взглянув, ушел. Зрители уже удалились; тогда подвели меня за рукав к столу,
Том показал на поданный ужин. Кушанья были в тарелках, но вкусно ли, - я не
понимал, хотя съел все. Есть не торопился. Том вышел, и, оставшись один, я
пытался вместе с едой усвоить происходящее. Иногда волнение поднималось с
такой силой, что ложка не попадала в рот. В какую же я попал историю, - и
что мне предстоит дальше? Или был прав бродяга Боб Перкантри, который
говорил, что "если случай поддел тебя на вилку, знай, что перелетишь на
другую".
вопрос: "А что, если, поужинав, я надену шапку, чинно поблагодарю всех и
гордо, таинственно отказываясь от следующих, видимо, готовых подхватить
"вилок", выйду и вернусь на "Эспаньолу", где на всю жизнь случай этот так и
останется "случаем", о котором можно вспоминать целую жизнь, делая какие
угодно предположения относительно "могшего быть" и "неразъясненного сущего".
Как я представил это, у меня словно выхватили из рук книгу, заставившую
сердце стучать, на интереснейшем месте. Я почувствовал сильную тоску и,
действительно, случись так, что мне велели бы отправляться домой, я,
вероятно, лег бы на пол и стал колотить ногами в совершенном отчаянии.
как там ни называть это, продолжал вить свой вспыхивающий шнур, складывая
его затейливой петлей под моими ногами. За стеной, - а, как я сказал,
помещение было без двери, - ее заменял сводчатый широкий проход, - несколько
человек, остановясь или сойдясь случайно, вели разговор, непонятный, но
интересный, - вернее, он был понятен, но я не знал, о ком речь. Слова были
такие: - Ну что, опять, говорят, свалился?!
быть, он на ней женится.
здоровый человек, не то, что я".
"Вам вино я воспрещаю безусловно. Что хотите, хоть кофе, но от вина вы
можете помереть, имея сердце с пороком".
Заказ у нас на двести. Как тут не пить?
видал. Есть, правда, некоторые комнаты закрытые, но пройдешь все этажи, -
нигде ничего нет.
торжественно это надо сделать, а не то что кукиш в кармане. Чтобы было
согласное впечатление. Я кое-что слышал, да не тебе скажу.
отвечал серьезный голос старика. Том сказал: - Все здесь очень любопытны, а
я, пожалуй, любопытнее всех. Что за беда? Говорят, вы думали, что вас никто
не видит. А видел - и он клянется - Кваль; Кваль клянется, что с вами шла
из-за угла, где стеклянная лестница, молоденькая такая уховертка, и лицо
покрыла платком.
Оставьте это, Том, прошу вас. Мне ли, старику, заводить шашни. Кваль любит
выдумывать.
остановился у входа, сказал: - Да, не узнать парня. И лицо его стало другое,
как поел. Видели бы вы, как он потемнел, когда прочитали его скоропечатную
афишу.
остриженный, слегка лысый, плотный человек этот в белых чулках, синем фраке
и открытом жилете носил круглые очки, слегка прищуривая глаза, когда смотрел
поверх стекол. Умные морщинистые черты бодрой старухи, аккуратный подбородок
и мелькающее сквозь привычную работу лица внутреннее спокойствие заставили
меня думать, не есть ли старик главный управляющий дома, о чем я его и
спросил. Он ответил: - Кажется, вас зовут Сандерс. Идемте, Санди, и
постарайтесь не производить меня в высшую должность, пока вы здесь не
хозяин, а гость.
мне скажете. Поэтому вам лучше молчать и не отставать от меня.
с напряжением.
помеченная линией круглых световых отверстий, была винтовая лестница.
