хлопнула в ладоши.
поскорее золотой кошель для милостыни, тот, что предлагал мне утром купец
Альбицци.
заботы и козни, огляделся вокруг - стены высокой залы были покрыты фресками
на библейские сюжеты, резной дубовый потолок имел форму шатра. Все было
ново, грустно, от всего веяло холодом. Мебель прекрасной работы терялась в
огромных покоях.
на собор, чем на дворец.
Если бы вы знали, как временами я тоскую о Франции.
произнесены. Он вдруг понял, что существуют две Изабеллы: одна - молодая
государыня, сознающая свое высокое положение и даже несколько нарочито
подчеркивающая свое величие, а за этой маской - страдающая женщина.
нитей; застежкой ему служили три драгоценных камня, каждый величиной с
ноготь большого пальца.
обихода, правда, чуточку громоздко, но зато кто из наших придворных щеголей
не мечтает прицепить к поясу такой кошель, чтобы блеснуть в свете...
придворной даме, - и велите сделать их немедленно.
раздались крики и смех. Робер Артуа подошел к окну. Во дворе артель
каменщиков поднимала вверх, к своду строящегося здания, каменную плиту,
украшенную рельефным изображением английских львов. Половина рабочих тянула
веревки на блоках, остальные, взобравшись на леса, готовились принять плиту.
Дело шло споро и весело.
широкоплечего и широкобедрого мужчину лет тридцати, с волнистыми густыми
волосами. Его бархатный камзол был забрызган известью.
воскликнула Изабелла (слово "Вестминстер" она произносила на французский
манер: "Вестмостье"). - Шесть лет прошло со дня моей свадьбы, и все шесть
лет я живу среди лопат и корыт с известью. Построят одно, а через месяц уже
ломают. И не воображайте, что король любит каменные работы - он любит
каменщиков! Вы думаете, они говорят ему "сир"? Они зовут его просто Эдуард,
шутят над ним, а он от всего этого в восторге. Да посмотрите сами!
дворе царила какая-то двусмысленная фамильярность. Каменных английских львов
снова опустили на землю, очевидно не найдя для них подходящего места.
наглый и хвастливый беарнец так ловко управлял моим супругом, что, в
сущности, управлял самим королевством. Эдуард подарил ему все мои
драгоценности из свадебного ларца. Очевидно, в нашей семье уж так повелось,
что драгоценности, принадлежащие женщинам, тем или иным способом
перекочевывают к мужчинам! Наконец-то Чзабелла могла излить близкому
человеку, родственнику, свою душу, поведать о своих горестях и унижениях.
Нравы Эдуарда II были известны во всей Европе.
голову, тело четвертовали и выставили напоказ в четырех главных городах
королевства, - удовлетворенно улыбаясь, закончила Изабелла.
Робера Артуа. Надо сказать, что подобные явления были в те времена делом
самым обычным. Нередко бразды правления вручались подростку, которого
могущество власти увлекало, как занятная игра. Еще вчера он забавы ради
отрывал крылышки у мух, а сегодня мог забавы ради отрубить голову у
человека. Такой слишком юный властелин не боялся, да и просто не представлял
себе смерти и поэтому не колеблясь сеял ее вокруг себя.
весьма преуспела в ремесле государей.
вспоминаю о рыцаре Гавестоне. Ибо с тех пор Эдуард, желая мне отомстить,
собирает во дворец все самое низкое, самое грязное, что только есть в
стране. Он посещает лондонские портовые притоны, бражничает с бродягами,
бьется на кулачках с грузчиками, соперничает с конюхами в их искусстве.
Нечего сказать, достойные короля турниры! А тем временем государством
управляет первый встречный, лишь бы он умел развлечь Эдуарда и сам принимал
участие в его развлечениях. Сейчас эту роль играют бароны Диспенсеры, отец
ничуть не лучше сынка, который состоит при моем супруге в качестве
наложницы. А мной Эдуард пренебрегает вовсе, если же нас сводит случай, меня
охватывает такой стыд, что я вся леденею.
подданных. От нее требуют лишь одно - обеспечить продолжение царствующего
дома, а до чувств ее никому нет дела. Да разве любая женщина, жена барона,
горожанина, крестьянина, наконец, разве согласились бы они терпеть такие
мучения, какие терплю я.., лишь потому, что я королева? Да последняя
английская прачка имеет больше прав, чем я: она может прийти ко мне просить
о заступничестве...
несчастна в браке, но до сих пор он не представлял себе ни всей глубины
драмы, ни страданий молодой королевы.
воскликнул он.
помочь!" Их лица почти соприкасались. Робер протянул руки, привлек ее к себе
со всей нежностью, на какую только был способен, и прошептал:
неожиданное волнение. Роберу показалось, что в голосе Изабеллы прозвучал
тайный зов. Он вдруг почувствовал какое-то странное смятение, его сковывала,
смущала собственная сила, и он боялся наделать неловкостей.
еще прекраснее, еще бархатистей казалась кожа, еще соблазнительнее похожие
на пушистый персик щеки. Меж ее полуоткрытых губ белели ослепительные зубы.
тело и душу этим губам, этим глазам, этой хрупкой королеве, которая сейчас
вдруг стала такой, какой была на самом деле, - юной девой; его влекло к ней,
и он не умел выразить это страстное и неукротимое влечение. Знатные женщины
были не в его вкусе, и не в его натуре было разыгрывать из себя галантного
кавалера.
по-прежнему не отрываясь глядели друг другу в глаза.
мужчины денно и нощно благословляли небеса, - произнес Артуа. - Как вам, в
ваши годы, вам, красавице, блещущей свежестью, - вам лишиться естественных
радостей? Неужели эти губы не узнают вкуса поцелуев? А эти руки.., это
тело... О, найдите себе избранника, и пусть ваш выбор падет на меня.
напоминала поэтические вздохи герцога Гийома Аквитанского. Но Изабелла почти
не слышала его слов. Робер подавлял ее, нависал над ней как глыба; от него
пахло лесом, кожей, конским потом и чуть-чуть железом от долгого ношения
доспехов; ни голосом, ни повадками он не напоминал завзятого покорителя
женских сердец, и, однако, она была покорена. Перед ней был мужчина,
настоящий мужчина, грубый и необузданный, с трудом переводивший дыхание.
Воля покинула Изабеллу, и ей хотелось только одного: припасть головой к этой
груди, широкой, как у буйвола, забыться, утолить мучительную жажду... Она
затрепетала.
первая упрекаю своих невесток. Я не могу, не должна. Но когда я подумаю о
своей участи, о том, чего я лишена, тогда как им посчастливилось иметь
любящих мужей... О нет! Их должно покарать, и покарать сурово!
своих грешных невесток. Она отошла и села на высокое дубовое кресло. Робер
Артуа последовал за ней.
пользуйтесь моей минутной слабостью, я вам этого никогда не прощу.
молча отступил.
их памяти. На какое-то мгновение между ними перестали существовать всякие
преграды. Они с трудом отвели друг от друга глаза. "Значит, и я могу быть
любима", - подумала Изабелла, и в душе она почувствовала признательность к
человеку, давшему ей эту блаженную уверенность.
новости? - спросила она, с усилием овладевая собой.
сделал, отступив так быстро, ответил не сразу.