хая дева лет шестидесяти, с накладкой черных волос под разноцветным чеп-
цом и хлопчатой бумагой в ушах; в углу, возле двери, поместился Басистов
и читал газету, подле него Петя и Ваня играли в шашки, а прислонясь к
печке и заложив руки за спину, стоял господин небольшого роста, взъеро-
шенный и седой, с смуглым лицом и беглыми черными глазками - некто Афри-
кан Семеныч Пигасов.
и всех - особенно против женщин, - он бранился с утра до вечера, иногда
очень метко, иногда довольно тупо, но всегда с наслаждением. Раздражи-
тельность его доходила до ребячества; его смех, звук его голоса, все его
существо казалось пропитанным желчью. Дарья Михайловна охотно принимала
Пигасова: он потешал ее своими выходками. Они точно были довольно забав-
ны. Все преувеличивать было его страстью. Например: о каком бы несчастье
при нем ни говорили - рассказывали ли ему, что громом зажгло деревню,
что вода прорвала мельницу, что мужик себе топором руку отрубил, - он
всякий раз с сосредоточенным ожесточением спрашивал: "А как ее зовут?" -
то есть как зовут женщину, от которой произошло то несчастие, потому
что, по его уверениям, всякому несчастию причиной женщина, сто'ит только
хорошенько вникнуть в дело. Он однажды бросился на колени перед почти
незнакомой ему барыней, которая приставала к нему с угощением, и начал
слезно, но с написанной на лице яростью умолять ее, чтобы она его поща-
дила, что он ничем перед ней не провинился и вперед у ней никогда не бу-
дет. Раз лошадь помчала под гору одну из прачек Дарьи Михайловны, опро-
кинула ее в ров и чуть не убила. Пигасов с тех пор иначе не называл эту
лошадь, как добрый, добрый конек, а самую гору и ров находил чрезвычайно
живописными местами. Пигасову в жизни не повезло - он эту дурь и напус-
тил на себя. Он происходил от бедных родителей. Отец его занимал разные
мелкие должности, едва знал грамоте и не заботился о воспитании сына;
кормил, одевал его - и только. Мать его баловала, но скоро умерла. Пига-
сов сам себя воспитал, сам определил себя в уездное училище, потом в
гимназию, выучился языкам, французскому, немецкому и даже латинскому, и
выйдя из гимназии с отличным аттестатом, отправился в Дерпт, где посто-
янно боролся с нуждою, но выдержал трехгодичный курс до конца. Способ-
ности Пигасова не выходили из разряда обыкновенных; терпением и настой-
чивостью он отличался, но особенно сильно было в нем чувство честолюбия,
желание попасть в хорошее общество, не отстать от других, назло судьбе.
Он и учился прилежно и в Дерптский университет поступил из честолюбия.
Бедность сердила его и развила в нем наблюдательность и лукавство. Он
выражался своеобразно; он смолоду присвоил себе особый род желчного и
раздражительного красноречия. Мысли его не возвышались над общим уров-
нем; а говорил он так, что мог казаться не только умным, но даже очень
умным человеком. Получив степень кандидата, Пигасов решился посвятить
себя ученому званию: он понял, что на всяком другом поприще он бы никак
не мог угнаться за своими товарищами (он старался выбирать их из высшего
круга и умел к ним подделаться, даже льстил им, хотя все ругался). Но
тут в нем, говоря попросту, материала не хватило. Самоучка не из любви к
науке, Пигасов в сущности знал слишком мало. Он жестоко провалился в
диспуте, между тем как живший с ним в одной комнате другой студент, над
которым он постоянно смеялся, человек весьма ограниченный, но получивший
правильное и прочное воспитание, восторжествовал вполне. Неудача эта
взбесила Пигасова: он бросил в огонь все свои книги и тетради и поступил
на службу. Сначала дело пошло недурно: чиновник он был хоть куда, не
очень распорядительный, зато крайне самоуверенный и бойкий; но ему захо-
телось поскорее выскочить в люди - он запутался, споткнулся и принужден
был выйти в отставку. Года три просидел он у себя в благоприобретенной
деревеньке и вдруг женился на богатой, полуобразованной помещице, кото-
рую поймал на удочку своих развязных и насмешливых манер. Но нрав Пига-
сова уже слишком раздражился и скис; он тяготился семейной жизнью... Же-
на его, пожив с ним несколько лет, уехала тайком в Москву и продала ка-
кому-то ловкому аферисту свое имение, а Пигасов только что построил в
нем усадьбу. Потрясенный до основания этим последним ударом, Пигасов за-
теял было тяжбу с женою, но ничего не выиграл... Он доживал свой век
одиноко, разъезжал по соседям, которых бранил за глаза и даже в глаза и
которые принимали его с каким-то напряженным полухохотом, хотя серьезно-
го страха он им не внушал, - и никогда книги в руки не брал. У него было
около ста душ; мужски его не бедствовали.
левский вошел в гостиную. - Аlexandrine будет?
вольствие себе поставляют, - возразил Константин Диомидыч, приятно раск-
ланиваясь на все стороны и прикасаясь толстой, но белой ручкой с ногтя-
ми, остриженными треугольником, к превосходно причесанным волосам.
тясь к Пигасову, - по-вашему, все барышни неестественны?
падке ожесточения говорил медленно и отчетливо, - я говорю, что барышни
вообще - о присутствующих, разумеется, я умалчиваю...
тественны в высшей степени - неестественны в выражении чувств своих. Ис-
пугается ли, например, барышня, обрадуется ли чему или опечалится, она
непременно сперва придаст телу своему какой-нибудь эдакий изящный изгиб
(и Пигасов пребезобразно выгнул свой стан и оттопырил руки) и потом уж
крикнет: ах! или засмеется, или заплачет. Мне, однако (и тут Пигасов са-
модовольно улыбнулся), удалось-таки добиться однажды истинного, непод-
дельного выражения ощущения от одной замечательно неестественной барыш-
ни!
браво! браво! Вот это голос природы, это был естественный крик. Вы и
вперед всегда так поступайте.
Михайловна. - Поверю ли я, что вы станете девушку толкать колом в бок!
при защите крепостей.
m-lle Boncourt, грозно посматривая на расхохотавшихся детей. ----
знаете?
бормотала себе под нос.
- но я утверждаю, что я сказал сущую правду. Кому ж это знать, коли не
мне? После этого вы, пожалуй, также не поверите, что наша соседка Чепу-
зова, Елена Антоновна, сама, заметьте сама, мне рассказала, как она умо-
рила своего родного племянника?
клеветать не желаю, я ее даже люблю, насколько, то есть, можно любить
женщину; у ней во всем доме нет ни одной книги, кроме календаря, и чи-
тать она не может иначе, как вслух - чувствует от этого упражнения испа-
рину и жалуется потом, что у ней глаза пупом полезли... Словом, женщина
она хорошая, и горничные у ней толстые. Зачем мне на нее клеветать?
своего конька - теперь не слезет с него до вечера.
зают - разве когда спят.
Лондон Джек
Шилова Юлия
Акунин Борис
Акунин Борис
Шилова Юлия
Распопов Дмитрий