Взбираясь по ней, Паркер дышал хрипло, но и часто, однако быстроты не
убавил. Он открыл дверь в глубокой каменной нише, и мы очутились среди
пространств, сошедших, казалось, из стран великолепия воедино, - среди
пересечения линий света и глубины, восставших из неожиданности. Я испытывал,
хотя тогда не понимал этого, как может быть тронуто чувство формы, вызывая
работу сильных впечатлений пространства и обстановки, где невидимые руки
поднимают все выше и озареннее само впечатление. Это впечатление внезапной
прекрасной формы было остро и ново. Все мои мысли выскочили, став тем, что я
видел вокруг. Я не подозревал, что линии, в соединении с цветом и светом,
могут улыбаться, останавливать, задержать вздох, изменить настроение, что
они могут произвести помрачение внимания и странную неуверенность членов.
или драгоценную мебель в тени китайских чудовищ. Видя все, я не улавливал
почти ничего. Я не помнил, как мы поворачивали, где шли. Взглянув под ноги,
я увидел мраморную резьбу лент и цветов. Наконец Паркер остановился,
расправил плечи и, подав грудь вперед, ввел меня за пределы огромной двери.
Он сказал: - Санди, которого вы желали видеть, - вот он, - затем исчез. Я
обернулся - его не было.
в туманно-синем, озаренном сверху пространстве, полном зеркал, блеска и
мебели, несколько человек, расположившихся по диванам и креслам с лицами,
повернутыми ко мне. Они были разбросаны, образуя неправильный круг.
Вглядываясь, чтобы угадать, кто сказал "подойдите", я обрадовался, увидев
Дюрока с Эстампом; они стояли, куря, подле камина и делали мне знаки
приблизиться. Справа в большой качалке полулежал человек лет двадцати
восьми, с бледным, приятным лицом, завернутый в плед, с повязкой на голове.
Слева сидела женщина. Около нее стоял Поп. Я лишь мельком взглянул на
женщину, так как сразу увидел, что она очень красива, и оттого смутился. Я
никогда не помнил, как женщина одета, кто бы она ни была, так и теперь мог
лишь заметить в ее темных волосах белые искры и то, что она охвачена
прекрасным синим рисунком хрупкого очертания. Когда я отвернулся, я снова
увидел ее лицо про себя, - немного длинное, с ярким маленьким ртом и
большими глазами, смотрящими как будто в тени.
человек, морщась и потирая висок. - Они, как приехали на твоем корабле, так
не перестают восхищаться твоей особой. Меня зовут Ганувер; садись, Санди, ко
мне поближе.
поддавалось и поддавалось подо мной, но наконец укрепился.
"море и ветер"! Я молчал.
молодой даме. - Они встречаются, как две волны.
человек с черными баками, в пенсне с широким шнурком. Он смотрел выпукло,
как кукла, не мигая и как-то странно дергая левой щекой. Его белое лицо в
черных баках, выбритые губы, имевшие слегка надутый вид, и орлиный нос,
казалось, подсмеиваются. Он сидел, согнув ногу треугольником на колене
другой, придерживая верхнее колено прекрасными матовыми руками и
рассматривая меня с легким сопением. Второй был старше, плотен, брит и в
очках.
лица и воззрясь на меня, рокочущим басом. - Бури и шквалы, брасы и
контрабасы, тучи и циклоны; цейлоны, абордаж, бриз, муссон, Смит и Вессон!
несколько мрачным лицом, - безучастным к этой шутке и, видя, что я вспыхнул,
перешел ко мне, сев между мною и Ганувером.
призванию, как может. Мы еще поплывем, а?
я ничего не понял, но чувствовал, что говорят обо мне, - легонько
подсмеиваясь или серьезно - я не разобрал. Лишь некоторые слова, вроде
"приятное исключение", "колоритная фигура", "стиль", запомнились мне в таком
странном искажении смысла, что я отнес их к подробностям моего путешествия с
Дюроком и Эстампом.
- "огненная вода", "клянусь Лукрецией!", - вскричал он, - честное слово, он
поклялся Лукрецией! К тому же, он "все знает" - честное слово!
Лукьяненко Сергей
Мацумото Сэйте
Влодавец Леонид
Свержин Владимир
Самойлова Елена
Махров Алексей