Москве многие цирюльни, где тебя исправно за грошик выскоблят. Над питейными
погребами висели гербы императрицы и красочные вымпелы развевались. Будто ко-
рабли, плыли в гульбу и поножовщину кабаки царские, заведенья казенные. А над
табашными лавками рисованы на жести приличные господа офицеры, кои трубки
усердно курят. Ряды - бумаженные, сайдашные, кружевные, шапочные, котельные,
ветошные, калачные и прочие, - есть где затеряться, всегда найдешь, где свой
след замести...
жорку. Стукнул гривной по столу, что был свинцом покрыт, и запросил водки с
кашей. А напротив старичок посиживал, чашку жилярского чайку с блюдца сосал,
носом присвистывая.
мои - по плоти, а духовные лета скрыты. Може, мне с тыщу и накапает. Да токмо
сие рассуждение - ума не твоего.
а... Откель сам-то? Где уродили тебя экого?
ня сам боженька на землю спихнул... Эвот как!
рукой с миски, стал бороду старика кашей мазать:
Христа? Нешто они горя людского не видят? Тут сзади какие-то бугаи зашли, на-
валились:
дел старичок, с небес на землю упавший, и вся борода его - в каше гречневой,
которая в коровьем сычуге сварена.
стражей и сыщиков во искушение вгоняя.
на мороз. И там старичка под забором дождался.
добром услужил мне? Ведь я тебя кашей испачкал...
пристало людям русским таково далее маяться?
под горушкой, возле церкви Василия Блаженного, где ранее был приказ Разбой-
ный). Дом у Христа имелся от казны даденный, ибо "спаситель" наш служил ныне
мастером дел пытошных. Звался он Агафоном Ивановым, сам из мужиков вышел, по-
хаживал теперь по комнатам в белой до пят рубахе, сытенько порыгивая, а округ
него - всякие там крестики да иконки развешаны.
тик, а в наши горницы духмяные...
рать? Однако не спорил - вытер. Тут за стол его посадили, потчевали. А вина и
табаку не давали.
гладили. - Ого, - на ощупь определил опытный Христос, - ты уже, чую, дран от
кого-то был... Оно так и надо: сколоченная посуда два века живет... А что ду-
маешь-то?
Москве сбудется. Вот, когда-сь с Ивана Великого колокола вдарят, тогда - жди:
мертвяки из гробов смердящих воздымутся. И все пойдут на Петерсбурх - там суд
состоится... Страстный! Небо же явится нам уже новехонько - все в алмазах, и
на нем узрят верующие чуден град Сион.
Иваныч, что видеть мне надобно?
ведные, в садах райских. Ризы у нас золотые, дворцы хрустальные, яства слад-
кие, а бабеночки молоды и податливы.
небеси, за всю жизнь остудную отплатится тебе сладостью утех мирских, плотс-
ких. Все наоборот обернется по уставам нашим. И сейчас, дабы рая достичь, ты
женою не заводись. От жены смрад гнусный исходит - не надо тебе жены. А при-
ходи к нам в Иерусалим новый и любую бабу для своих потребностей ты во благо-
ухании избери.
что поневоле телом заленился. Шапку под голову себе кинул, на лавке проспал
до вечера. Потом его подняли, велели белую рубаху надеть и ко греху готовить
себя.
без ваших грехов своих хватает. На што зло копить?
жики и бабы, старые и молодухи, все шепчутся, какими-то листовками шуршат.
Запели они согласно - по команде:
какал среди баб, хлеща их неистово плеткою.
водили. Раздувались их "паруса" - белые рубахи, чистые. Потом богородица,
карга старая и гнусливая, на престоле хлыстовском сидючи, пискнула - будто
мышь:
надо бы, - думал. - Да... как? Хорошо бы мастерство немецкое изучить. Скажем,
замки дверные, безмены купеческие или пистоли воинские делать. Опять же -
разве худо около дерева всю жизнь провести? Доски гладить, гробы собирать?.."
дой и долго Потапу в глаза смотрел. И, вдоволь наглядясь, так он заговорил:
делить. Хошь?.. Только - уговор: я тебе пять Рублев дам, и ты моим рабом-
станешь. А потом я продам тебя, и с торга того ты с меня еще три рубли полу-
чишь... Стоишь ли ты того?
- пропала моя головушка... Ладно, господин добрый. Бери меня в оклад подушный
за пять рублев. Продавай меня хоть черту за три рубли... Замерз вот я. В теп-
ле давно не спал. Лучше уж в рабстве твоем крышу иметь над головой... Пошли!
добрым. Работами не принуждал, в маслице да в пиве не отказывал. Торговал он
живым товаром и с того жил. Такие господа на Москве водились тогда...
просто подарил тебя... Сходи же умойся во дворе. Да гребешок у баб попроси
расчесаться и не гляди звероподобно...
ки по сугробинам. Небольсин лошадей завернул, пошли они рысью под угорье За-
москворецкое - места Потапу знакомые.
санки как раз напротив дома Филатьевых; внутри двора бренчала цепь - медведь
по кругу ходил, на проезжих фыркая. Потап на снегу присел, стал онучи разма-
тывать. Пять рублей из-под лаптя достал и вернул их честно сержанту:
пошли невзгоды мои. Хошь правду знать, так знай: я со службы царской бежал. А
за твой перекуп и укрывательство беглого тебе же и худо будет... Прощай, ба-
рин, я зла не желаю!
копейку всласть парился. А вокруг Потапа, от баб подалее расположась, фабрич-
ные с мануфактуры г-на Таммеса мылись. Были они хмельны и шумели. Парни вени-
ками девок по мыльне гоняли, и вся баня веселилась. Между прочим, у одного
фабричного пупок гнил. У другого сердце, словно птенец в гнезде, билось под
кожею на груди - вот-вот выпорхнет.
милостынькой промышлял. А потом вот, дурак такой, на фабрику Таммеса попал.
Думал, в люди здесь выйду. Опять же - свобода! С четырех утра до ночи у сук-
ноделания пребудь, а потом гуляй душа, сколько влезет.
ра встанешь, а в полночь ляжешь? Выходит, и у вас жизнь никудышна. А я-то ду-
мал...