заждалась. Зловредная старуха. Не вернусь к утру домой - голову снимет. Не
задерживайте меня, други. Наступит следующая ночь - сам приду". "Нашел
глупых! - разозлился Одноглазый. - Так тебе и поверили. Давайте отнимем у
него самую нужную вещь - как олень прибежит". Пристали духи: "Какая вещь у
тебя - самая нужная?" Я смекнул кое-чего. "Все берите, - говорю, - и
рубашку, и штаны, и лук, и стрелы, и нос, и уши - только шишку не
трогайте..." "Ага!" - обрадовался главный дух. Фьють! - и открутил шишку.
Да так ловко, что хоть бы чуть заболело.
напал. Дома - гам, гвалт. Где был, где шишка? Я рассказал - так итак.
Приехал старик из саков заречных. У него тоже шишка была, только на правой
щеке. Показал я ему дорогу. Помчался заречный в чангалу, вскарабкался на
дерево. Ждет. Вот и духи явились.
"Здесь". "Слезай, без тебя скучно". Пляшет заречный. Но когда у них,
заречных, путный плясун попадался? Ворочался, ворочался, словно коряга в
узком протоке, - надоело Одноглазому. "Не ладится у тебя сегодня, дед, -
говорит, - дрянь ты, старик, - говорит, - убирайся отсюда, пока жив, -
говорит, - да шишку свою не забудь". И прилепил мою шишку к левой щеке
заречного. Была у человека одна шишка - стало две.
десятки здоровенных глоток. И лишь тогда догадался юный Спаргапа, что его
просто дурачат. Догадался - и обиделся.
огня, а кое-кто прикорнул и прямо на траве.
отступавшим светом на поляну двинулся влажный мрак. Он тихо выплывал из-за
кустов, осторожно сжимая круг и все тесней охватывая уменьшающийся бугорок
огня.
плачем обитателей чангалы. Ухал филин. Не верьте печальному зову его - за
скорбью филина прячется жестокость. Надрывисто мяукал хаус - камышовый
кот. Над угасающим костром, точно соглядатаи звериного царства, метались
летучие мыши. Где-то далеко-далеко коротко и хрипло рявкнул тигр, и на всю
чангалу отчаянно и жутко заверещал смертельно раненый кабан.
загорелся предвестник несчастья злобный Кейван-Сатурн.
костра, медленно и неотвратимо, подобно серой гадюке, вползающей в шатер
пастуха, закрадывалась тревога.
в непроглядных тучах, брезжило сознание человеческой неустроенности.
Хищные звери. Черная хворь. Откуда все это, зачем это все?
сучья и ветви, всматривался при свете загудевшего пламени в неподвижные
лица спящих. Только убедившись, что все на месте, что он не покинут, не
оставлен, с ним - товарищи, соплеменники, сак умиротворенно ложился в
пахучую полынь.
и все на одного - и обретете силу противостоять Пятнистой смерти, что
глядит, ощерив клыки, пристально, с неумолимостью убийцы, из угрюмой
чангалы.
оно ободряюще протянуло к ним теплые лучи.
одну сторону, в едином взмахе поднялись наискось десятки рук. Черно-синие
в сумрачном свете чангалы, они резко выделялись на ликующе-розовом поле
сияния, все ярче разгоравшегося на востоке.
поплыл к горизонту хрипловатый, гортанный, низкий, как гул урагана,
рыдающий от избытка радости, напряженно колеблющийся голос жреца.
может убить одного Наутара.
солнце? Пока ж не погаснет солнце, не погибнет и сакский род.
пропадешь. Скажу напоследок: слушайся Томруз, Хугаву слушайся. Ясно?
Прощай.
ловкостью вскочил на лошадь. И был таков Белый отец.
бугра, заросшего ежевикой, собакам удалось сообща навалиться на Пятнистую
смерть. Разбойница очутилась в капкане из шести клыкастых пастей.
грянулась Пятнистая смерть сверху вниз, на поляну. Упала на спину, подмяла
собак под себя. Пасти разомкнулись. Пятнистая смерть совершила длинный
прыжок и с маху одолела крутой бугор.
увернуться, обогнув возвышение! - зверь взлетел в новом невообразимом
прыжке, теперь уже обратном, и кинулся к реке, стремясь оставить гончих
далеко за собой.
кровью. Она укрылась в гуще гребенчука, торопливо облизала грудь и бока.
переходящий в жалобный скулеж - гончие тоже неимоверно утомились. Псы уже
не пугали чудовище - краткий отдых вернул ему добрую часть иссякших сил.
звуки: шум, треск, топот, гвалт, сердитые возгласы людей. Окружена. Что
делать? Уничтожить собак. Без собак люди, как без глаз - попробуй отыщи
лукавую хозяйку чангалы в топких зарослях, раскинувшихся на много дней
пути. Легче найти блоху в шкуре верблюда.
бело-желтой, в черных цветах, невиданной бабочкой пала на них Пятнистая
смерть. Пестрая молния!
было вспорото брюхо. Четвертая, с разорванной глоткой, судорожно, как
обезглавленная курица, кувыркалась в молодой осоке. Пятая и шестая
шлепнулись в мутную заводь.
оперенная стрела.
что казалось - она и не шевелилась, так и стояла тут сейчас, мордой к
лучнику.
частая рябь по осенней воде, осыпанной желтыми листьями, как ледяной
порывистый вихрь по меху пестрых выгоревших трав. Будто глубоко под кожу
хищнице запустил хобот железный овод.
хвостом о бока, вытянула шею над самой землей, выгнала спину, припала к
траве.
играющий котенок.
правой ноги, намертво впился в древко, прижал его для верности к
выдвинутому вперед согнутому левому колену.
похожим на корягу, из которой косо торчит в сторону прямая голая ветвь.
два ненавидящих взгляда.
сгустком огня полыхнула над влажной лужайкой, горячей бронзовой глыбой
обрушилась на человека.
холмах, пока что томится под властью этрусков и не смеет даже мечтать о
великих завоеваниях. Лишь через двести лет покорит Согдиану пьяный деспот
Искандер Двурогий. О гуннах Атиллы еще и слуха не было, а нашествие
Чингисхана - дело столетий столь отдаленных, что человеку страшно в них
заглянуть.
пирамид, простоявших к тому времени три долгих тысячелетия, и эпоха
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Флинт Эрик
Никитин Юрий