Чтение 4–й страницы книги ~Саня или двойная свадьба~

-- Почему?

-- Мне показалось, что мой вопрос вам не понравился.

-- Просто, я не поняла его.

-- Все очень просто. Он что, всех нанимает по именам?

Меня зовут Александра Алексеевна Смирнова. Нашего
уважаемого начальника Максим Николаевич Алексеев. Получается
сплошной перепев имени Алексей.

-- Вы будете смеяться, но моя фамилия Алешина.

-- Прямо-таки куст какой-то Алексеев распустился махровым
цветом. Да нас любая проверка обвинит в семейственности,
придется доказывать, что мы все не родственники.

-- Я думаю, наш начальник с этим сумеет разобраться.

Наша непринужденная беседа была прервана стремительным
появлением небезызвестного господина Алексеева, который выдал
мне книгу с описанием компьютерной программы и потребовал,
чтобы я изучила ее досконально. По счастью, я уже имела
небольшой опыт работы с компьютером и к концу дня уже смогла
вполне грамотно набрать и распечатать несколько служебных писем
и документов.

Когда я впервые понесла своему новому начальнику документы
на подпись, то испытала странное ощущение, словно сдаю зачет
или экзамен. Начальник молча прочитал их, сухо поблагодарил и
передал новую пачку. Так продолжалось несколько дней подряд. К
концу недели я уже вполне уверенно шлепала по клавишам. Пятница
ознаменовалась тем, что мне выплатили зарплату за пять
проработанных дней, и начальник вызвал меня в свой пустой
кабинет, в котором гулким эхом отдавалось каждое слово.

-- С понедельника у нас начинается ремонт. Чтобы не дышать
краской, отправляйтесь закупать мебель. Поможешь Людмиле
Александровне. Я давно хотел спросить, ты всегда поешь, когда
работаешь?

-- Я не замечала. Иногда пою. А что? Это вам мешает?

-- Ты не обращала внимания на то, что ты поешь?

-- Нет, а что?

-- Ты сегодня целый день пела одну песню с достаточно
приятной мелодией, но слова... не выносят никакой критики.

-- Вы о чем?

-- Целый день сегодня звучало: "Я мажу губы гуталином, я
обожаю черный цвет..." Это, конечно, дело вкуса, но дальше,
если я не ошибаюсь, было так: "Убей себя, убей меня, ты не
изменишь ничего..." А в припеве, если не ошибаюсь, была такая
строчка: "Давай вечером умрем весело..."

-- я не понимаю, чем вы недовольны. Эту песню передают по
радио. Вы находите ее неприличной? У вас прямо-таки пуританские
взгляды. Если я вас шокирую...

-- Я только просил, хотел попросить, чтобы ты не пела
подобное в присутствии Людмилы, ей это может не понравиться.

-- Так это она вас попросила мне сказать, да?

-- Она никогда ни о чем не попросит для себя, ей о нашем
разговоре ничего не известно. Я тебя прошу в порядке личного
одолжения.

-- Хорошо, я больше не буду петь.

-- Я не запрещал тебе петь, это не мешает работе. Только
подумай о своем репертуаре.

Из этого разговора я только поняла, что наш шеф очень
трепетно относится к Людмиле и что ему иногда совсем не чужды
простые человеческие чувства.

Просьба моего начальника, по правде, меня слегка озадачила
и заставила более пристально присмотреться к моей сослуживице,
когда она вернулась из банка.

Бывают люди-фонарики -- рядом с ними светло и тепло,
бывают, как фейерверк -- стремительно взлетел, рассыпался
яркими искрами и погас, кажется, что с ними весело и хорошо, а
погасла последняя искра, и ты оказываешься в полной темноте,
становится сразу холодно и одиноко. Людмила была маленькая и
невзрачная, словно прогоревшая в костре потухшая ветка, чуть
тронешь ее -- и она рассыплется в серый пепел. Мы с ней почти
не разговаривали, целыми днями она корпела над финансовыми
документами, считала и пересчитывала сметы, доходы и расходы,
ездила в банк, вела всю бухгалтерскую отчетность. Максим
Николаевич сказал, что с моим приходом количество ее работы
уменьшилось ровно наполовину. Как же она умудрялась справляться
со всем без меня? По ночам она, что ли, еще работала?

