отце и матери:
тите меня, ребята.. на волю! На что я вам!
себе идет, куда хочет.
- Отпустите его! Пусть идет себе!
показал свое любопытство, остановил их, сказавши:
у...
лософ вздумал подняться из-за стола, то ноги его сделались как будто де-
ревянными и дверей в комнате начало представляться ему такое множество,
что вряд ли бы он отыскал настоящую.
лее в дорогу. Взмостившись в брику, они потянулись, погоняя лошадей и
напевая песню, которой слова и смысл вряд ли бы кто разобрал. Проколе-
сивши большую половину ночи, беспрестанно сбиваясь с дороги, выученной
наизусть, они наконец спустились с крутой горы в долину, и философ заме-
тил по сторонам тянувшийся частокол, или плетень, с низенькими деревьями
и выказывавшимися из-за них крышами. Это было большое селение, принадле-
жавшее сотнику. Уже было далеко за полночь; небеса были темны, и ма-
ленькие звездочки мелькали кое-где. Ни в одной хате не видно было огня.
Они взъехали, в сопровождении собачьего лая, на двор. С обеих сторон бы-
ли заметны крытые соломою сараи и домики. Один из них, находившийся как
раз посередине против ворот, был более других и служил, как казалось,
пребыванием сотника. Брика остановилась перед небольшим подобием сарая,
и путешественники наши отправились спать. Философ хотел, однако же, нес-
колько обсмотреть снаружи панские хоромы; но как он ни пялил свои глаза,
ничто не могло означиться в ясном виде: вместо дома представлялся ему
медведь; из трубы делался ректор. Философ махнул рукою и пошел спать.
панночка. Слуги бегали впопыхах взад и вперед. Старухи некоторые плака-
ли. Толпа любопытных глядела сквозь забор на панский двор, как будто бы
могла что-нибудь увидеть.
лядеть ночью. Панский дом был низенькое небольшое строение, какие обык-
новенно строились в старину в Малороссии. Он был покрыт соломою. Ма-
ленький, острый и высокий фронтон с окошком, похожим на поднятый кверху
глаз, был весь измалеван голубыми и желтыми цветами и красными полумеся-
цами. Он был утвержден на дубовых столбиках, до половины круглых и снизу
шестигранных, с вычурною обточкою вверху. Под этим фронтоном находилось
небольшое крылечко со скамейками по обеим сторонам. С боков дома были
навесы на таких же столбиках, инде витых. Высокая груша с пирамидальною
верхушкою и трепещущими листьями зеленела перед домом. Несколько амбаров
в два ряда стояли среди двора, образуя род широкой улицы, ведшей к дому.
За амбарами, к самым воротам, стояли треугольниками два погреба, один
напротив другого, крытые также соломою. Треугольная стена каждого из них
была снабжена низенькою дверью и размалевана разными изображениями. На
одной из них нарисован был сидящий на бочке козак, державший над головою
кружку с надписью: "Все выпью". На другой фляжка, сулеи и по сторонам,
для красоты, лошадь, стоявшая вверх ногами, трубка, бубны и надпись:
"Вино - козацкая потеха". Из чердака одного из сараев выглядывал сквозь
огромное слуховое окно барабан и медные трубы. У ворот стояли две пушки.
