подавали сюда, вот в эту комнату, ликеры.
духа... Простите, что я покидаю вас. Мне еще надо обслужить
двадцать комнат. Добрый день, мсье. И он исчез. Такой злодей!
когда каждый миг дорог, то часы летят, как минуты. Но когда
ждешь или тоскуешь -- минуты растягиваются в часы. Я не знал,
куда девать эти два часа. Зашел побриться, купил цветов --
гвоздики и фиалок,-- купил засахаренных каштанов, и еще много у
меня оставалось досуга, чтобы побродить по набережной. После
вчерашнего дождя и шторма был ясный солнечный день, тихий и
теплый, и вся Марсель казалась заново вымытой. Я с
удовольствием, расширенными ноздрями втягивал в себя крепкие
запахи большого морского порта. Пахло йодом, озоном, рыбой,
водорослями, арбузом, мокрыми свежими досками, смолой и
чуть-чуть резедою. В груди моей вдруг задрожало предчувствие
великого блаженства и тотчас же ушло.
знакомая незнакомка была уже там и сидела на том же месте, что
и вчера вечером. На ней было темно-красное пальто и такая же
шляпка, на плечах широкий палантин из какого-то зверька,
порыжее соболя, но такого же блестящего. О, боже мой, как она
была прекрасна в этот день, я не могу, не умею этого
рассказать.
профессии его легко можно было догадаться по золотым якорям, по
золотому канту на рукавах и еще по каким-то золотым эмблемам...
Я не знаю, как у других, но у меня всегда, с первой минуты
знакомства с человеком, укрепляется в памяти, кроме его разных
имен и званий, еще какое-то летучее прозвище, моего
собственного мгновенного изобретения. Оно-то и остается всего
прочнее в памяти. Этого молодого моряка я мысленно назвал
"Суперкарго". Откровенно говоря, я не знаю, что это за морской
чин. Знаю только, что гораздо ниже шкипера, но немного выше
матроса. Что-то около боцмана... Так он и запал у меня в память
с этим титулом.
первому быстрому поверхностному взгляду. Несколько минут спустя
я убедился, что он не только очень, но исключительно,
поразительно, необычайно хорош собою. Не скажу -- прекрасен.
Прекрасное -- это изнутри. Иногда вот бывает дурнушка, совсем
не видная и плохо сложенная, с веснушками около носа. Но как
поднимет вдруг ресницы, как покажет на мгновенье золотое и
ласковое сияние глаз, то сразу чувствуешь, что перед этой
прелестью померкнет любая патентованная красавица. Видел я
также лицо одного морского капитана во время тайфуна в
Китайском море. В обычной жизни был он уж очень неказист, такая
распрорусская лупетка, и нос картофелем. Но во время урагана,
когда вокруг рев, грохот, крики, стоны, ужас, близкое дыхание
смерти... когда он держал в своих руках жизнь и волю сотен
человек -- что за прекрасное, что за вдохновенное было у него
лицо!
суперкарго был красив совершенной итальянской, вернее даже,
римской красотой. Круглая римская голова, античный * профиль,
великолепного рисунка рот. Его волнистые бронзовые волосы
выгорели и пожелтели на концах. Лицо так сильно загорело, что
стало, как у мулата, кофейным. И большие блестящие голубые
глаза. Ах, знаешь, никогда мне не нравилось, если на смуглом
фоне лица -- светло-голубые глаза; в этой комбинации какая-то
жесткость и внутренняя пустота. Ну, вот, как хочешь, не верю и
не верю я таким лицам...
обычаю, руку у дамы, и тотчас же, не глядя, почувствовал на
своей спине враждебный взгляд моряка.
Суперкарго, не вставая, тянул руку как-то боком ко мне, что,
конечно, можно было принять за невежество или небрежность. Я
кивнул головой и сел.
Марсели, о кораблях. Я заказал себе вермут с касиссом. Дама
спросила тот же аперитив. Суперкарго вдруг повернулся ко мне.
сказал он и слегка прищурил голубые глаза.
французское произношение усиливали мою антипатию к нему. Во мне
закипало раздражение, и в то же время я чувствовал себя очень
неловко. Ох, не терплю я таких трио, когда около хорошенькой
женщины двое мужчин оскаливают друг на друга клыки и готовы
зарычать, как ревнивые кобели, простите за грубое сравнение. Но
я еще не терял самообладания. Я ответил, по возможности,
спокойно:
что такое обыкновенная вежливость.
вежливости, если бы у вас хватило на это смелости? Вы, русские,
известные храбрецы. Вы это блестяще доказали, бросив во время
войны своих союзников.
вернее, об одном органическом пороке. По отцу я, видишь ли,
добрый и спокойный русопет, вроде ярославского телка, но по
материнской линии я из татар, в жилах которых текут капли крови
Тамерлана, хромого Таймура, и первый признак этой голубой крови
-- неистовая, бешеная вспыльчивость, от которой в ранней
молодости, пока не обуздал себя, я много и жестоко пострадал. И
вот, глядя теперь в упор на итальянца, я уже чувствовал, как в
голову мне входил давно знакомый розовый газ -- веселый и
страшный.
точно два солдата по команде.
несправедливые слова, после которых мужчины стреляют друг в
друга или, схватившись, яростно катаются по полу. Я хотел ему
напомнить об известной всему миру резвости итальянских ног во
всех войнах при отступлении, у меня был также наготове Негус
Абиссинский, его голые дикари, вооруженные дротиками, и
паническое бегство храбрых, нарядных берсальеров.
тот момент не придал этому жесту никакого значения. Розовый газ
в моей голове густел и делался красным.
голос. Это крикнула моя незнакомка, и суперкарго моментально
опустился на стул. В этой стремительной послушности было,
пожалуй, что-то комическое. Ведь во всяком итальянце живет
немного от Пульчинелле, Но рассмеялся я лишь полчаса спустя.
качнуло в сторону.
даме политический и национальный диспут. Ведь это такая скучная
материя...
разговор, я к вашим услугам. Я остановился здесь же, в отеле,
номер семнадцать. Всегда буду рад вас увидеть.
движением руки заставила его замолчать. Я низко поклонился
даме. Она сказала спокойно:
минут я приду к вам.
жест итальянца и понял, что он полез за ножом. Мне стало
немножко жутко. "Ведь, пожалуй, мог бы, подлец, распороть мне
живот".
взад и вперед по моей отдельной комнате, похожей на просторную
низкую каюту. Волнение, вызванное внезапной ссорой с
итальянским моряком, еще не улеглось во мне.
Березин Федор
Панов Вадим
Максимов Альберт
Прозоров Александр
Марко Джон
Шилова Юлия