вы, Марья Александровна! - подхватывает Настасья Петровна, вдова, разли-
вающая чай. - Ведь не к Анне же Николаевне везти его, как вы думаете?
Марья Александровна, в нетерпении вставая с места.
тому же так как у него совершенно нет памяти, то он, может быть, и за-
был, что приехал к вам в гости. Ведь это удивительнейший человек, Марья
Александровна!
лукомпозиция, а не человек. Вы его видели шесть лет назад, а я час тому
назад его видел. Ведь это полупокойник! Ведь это только воспоминание о
человеке; ведь его забыли похоронить! Ведь у него глаза вставные, ноги
пробочные, он весь на пружинах и говорит на пружинах!
восклицает Марья Александровна, принимая строгий вид. - И как не стыдно
вам, молодому человеку, родственнику, говорить так про этого почтенного
старичка! Не говоря уже о его беспримерной доброте, - и голос ее прини-
мает какое-то трогательное выражение, - вспомните, что это остаток, так
сказать, обломок нашей аристократии. Друг мой, mon ami! Я понимаю, что
вы ветреничаете из каких-то там ваших новых идей, о которых вы беспре-
рывно толкуете. Но боже мой! Я и сама - ваших новых идей! Я понимаю, что
основание вашего направления благородно и честно. Я чувствую, что в этих
новых идеях новых есть даже что-то возвышенное; но все это не мешает мне
видеть и прямую, так сказать, практическую сторону дела. Я жила на све-
те, я видела больше вас, и, наконец, я мать, а вы еще молоды! Он стари-
чок, и потому, на ваши глаза, смешон! Мало того: вы прошлый раз говорили
даже, что намерены отпустить ваших крестьян на волю и что надобно же
что-нибудь сделать для века, и все это оттого, что вы начитались там ка-
кого-нибудь вашего Шекспира! Поверьте, Павел Александрович, ваш Шекспир
давным-давно уже отжил свой век и если б воскрес, то, со всем своим
умом, не разобрал бы в нашей жизни ни строчки! Если есть что-нибудь ры-
царское и величественное в современном нам обществе, так это именно в
высшем сословии. Князь и в кульке князь, князь и в лачуге будет как во
дворце! А вот муж Натальи Дмитриевны чуть ли не дворец себе выстроил, -
и все-таки он только муж Натальи Дмитриевны, и ничего больше! Да и сама
Наталья Дмитриевна, хоть пятьдесят кринолинов на себя налепи, - все-таки
останется прежней Натальей Дмитриевной и нисколько не прибавит себе. Вы
тоже, отчасти, представитель высшего сословия, потому что от него проис-
ходите. Я тоже себя считаю не чужою ему, - а дурное то дитя, которое ма-
рает свое гнездо! Но, впрочем, вы сами дойдете до всего этого лучше ме-
ня, mon cher Paul, и забудете вашего Шекспира. Предрекаю вам. Я уверена,
что вы даже и теперь не искренни, а так только, модничаете. Впрочем, я
заболталась. Побудьте здесь, mon cher Paul, я сама схожу наверх и узнаю
о князе. Может быть, ему надо чего-нибудь, а ведь с моими людишками...
дишках.
этой франтихе, Анне Николаевне. А ведь уверяла все, что родня ему. То-то
разрывается, должно быть, теперь от досады! - заметила Настасья Петров-
на; но заметив, что ей не отвечают, и взглянув на Зину и на Павла Алек-
сандровича, госпожа Зяблова тотчас догадалась и вышла, как будто за де-
лом, из комнаты. Она, впрочем, немедленно вознаградила себя, останови-
лась у дверей и стала подслушивать.
нении; голос его дрожал.
робким и умоляющим видом.
го чудные глаза.
дожидаться еще две недели... Вы мне снились даже во сне. Я прилетел уз-
нать мою участь... Но вы хмуритесь, вы сердитесь! Неужели и теперь я не
узнаю ничего решительного?