Все показывало, что хозяин дома любил повеселиться и двор часто оглашали
пиршественные клики. За воротами находились две ветряные мельницы. Поза-
ди дома шли сады; и сквозь верхушки дерев видны были одни только темные
шляпки труб скрывавшихся в зеленой гуще хат. Все селение помещалось на
широком и ровном уступе горы. С северной стороны все заслоняла крутая
гора и подошвою своею оканчивалась у самого двора. При взгляде на нее
снизу она казалась еще круче, и на высокой верхушке ее торчали кое-где
неправильные стебли тощего бурьяна и чернели на светлом небе. Обнаженный
глинистый вид ее навевал какое-то уныние. Она была вся изрыта дождевыми
промоинами и проточинами. На крутом косогоре ее в двух местах торчали
две хаты; над одною из них раскидывала ветви широкая яблоня, подпертая у
корня небольшими кольями с насыпною землей. Яблоки, сбиваемые ветром,
скатывались в самый панский двор. С вершины вилась по всей горе дорога
и, опустившись, шла мимо двора в селенье. Когда философ измерил страшную
круть ее и вспомнил вчерашнее путешествие, то решил, что или у пана были
слишком умные лошади, или у козаков слишком крепкие головы, когда и в
хмельном чаду умели не полететь вверх ногами вместе с неизмеримой брикою
и багажом. Философ стоял на высшем в дворе месте, и когда оборотился и
глянул в противоположную сторону, ему представился совершенно другой
вид. Селение вместе с отлогостью скатывалось на равнину. Необозримые лу-
га открывались на далекое пространство; яркая зелень их темнела по мере
отдаления, и целые ряды селений синели вдали, хотя расстояние их было
более нежели на двадцать верст. С правой стороны этих лугов тянулись го-
ры, и чуть заметною вдали полосою горел и темнел Днепр.
в Днепре и в прудах, охотиться с тенетами или с ружьем за стрепетами и
крольшнепами! Впрочем, я думаю, и дроф немало в этих лугах. Фруктов же
можно насушить и продать в город множество или, еще лучше, выкурить из
них водку; потому что водка из фруктов ни с каким пенником не сравнится.
Да не мешает подумать и о том, как бы улизнуть отсюда.
шимся бурьяном. Он поставил машинально на нее ногу, думая наперед только
прогуляться, а потом тихомолком, промеж хат, да и махнуть в поле, как
внезапно почувствовал на своем плече довольно крепкую руку.
болезновал о смерти отца и матери и о своем одиночестве.
он. - Тут не такое заведение, чтобы можно было убежать; да и дороги для
пешехода плохи. А ступай лучше к пану: он ожидает тебя давно в светлице.
вслед за козаком.
ти, сидел перед столом в светлице, подперши обеими руками голову. Ему
было около пятидесяти лет; но глубокое уныние на лице и какой-то блед-
но-тощий цвет показывали, что душа его была убита и разрушена вдруг, в
одну минуту, и вся прежняя веселость и шумная жизнь исчезла навеки. Ког-
да взошел Хома вместе с старым козаком, он отнял одну руку и слегка кив-
нул головою на низкий их поклон.
ник ни ласково, ни сурово.
кто она, и откуда, и когда жила - ей-богу, добродию, не знаю.
дела с панночками не имел, сколько ни живу на свете. Цур им, чтобы не
сказать непристойного.
подчас захочется такого,чего и самый наиграмотнейший человек не разбе-
рет; и пословица говорит: "Скачи, враже, як пан каже!"
ник, - то, верно бы, я узнал все. "Никому не давай читать по мне, но
пошли, тату, сей же час в Киевскую семинарию и привези бурсака Хому Бру-
та. Пусть три ночи молится по грешной душе моей. Он знает..." А что та-
кое знает, я уже не услышал. Она, голубонька, только и могла сказать, и
умерла. Ты, добрый человек, верно, известен святою жизнию своею и богоу-
годными делами, и она, может быть, наслышалась о тебе.
- произнес он, посмотрев прямо в глаза сотнику. - Бог с вами, пан! Что
вы это говорите! да я, хоть оно непристойно сказать, ходил к булочнице
против самого страстного четверга.
чать свое дело.
вразумленный Святому писанию, может по соразмерности... только сюда при-
личнее бы требовалось дьякона или, по крайней мене, дьяка. Они народ
толковый и знают, как все это уже делается, а я... Да у меня и голос не
такой, и сам я - черт знает что. Никакого виду с меня нет.
исполню, ничего не пожалея. И когда ты с сего дня три ночи совершишь,
как следует, над нею молитвы, то я награжу тебя; а не то - и самому чер-
ту не советую рассердить меня.
нял вполне их значение.
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Ковальчук Вера
Афанасьев Роман
Перумов Ник
Трубников Александр