была вызвать тебя, чтобы он мог увидеть тебя и благословить; чтобы он мог
порадоваться на тебя!
знаешь, какой он был всегда сильный и здоровый, но он себя совершенно не
берег. Чтобы облегчить мне жизнь, чтобы помочь тебе, он работал сверх
меры, трудился без отдыха день и ночь.
упрашивала его, но он не хотел слушать ни меня, ни кого-нибудь другого. Он
всюду хотел поспеть сам, за всем присмотреть, и, если не хватало чужих
рук, не жалел своих. И однажды разгоряченный, измученный, он напился
где-то воды, - простудился, захворал, начал кашлять, а лечиться не хотел.
И даже доктора не позволил позвать. И только когда я увидела, как
усилилась болезнь, я хитростью добилась того, что он позволил Клементу
выслушать себя и подчинился его увещаниям.
отчаиваюсь. Он страшно изменился, ослабел, все время лихорадит.
началась уже хозяйственная суета, нарушившая тишину; хозяйка пошла
взглянуть, не проснулся ли больной. Сын тихо пошел за нею. Едва только она
переступила порог, как послышался слабый, торопливый и прерывающийся голос
больного.
об этом знаешь?
прибывшего! Тодя торопливо подошел и, став на колени, стал целовать худые
руки отца, - а тот прижал его голову к своей груди.
словно тяжесть спала с его души. Казалось, приезд сына придал ему новые
силы, он поворачивался сам, хотя и с усилием, улыбался, лицо его приняло
выражение успокоения.
наговорись с ним, а потом пусть придет ко мне... Нам надо о многом
переговорить... Эти порошки вернули мне силы; пожалуйста, если есть, дай
мне еще один.
несколько успокоенная этим, принесла ему лекарство.
поблагодарю его за то, что Он позволил мне дождаться тебя. Иди, Тодя, с
матерью, отдохни.
потому что его, давно не видевшего отца, гораздо больше поразила перемена
в отце, который еще недавно казался несокрушимым гигантом, чем те, которые
окружали его и видели постепенное исхудание этого сильного человека.
ломая руки, воскликнул:
ему в упрек: он был всегда внимателен, относился к нам скорее, как друг,
чем как врач, и делал все, что мог, но не в силах человеческих -
справиться с этой болезнью.
глубокую, грустную задумчивость долго сидели мать и сын. Теодору не
хотелось говорить о себе, и он неохотно отвечал на задаваемые ему вопросы.
всякую надежду. Будущее после этой смерти рисовалось ему черным, грозным и
страшным, как бездна.
сильным, чтобы бороться с судьбою; тревожила его только мать, которая
должна была остаться без опеки...
вечный траур по умершем. Тот, которого они вскоре должны были лишиться,
был душою и руководителем всего дома, он был для них всем...
жены нет поблизости, поспешно обратился к сыну:
сдерживая голос и дыхание. - Я знаю твое сердце и надеюсь на него, но все
же должен был поговорить с тобою. Мне очень плохо, - да, я не обманываю
себя, - пусть свершится воля Божья! Я уже исповедывался, и совесть моя
спокойна, - но меня тревожит мысль о матери твоей и о тебе! Ты, слава
Богу, уже взрослый и сумеешь пробиться в жизнь, но она! Что будет с нею!
прервал Тодя.
возразил больной. - Я ее знаю, она и себя, и все свое принесет в жертву
тебе! А себя замучит в конец! Борок... ты ведь знаешь это - при самом
большом труде едва доставляет средства на самое убогое существование. Пока
я был в силах - я делал, что мог, но, когда меня не станет... Боже
Всемогущий! Вам... ей... может быть, есть будет нечего... А ведь она
смолоду привыкла к довольству... она...
затянулась, и у тебя не было бы сил работать, я останусь в деревне, надену
сермягу и буду трудиться, как простой рабочий... Ты знаешь, как я люблю
мать и тебя... Ты укажешь мне, что делать.
говорить, со мной нельзя считаться. Но она мечтает о блестящей карьере для
тебя, а сама готова обречь себя на нужду и даже не покажет, что страдает.
Ах, Тодя, эта мысль не дает мне умереть спокойно.
себя не думаю. Я знаю свой долг и исполню его...
каждое слово, но беспокойство его не уменьшилось.
и он очень богат; и хотя он был обижен на матушку, но не может быть, чтобы
он не простил ей всю жизнь. Я упрошу его!
она вышла замуж за меня, бедного шляхтича; и ни за что больше, - прибавил
он, - только за это! Я был всему виною!!
прощении... - продолжал Теодор, - может быть, я смягчил бы его гнев.
руку и выговорил поспешно твердым и решительным тоном:
если у тебя есть хоть капля привязанности ко мне... Никогда, слышишь,
никогда не обращайся к деду!!
что-то и прибавил в объяснение:
и ему, и всем другим; но старик - вспыльчив и необуздан. Я не хотел бы,
чтобы ты услышал от него какую-нибудь клевету на твою мать. Воеводич ничем
не стесняется, и если вобьет себе что-нибудь в голову, то уж оттуда трудно
выколотить. Не ходи к деду и ни о чем не проси его, я прошу тебя об этом,
а если нужно, то и приказываю!!
ведь пан гетман очень ценил твои услуги, батюшка, любил тебя и относился к
тебе с большим уважением... Даже и тогда, когда ты оставил двор...
ударила ему в голову и сжала грудь; он сильно закашлялся и не скоро
успокоился.
и верь мне - не без причины!.. Ни я, ни мать твоя знать его не хотим!
Всякое сближение с ним было бы неприятно мне, но еще больше - твоей
матери... Она не допустит до этого, я тоже!..
забывает, что он человек. Гордость и барская распущенность испортили его
сердце.
смехом обратился к сыну:
- Знаю только, что ученье он окончил, и что с помощью ксендза Конарского
надеется получить место.
сожаления готов отречься от всех этих надежд и обещаний, если только могу
быть полезным отцу.
ответить ему, и, наконец, отец, подумав, сказал с горькой улыбкой:
милостях магнатов, то не забывай, что этому нельзя особенно доверяться.
Тодя, - дело в том, что ксендз Конарский, пользующийся большим влиянием у