глаза, голосом твердым и строгим, но в котором слышалась досада. - И так
как это ожидание было для меня очень тяжело, то, чем скорее оно разреши-
лось, тем лучше. Вы опять требуете, то есть просите, ответа. Извольте, я
повторю вам его, потому что мой ответ все тот же, как и прежде: подожди-
те! Повторяю вам, - я еще не решилась и не могу вам дать обещание быть
вашею женою. Этого не требуют насильно, Павел Александрович. Но, чтобы
успокоить вас, прибавляю, что я еще не отказываю вам окончательно. За-
метьте еще: обнадеживая вас теперь на благоприятное решение, я делаю это
единственно потому, что снисходительна к вашему нетерпению и беспо-
койству. Повторяю, что хочу остаться совершенно свободною в своем реше-
нии, и если я вам скажу, наконец, что я несогласна, то вы и не должны
обвинять меня, что я вас обнадежила. Итак, знайте это.
сом. - Неужели это надежда! Могу ли я извлечь хоть какую-нибудь надежу
из ваших слов, Зинаида Афанасьевна?
но. Ваша воля! Но я больше ничего не прибавлю. Я вам еще не отказываю, а
говорю только: ждите. Но, повторяю вам, я оставляю за собой полное право
отказать вам, если мне вздумается. Замечу еще одно, Павел Александрович:
если вы приехали раньше положенного для ответа срока, чтоб действовать
окольными путями, надеясь на постороннюю протекцию, например, хоть на
влияние маменьки, то вы очень ошиблись в расчете. Я тогда прямо откажу
вам, слышите ли это? А теперь - довольно, и, пожалуйста, до известного
времени не поминайте мне об этом ни слова.
заранее заученная. Мосье Поль почувствовал, что остался с носом.В эту
минуту воротилась Марья Александровна. За нею, почти тотчас же, госпожа
Зяблова.
рите нового чаю! - Марья Александровна была даже в маленьком волнении.
кухню и расспрашивала. То-то злится теперь! - возвестила Настасья Пет-
ровна, бросаясь к самовару.
чо госпоже Зябловой. - Точно я интересуюсь знать, что думает ваша Анна
Николаевна? Поверьте, не буду никого подсылать к ней на кухню. И удивля-
юсь, решительно удивляюсь, почему вы все считаете меня врагом этой бед-
ной Анны Николаевны, да и не вы одна, а все в городе? Я на вас пошлюсь,
Павел Александрович! Вы знаете нас обеих, - ну из чего я буду врагом ее?
За первенство? Но я равнодушна к этому первенству. Пусть ее, пусть будет
первая! Я первая готова поехать к ней, поздравить ее с первенством. И
наконец - все это несправедливо. Я заступлюсь за нее, я обязана за нее
заступиться! На нее клевещут. За что вы все на нее нападаете? она молода
и любит наряды, - за это, что ли? Но, по-моему, уж лучше наряды, чем
что-нибудь другое, вот как Наталья Дмитриевна, которая - такое любит,
что и сказать нельзя. За то ли, что Анна Николаевна ездит по гостям и не
может посидеть дома? Но боже мой! Она не получила никакого образования,
и ей, конечно, тяжело раскрыть, например, книгу или заняться чем-нибудь
две минуты сряду. Она кокетничает и делает из окна глазки всем, кто ни
пройдет по улице. Но зачем же уверяют ее, что она хорошенькая, когда у
ней только белое лицо и больше ничего? Она смешит в танцах, - соглаша-
юсь! Но зачем же уверяют ее, что она прекрасно полькирует? На ней невоз-
можные наколки и шляпки, - но чем же виновата она, что ей бог не дал
вкусу, а, напротив, дал столько легковерия. Уверьте ее, что хорошо при-
колоть к волосам конфетную бумажку, она и приколет. Она сплетница, - но
это здешняя привычка: кто здесь не сплетничает? К ней ездит Сушилов со
своими бакенбардами и утром, и вечером, и чуть ли не ночью. Ах, боже
мой! еще бы муж козырял в карты до пяти часов утра! К тому же здесь
столько дурных примеров! Наконец, это еще, может быть, и клевета. Сло-
вом, я всегда, всегда заступлюсь за нее!.. Но боже мой! вот и князь! Это
он, он! Я узнаю его! Я узнаю его из тысячи! Наконец-то я вас вижу, mon
prince! - вскричала Марья Александровна и бросилась навстречу вошедшему
князю.