святилище был его сын!
просит у тебя прощения, князь!
отдаю десятую часть добычи их великому каму-шаману. Рядом, скажи, мой сын
Орлай. Я не пошлю его грабить святилище соседей, пойдет сам - я не назову
его больше сыном! Клянусь великим Нуми.
спасителя. Не постарел Рус, не потерял силу - высокий и прямой, как сосна,
только длинная борода пожелтела, подпалил, видно, он ее на костре.
костяной наконечник и показал князю. - У шамана Лисни такие стрелы, ты
знаешь. Сын Руса умрет.
и обида.
большого гнезда, он друг, рума. - Князь отстегнул от широкого кожаного
пояса кривой охотничий нож и протянул его гостю.
кряхтя, поднялся и сказал Русу:
из юрты.
крови.
соседей, а не Нуми-Торум.
спас его в месяц метелей и накормил мясом, он подарил Русу булгарский меч,
крепкий и острый, как жало осы.
тебе: догони раба шамана Лисни и убей его! Я брошу голову раба на красный
ковер и раздам богатства свои, по обычаю предков, у большого костра.
Спеши, Орлай! Великая мать-земля Колтысь-ими не хочет крови соседей.
в передний угол. Увидела Татьяна своего молодшенького без кровинки в лице,
пала перед ним, как подрубленная и запричитала: "Охти мне да тошнехонько,
охти мне да больнехонько! Уж как сяду я, многобедушка, к своему сыну
молодшенькому, к соколику златокрылому, ко его телу ко блеклому, как
повывою обидушку да повыскажу кручинушку! Как у меня, многобедушки, три
полюшка кручинушки посеяно, три полюшка обидушки насажено. Знаю я,
многобедушка, не пришла к тебе, рожано дитятко, не пришла бы к тебе
холодная, кабы жили на родной сторонушке, по закону христианскому..."
подпустила ее к сыну.
на шее Ивашки и велел Усте промыть рану водой.
День еще, солнышко светит, а все одно боязно. На Гридю какая надежда!
Спит, поди, в елушках, неторопь.
неживые. Он прошел мимо, ни одна и башку не подняла - сморила жара
лошадей. Вот и засека. Прохор негромко свистнул.
от них нет.
на ладони - мышь пробежит, и ту увидишь.
разбойник! Спалят нас оштяки.
елушником, на шаманской тропе, и стали оглядываться. "Нас смекают", -
догадался Прохор и вылез к ним на тропу.
Пера засмеялся.
сохатого и ржешь!
запоре.
солнце и полез в елушник. Лежал в теплом елушнике, думал, что до юргановых
юрт версты полторы, будто и рядом, а сверни с шаманской тропы - ступишь
шаг и погибнешь. Лес сырой, дремучий, лога крутые, глубокие. Старый Сюзь
зовет это место урочищем лешего, Ворса-морта, по-ихнему. А тятька не взял
ни меча, ни рогатины. Видно, Пера отговорил. Да и то сказать - в гости с
мечом или рогатиной не ходят...
ненароком, тряс головой. Жарко, дремотно. Палит солнце, выжимает серу из
елушника, к дождю такое тепло, к петровским грозам. От елушек шаманская
тропа бежит саженей десять посреди берез. Прохор стал считать белоногих.
Учил его счету тятька, еще на Устюжине, когда за великим князем жили.
Много лет прошло, а Прохор не забыл. Посадил на землю удельный князь Юрий
своего холопа Епишку. Набежали княжеские доводчики. Скот, кричат тятьке,
твой, изба твоя, а земля по грамоте княжеская, он ей господарь и
володетель...
поднял лук и стал вглядываться. Притаился кто-то за березой, стоит. "Пока
на тропу не выйдет, стрелять не стану, - решил Прохор и ахнул: - Господи,
девка!"
юрганка. Вот беда-то! И показаться нельзя и пропустить боязно. Он покачал
елушки - может, испугается, убежит. Но черноволосая не испугалась, сказала
"пайся" и протянула в его сторону кувшинчик. Он понял: здоровается с ним
черноволосая, надо вылезать, все едино заметила.
большой, как медведь, слушал, но разобрать ничего не мог:
она убежала.
Вернулся Кондратий с подарками. Прохор рассказал ему про черноволосую
юрганку и показал кувшинчик с томленой травой.
сказал:
ждал - все одно не удержится тятька, расскажет.
водится, по-соседски. Но слова его подарка лучше. Много, говорит, серебра
- мало друзей. Так плохо. Мало серебра - много друзей. Так хорошо. Запомни
мое слово, Прохор, нам с юрганами нечего делить. Они люди, и мы люди. Боги
у нас разные, а жизнь одна. Станем друг другу пакостить - не выживем! Лес
задавит, голод убьет... А Майту я знаю, ветер-девка и добрая, из
юргановской породы.
зря, видно, говорится, что дитятко криво, да родителям мило. Уж нашто
Ивашка разбойник, сколь от него хлопот и горя натерпелись, а тятька
жалеет. Думку держал, хотел его на юрганке черноволосой женить. Этакова-то
ушкуя на травинке.