Почувствовав на себе мой взгляд, она оторвалась от своих
бесчисленных бумаг и подняла на меня глаза.

-- Вы хотите пить чай?

-- Нет, спасибо.

-- В таком случае давайте договоримся, где мы с вами
завтра встречаемся. Я скоро уйду, мне нужно ехать в налоговую
инспекцию.

Большие зеленые глаза чуть печально смотрели на меня.
Кажется, что однажды в этих глазах просто выключили свет, и они
потухли. А может быть они никогда и не горели? Бывают же такие
скучные лица! Интересно, что-нибудь в жизни может вывести ее из
себя? Заставить накричать, например? Но, честное слово, мне
даже и не хочется пробовать выводить ее из себя. Всегда
противно обижать беззащитных. Вот нашего шефа я бы с радостью
позлила.

Наутро мы встречались с Людмилой в метро. Электричка опять
опоздала, и мне пришлось бежать в метро, расталкивая
пассажиров. Какой-то парень больно толкнул меня в спину;
хорошо, что рюкзак смягчил удар.

Людмила уже ждала меня на платформе. Она сидела на
скамейке и читала какую-то очередную инструкцию. Увидев меня,
она захлопнула книгу и встала. Выдержанная дама, ни слова не
сказала по поводу моего опоздания.

-- Доброе утро. Теперь нам надо сделать пересадку.

-- А куда мы едем?

-- На ВВЦ.

-- ВДНХ?

-- Да, теперь там в павильонах торгуют вещами, в том числе
и мебелью.

-- Все понятно, раньше там была выставка достижений нашего
хозяйства, а теперь западного. А много у нас денег?

-- На кабинет руководителя у нас по смете выделено...

Сейчас она полезет в свои нескончаемые бумаги. Так и есть,
копается в своей большой не по росту сумке, извлекает блокнот.
Я невольно вздохнула.

-- Вас раздражают мои расчеты?

-- Нет.

-- Раздражают, я же вижу. Но нам выделяют не так много
денег, а хочется, чтобы нашему начальнику было удобно работать
в своем кабинете. Нам надо обставить еще и нашу комнату. Наш
Центр лицензирования образован совсем недавно, раньше он
работал на правах отдела, а теперь объем работы возрос, многие
сейчас занимаются коммерческой деятельностью. Мы выдаем
лицензии на право заниматься коммерческой деятельностью.

-- Людмила Александровна, вы раньше в школе работали?

Она посмотрела на меня, чуть сдвинув брови. Как она
все-таки напоминает полусдутый воздушный шарик, сиротливо
повисший на ветке в парке отдыха. Вырвался у кого-то из рук,
улетел, но запутался в кроне дерева, застрял и стал никому не
нужен.

-- Нет, я никогда не работала в школе, а почему вы
спрашиваете?

-- Вы очень хорошо объясняете. Я же целую неделю
отработала с вами и видела вывеску на дверях, кроме того, я
документы печатала для вашего начальника.

-- Мне показалось, что вы отбываете у нас трудовую
повинность, и проблемы нашего учреждения вас не волнуют.

-- Один на один. Достойный ответ на мою подначку.

И тут она улыбнулась, чуть-чуть дрогнули уголки губ, но
главное, засмеялись глаза, словно два больших озера в солнечный
день. Но она почти сразу прогнала улыбку со своего лица и чуть
суховато предложила пойти по павильонам, торгующим мебелью.

Так начались наши мучения. Огрызком карандаша, извлеченным
из моего рюкзака, я стала записывать номера павильонов, в
которых располагались фирмы, торгующие мебелью. В каждом
павильоне мы брали рекламные листы с указанными ценами изделий
и записывали условия доставки. Как, оказывается, трудно тратить
чужие деньги! К ним начинаешь относиться, как к своим, уж очень
не хочется переплачивать лишнее.

-- Я больше не могу, у меня ноги устали, а в глазах столы
и стулья, шкафы и кресла.

-- Людмила Александровна, нам осталось обойти еще два
павильона. Потом проведем сравнительный анализ цен, и можно
будет вернуться в павильоны и заказать выбранную нами мебель.

Так мы и сделали. В одном павильоне мы заказали кресла и
стулья, а в другом -- столы и шкафы. Нам выписали счета, и мы
поехали на работу, чтобы отпечатать платежки. Людмиле