который спо-
собен на любую подлость, ибо находит в этом некоторое возмещение своих
собственных унижений и смысл своего существования. Вдобавок, Пельниц
состоял в то время директором театров его величества, своего рода глав-
ным распорядителем придворных увеселений. Его тогда уже называли стари-
ком Пельницем, как называли тридцать лет спустя. Это был вечный царедво-
рец - ведь некогда он был пажом покойного короля. Утонченный разврат в
духе регентства сочетался в нем с грубым цинизмом Табачной коллегии
Вильгельма Толстого и с дерзкой непреклонностью царствования Фридриха
Великого, отмеченного остроумием и военщиной. Так как единственной ми-
лостью со стороны последнего была постоянная опала, Пельниц не слишком
боялся ее потерять, тем более что роль наемного подстрекателя, которую
он неизменно играл, действительно делала его неуязвимым для чьих бы то
ни было наветов в глазах повелителя, чьи поручения он выполнял.
пойти следом за королем, а потом прийти сюда и рассказать нам его прик-
лючения. Вот бы мы помучили его потом - получилось бы так, словно мы, не
вставая из-за стола, видели, где он был и что делал.
этом только завтра, а свою прозорливость приписали бы чародею.
свою игру, что никто не может сказать про него ничего определенного.
занятной историей возбудить его любопытство, а он в награду угостит нас
СенЖерменом и его допотопными приключениями. Это будет очень забавно. Но
где же все-таки сейчас наш монарх? Барон, вы знаете, где он! Вы чересчур
любопытны и, конечно, проследили за ним или чересчур хитры и уже давно
обо всем догадались.
вы не станете отвечать на странные вопросы Ламетри. Если его величест-
во...
двух утра здесь нет никакого величества. Фридрих установил это раз нав-
сегда, и я знаю лишь один закон: "За ужином король не существует". Да
разве вы не видите, что бедняга король скучает, и разве вы, плохой слуга
и плохой друг, не хотите хотя бы в отрадные ночные часы помочь ему за-
быть о гнете его величия? Ну, Пельниц, ну, добрый барон, скажите же нам,
где сейчас король?
заткнут уши!
синьоры Порпорины.
фразу, которую я не могу перевести, так как не знаю латыни.
сонет, который тоже остался для меня не вполне понятным. А Вольтер тут
же сочинил четверостишие, сравнивая Фридриха с Юлием Цезарем. После чего
три ученых мужа с улыбкой переглянулись, а Пельниц повторил с серьезным
видом:
жанс, который был недоволен этим разговором, ибо не принадлежал к числу
людей, выдающих чужие тайны, чтобы поднять свой авторитет.
дитесь у мадемуазель Кошуа, мы и не думаем возмущаться. Почему же вас
так возмущает тот факт, что король находится у мадемуазель Порпорины?
Альгаротти, - и если это правда, я поеду сообщить об этом в Рим.
пустит на этот счет какую-нибудь забавную шутку.
неожиданно появляясь в дверях столовой.
ции, - дерзко ответил Ламетри.
побледнели - кто больше, кто меньше, - все, за исключением Ламетри.
театре господин де СенЖермен предсказал, что в тот час, когда Сатурн
пройдет между Львом и Девой, его величество, в сопровождении пажа...
мутимо садясь за стол и протягивая свой стакан Ламетри, чтобы тот налил
ему шампанского.
шись. В первую минуту наглость Пельница, который его предал, и смелость
Ламетри, который осмелился сказать это вслух, преисполнили короля гне-
вом, но Ламетри еще не успел закончить фразу, как Фридрих вспомнил, что
сам поручил Пельницу при первом удобном случае затеять разговор на из-
вестную тему и послушать, что будут говорить другие. Поэтому он тут же
овладел собой с той необычайной непринужденностью и легкостью, какие бы-
ли присущи ему одному, и никто больше не упомянул и словом о его ночной
прогулке. Ламетри, конечно, не побоялся бы снова о ней заговорить, но
мысли его немедленно приняли иное направление, которое предложил король.
Так Фридрих часто побеждал даже Ламетри, обращаясь с ним как с ребенком,
который вотвот разобьет зеркало или выпрыгнет из окна, если не отвлечь
его от этого каприза какой-нибудь игрушкой. Каждый высказал свое мнение
о знаменитом графе де Сен-Жермене, каждый рассказал свой анекдот.
Пельниц заявил, будто встречался с графом во Франции двадцать лет назад.
что мы расстались только вчера - он ничуть не постарел. Помнится, как-то
вечером во Франции, когда речь зашла о страстях господа нашего Иисуса
Христа, он вдруг воскликнул с самой забавной серьезностью: "Ведь говорил
же я ему, что его ждет плохой конец у этих злых иудеев. Я даже предска-
зал ему почти все, что с ним произошло впоследствии, но он не пожелал
меня слушать - рвение заставляло его презирать любую опасность. Его тра-
гическая гибель вызвала у меня такую скорбь, что я никогда не утешусь, и
до сих пор не могу думать о нем без слез". Тут этот проклятый граф и в
самом деле заплакал, и все мы тоже готовы были пролить слезу.
колько не удивляет.
должностей, которыми король его соблазнял, желая поразвлечься.
просто выдумка. Я слышал кое-что получше. Нет, в моих глазах граф де
СенЖермен интересен и замечателен тем, что у него есть множество совер-
шенно новых и остроумных суждений об исторических событиях, оставшихся
для нас неясными и загадочными. По слухам, о каком бы предмете, о какой
Шломо Вульф
Черепнин Владимир
Афанасьев Роман
Влодавец Леонид
Прозоров Александр
Трубников Александр