никакой возможности. Мы остановились на главной площади города и стали уныло
и раздраженно спорить, как быть. Вдруг под одним из фонарей возник
ангел-хранитель в образе высокого тощего полицейского. На нем был
безукоризненно чистый мундир, блестящий пояс и начищенные сапога. Он
щеголевато отдал честь, поклонился женщинам и со старомодной галантностью
направил нас в боковую улицу, где, по его словам, была гостиница. Мы
подъехали к большому мрачному дому с наглухо закрытыми ставнями и массивной
входной дверью, которая могла бы сделать честь даже кафедральному собору.
Отбарабанив зорю по ее избитой непогодами поверхности, мы стали терпеливо
ждать. Прошло десять минут, но обитатели дома не подавали никаких признаков
жизни, и тогда Дики в отчаянии бросился на приступ. Если бы эта атака
удалась, то грохот разбудил бы и мертвого. Но только Дики лягнул дверь, как
она загадочным образом распахнулась сама, и мы увидели длинный, слабо
освещенный коридор с дверями по обеим сторонам и мраморную лестницу, ведущую
наверх. Смертельно усталые, голодные, как волки, мы не были расположены
уважать право частной собственности и промаршировали в гулкий холл, словно
войско захватчиков. Здесь мы остановились и стали кричать "Hola!" <Эй!
(испан.)> до тех пор, пока весь отель не загудел от наших криков. Но ответа
мы не дождались.
найти себе постели,-- сказал я.
засланными кроватями, применив для этого очень простой прием -- мы открывали
все двери подряд. Найдя пристанище на ночь, мы с Дики спустились вниз
посмотреть, может ли эта гостиница похвалиться хоть какими-нибудь
удобствами. Первая же дверь, которую мы распахнули, привела нас в темную
комнату с огромной двуспальной кроватью под старинным балдахином. Не успели
мы выскочить обратно, как из-под одеяла, словно всплывающий кит, поднялась и
вперевалку зашагала к нам громадная туша. Эта туша оказалась женщиной
гигантских размеров, одетой в развевающуюся ночную фланелевую сорочку и
весящей килограммов сто. Щурясь и натягивая на себя светло-зеленое кимоно,
усеянное большущими розами, она вышла в коридор -- впечатление было такое,
словно одна из самых экзотичных цветочных выставок в Челси вдруг встала и
зажила собственной жизнью. На ее мощную грудь ниспадали две длинные пряди
седых волос. Натянув кимоно, она закинула их за спину и сонно, но приветливо
улыбнулась нам.
манерах никому даже в этот поздний час.
спросил Дики.
что вам угодно? (испан.)>
Дики спросил, нельзя ли получить бутерброды и кофе. Почему бы и нет? --
ответила la patrona. Дики объяснил ей, что нам также срочно требуется в
туалет. Не будет ли она так любезна показать нам, где он. La patrona
восприняла это с большим юмором, провела нас в облицованную кафелем
комнатенку и стояла рядом, дружески болтая, пока мы с Дики занимались своими
делами. Потом, пыхтя и колыхаясь, она прошла на кухню и приготовила нам
огромную гору бутербродов и кастрюльку кофе. Убедившись, что больше от нее
ничего не требуется, она отправилась на покой.
мог заметить, со времен Дарвина, если не считать внедрения электричества, он
изменился очень мало. Поэтому мы сели в машину и покатили из города вниз по
склону холма, а затем по широкому железному мосту, перекинутому над
ржаво-красными водами Рио-Негро. Прогромыхав по мосту из провинции
Буэнос-Айрес в провинцию Рио-Негро, то есть всего-навсего перебравшись на
противоположный берег реки, мы оказались в совершенно другом мире.
насколько хватало глаз, тянулась пустынная, бесплодная равнина, покрытая
ровной щетиной серо-зеленого кустарника. Каждый куст был фута в три высотой
и вооружен устрашающим количеством шипов и колючек. Казалось, в этом сухом
кустарнике никто не живет, так как, остановив машину, мы не услышали ни
пения птиц, ни жужжания насекомых. Только ветер шелестел ветвями колючего
кустарника над этой одноцветной марсианской равниной. Единственным
движущимся предметом, кроме нас самих, был огромный хвост пыли, поднятой
автомобилем. Ужасно утомительно было ехать по этому краю. Прямая дорога, вся
в глубоких рытвинах и колдобинах, разматывалась до самого горизонта. После
нескольких часов монотонной езды мы уже ничего не соображали, нас вдруг
кидало в сон, и мы просыпались от дикого скрипа -- лендровер съезжал с
дороги в ломкий кустарник.
