он, вне всяких сомнений. В сумраке в высоте надо мною оказалось лицо
с властным носом и разметанными бровями. Тени играли, и мне
померещилось, что под квадратным подбородком торчит острие черной
бороды. Берет был заломлен лихо на ухо. Пера, правда, не
было.
разглядел, что он в пальто и блестящих глубоких калошах, а под мышкою
держит портфель. "Это естественно, - помыслил я, - не может он в ином
виде пройти по Москве в двадцатом веке".
басом.
в комнате находился один из самых приметных людей в литературном мире
того времени, редактор-издатель единственного частного журнала
"Родина", Илья Иванович Рудольфи.
Рудольфи.
лампочка перегорела, а другой у меня нет.
нехитрых фокусов - вынул из портфеля тут же электрическую
лампочку.
я.
что был в магазине.
убрал со стола записку с признанием в краже револьвера, а дух сделал
вид, что не заметил этого.
Рудольфи.
- Ликоспастов сказал.
пожилой), - действительно, я... но... словом, это плохой роман.
пошутили.
Рудольфи.
буква "о" выходит как простая палочка, а...
злополучный роман.
Рудольфи, - это профессиональное... - И тетради оказались у него в
руках.
читал роман. Множество мыслей вертелось у меня в голове. Во-первых, я
думал о Рудольфи. Надо сказать, что Рудольфи был замечательным
редактором и попасть к нему в журнал считалось приятным и почетным.
Меня должно было радовать то обстоятельство, что редактор появился у
меня хотя бы даже и в виде Мефистофеля. Но, с другой стороны, роман
ему мог не понравиться, а это было бы неприятно... Кроме того, я
чувствовал, что самоубийство, прерванное на самом интересном месте,
теперь уж не состоится, и, следовательно, с завтрашнего же дня я
опять окажусь в пучине бедствий. Кроме того, нужно было предложить
чаю, а у меня не было масла. Вообще в голове была каша, в которую к
тому же впутывался и зря украденный револьвер.
пытался узнать, какое впечатление роман производит на него. Лицо
Рудольфи ровно ничего не выражало.
сказанным уже глупостям прибавил еще одну:
романе?
ответил Рудольфи и перевернул страницу. ("Вот какая сволочь
Ликоспастов! Вместо того, чтобы поддержать друга и т. д.")
В час ночи мы выпили чаю, а в два Рудольфи дочитал последнюю
страницу.
Алексею ли Константиновичу, известному писателю, Петру ли Андреевичу,
поймавшему за границей царевича Алексея, нумизмату ли Ивану Ивановичу
или Льву Николаичу?
окончил в университете два факультета и скрывал
это.
кашлянув.
губы.
делаете, что у вас такой пробор?
это...
добавил: - Интересно. Человек окончил приходскую школу, бреется каждый
день и лежит на полу возле керосинки. Вы - трудный человек! - Затем он
резко изменил голос и заговорил сурово: - Ваш роман Главлит не
пропустит, и никто его не напечатает. Его не примут ни в "Зорях", ни
в "Рассвете".
Рудольфи (сердце мое сделало перебой), - и заплачу вам (тут он назвал
чудовищно маленькую сумму, забыл какую) за лист. Завтра он будет
перепечатан на машинке.
хрипло.
Рудольфи, - и двенадцать машинисток в бюро перепечатают его завтра к
вечеру.
Тут я перестал бунтовать и решил подчиниться Рудольфи.
кивал головой, как фигурка, - затем: надо будет вычеркнуть три
слова - на странице первой, семьдесят первой и триста
второй.
"Апокалипсис", второе - "архангелы" и третье - "дьявол". Я их покорно
вычеркнул; правда, мне хотелось сказать, что это наивные
вычеркивания, но я поглядел на Рудольфи и
замолчал.
Причем я вас покорнейше прошу не произносить там ни одного
слова.
мямлить с достоинством, - то я могу и дома
посидеть...
возмущения и продолжал:
мною.
что вам будут говорить, будете отвечать вежливой
улыбкой...
Рудольфи.
нем что-то, что содержало в себе, как помню, несколько пунктов, сам
это подписал, заставил подписать и меня, затем вынул из кармана две