к несчастью, так развезло после недавнего дождя, что она стала похожа на
полосу густого клея. Дики, уже давно сидевший за рулем, стал клевать носом,
и, прежде чем мы сообразили, в чем дело, лендровер с прицепом въехал в
крутую грязь на обочине и, бешено буксуя, накрепко засел. Мы неохотно
вылезли из машины на ледяной ветер и при тусклом свете заходящего солнца
принялись отцеплять прицеп от лендровера и по отдельности вытаскивать их из
грязи. Потом, когда руки и ноги озябли, мы все пятеро втиснулись в лендровер
и стали смотреть на закат, передавая из рук в руки бутылку шотландского
виски, которую я припрятал специально для такого случая.
темная и такая плоская, что у нас создавалось впечатление, будто мы
находимся в центре гигантской тарелки. По мере того как солнце опускалось,
небо окрашивалось в зеленоватый цвет, а потом вдруг оно стало очень бледным,
серо-синеватым. Скопище лохматых облаков у горизонта на западе вдруг
почернело, и только самые края их были пламенно-красными. Облака напоминали
великую армаду испанских галеонов, которые, затеяв на небе жестокий морской
бой, плыли навстречу друг другу. Их черные силуэты четко выделялись на фоне
яркого пламени, вырывавшегося из жерл орудий. Солнце садилось ниже и ниже,
облака из черных превратились в переливчато-серые, а небо позади них
покрылось зелеными, синими и бледно-красными полосами. Вдруг наш флот
галеонов исчез, и на его месте образовался красивый архипелаг островов,
которые растянулись вереницей по небу, похожему на безмятежное море,
расцвеченное красками заката. Иллюзия была полной: в скалистой, иззубренной
береговой линии можно было различить бухточки, очерченные белой пеной
прибоя; виднелись длинные светлые пляжи; клубки облаков казались опасным
нагромождением рифов у входа в спокойную гавань; на островах горы
причудливой формы были покрыты лохматой шкурой по-вечернему темных лесов.
Так мы сидели, согретые виски, и с восторгом изучали географию этого
развернувшегося перед нами архипелага. Каждый из нас выбрал себе по
приглянувшемуся острову, на котором хотелось бы провести отпуск, и говорил о
том, какие современные удобства он мечтает найти в отеле своего острова.
я.
облепленные быстро подсыхавшей грязью.
сказал он.
я.- однако нажмем.
стало ясно, что ни на какие роскошества вроде пуховиков, льда к напиткам или
даже чистильщика сапог рассчитывать не приходится. Это был самый пустынный
город на свете. Он напоминал декорации для съемки довольно плохого
голливудского ковбойского фильма и наводил на мысль, что его жители (две
тысячи человек, согласно путеводителю) вдруг собрали пожитки и ушли, оставив
свой город одиноко стоять на пронизывающем ветру и палящем солнце. По
пустынным улицам, мимо безмолвных домов время от времени проносился ветер,
поднимая вялые смерчи пыли, которые, покрутившись мгновение, устало оседали
на землю. В той части города, которая показалась нам его центром, мы увидели
только собаку, быстро бежавшую по своим делам, и ребенка, присевшего на
корточки посреди мостовой и увлеченного какой-то загадочной детской игрой.
Потом мы повернули за угол и вздрогнули, увидев человека, который понуро
тащился верхом на лошади с таким видом, будто лишь он один остался в живых
после какой-то страшной катастрофы. Мы подъехали к нему. Он остановился,
вежливо поздоровался, не проявив к нам, однако, никакого интереса, и
показал, как проехать к двум единственным гостиницам города. Гостиницы
оказались друг против друга, и сделать выбор по их внешнему виду было
нельзя. Тогда мы метнули монету.
понесшего тяжелую утрату, он неохотно признался, что у него есть свободные
номера, и темными коридорами провел нас в три небольшие грязноватые комнаты.
Дики сдвинул свою войлочную шляпу на затылок, стал посреди комнаты и,
стягивая белые перчатки, с чисто кошачьей привередливостью обследовал
провисшую кровать и серое белье.
отель из всех, о которых я когда-либо мечтал.
капитана Гири, которого мне рекомендовали как самого большого знатока
колоний пингвинов в окрестностях Пуэрто-Десеадо. Мы сидели за столиком и с
интересом наблюдали за посетителями бара. У большинства из них были длинные
обвисшие усы, и они казались глубокими стариками. Их смуглые лица были
словно иссечены, а потом сшиты ветром. Они сидели небольшими группами,
Березин Федор
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Доценко Виктор
Глуховский Дмитрий
Маккэфри Энн