сигару, - все было полно решимости и казалось проявлением избыточной,
бьющей через край силы. Но эта внешняя сила, пронизывающая его движения,
казалась лишь отголоском другой, еще более грозной силы, которая притаи-
лась и дремала в нем, но могла в любой миг пробудиться подобно ярости
льва или бешеному порыву урагана.
вая большим пальцем на человека, прохаживавшегося около люка. Я понял,
что это и есть капитан шхуны, или - на языке кока - "старик", то есть
тот, к кому я должен обратиться, дабы потревожить его просьбой доставить
меня каким-нибудь способом на берег. Я двинулся было вперед, пред-
чувствуя, что мне предстоит бурное объяснение, но в эту минуту новый
страшный приступ удушья овладел несчастным, лежавшим на палубе. Его ста-
ли корчить судороги. Спина его выгнулась дугой, голова совсем запрокину-
лась назад, а грудь расширилась в бессознательном усилии набрать по-
больше воздуха. Я не видел его лица, только мокрую черную бороду, но по-
чувствовал, как багровеет его кожа.
умирающего. Жестокой и отчаянной была эта последняя схватка со смертью;
охваченный любопытством матрос перестал лить воду, брезентовое ведро
накренилось, и из него тонкой струйкой стекала вода. Умирающий судорожно
бил каблуками по крышке люка; потом его ноги вытянулись и застыли в пос-
леднем страшном напряжении, в то время как голова еще продолжала ме-
таться из стороны в сторону. Но вот мышцы ослабли, голова перестала дви-
гаться, и вздох как бы глубокого облегчения слетел с его губ. Челюсть у
него отвисла, верхняя губа приподнялась, и обнажились два ряда пожелтев-
ших от табака зубов. Казалось, его черты застыли в дьявольской усмешке,
словно он издевался над миром, который ему удалось перехитрить, покинув
его.
грома, обрушился на мертвеца. Поток ругани хлынул из его уст. И это не
были обычные ругательства или непристойности. В каждом слове было бого-
хульство, а слова так и сыпались. Они гремели и трещали, словно электри-
ческие разряды. Я в жизни не слыхал, да и не мог бы вообразить себе ни-
чего подобного. Обладая сам литературной жилкой и питая пристрастие к
сочным словцам и оборотам, я, пожалуй, лучше всех присутствующих мог
оценить своеобразную живость, красочность и в то же время неслыханную
кощунственность его метафор. Насколько я мог понять, причиной этой
вспышки было то, что умерший - помощник капитана - загулял перед уходом
из СанФранциско, а потом имел неделикатность умереть в самом начале пла-
вания и оставить Волка Ларсена без его, так сказать, правой руки.
что я был шокирован. Брань и сквернословие всегда были мне противны. У
меня засосало под ложечкой, заныло сердце, мне стало невыразимо тошно.
Смерть в моем представлении всегда была сопряжена с чем-то торжественным
и возвышенным. Она приходила мирно и священнодействовала у ложа своей
жертвы. Смерть в таком мрачном отталкивающем обличье явилась для меня
чем-то невиданным и неслыханным. Отдавая, как я уже сказал, должное вы-
разительности изрыгаемых Волком Ларсеном проклятий, я был ими чрезвычай-
но возмущен. Мне казалось, что их огненный поток должен испепелить лицо
трупа, и я не удивился бы, если бы мокрая черная борода вдруг начала за-
виваться колечками и вспыхнула дымным пламенем. Но мертвецу уже не было
до этого никакого дела. Он продолжал сардонически усмехаться - с вызо-
вом, с цинической издевкой. Он был хозяином положения.
рил потухшую сигару и огляделся вокруг. Взор его упал на Магриджа.
холод и твердость стали.
отозвался тот.
лезно. Помощник умер, и мне не хотелось бы потерять еще и тебя. Ты дол-
жен очень беречь свое здоровье, кок. Понятно?
резко, как удар бича. Кок съежился.
кока исчезла в камбузе.
рестал глазеть на мертвеца и вернулся к своим делам. Но несколько чело-
век остались в проходе между камбузом и люком и продолжали переговари-
ваться вполголоса. Я понял, что это не матросы, и потом узнал, что это
охотники на котиков, занимавшие несколько привилегированное положение по
сравнению с простыми матросами.
иглу и гардаман и зашей этого бродягу. Старую парусину найдешь в кладо-
вой. Ступай!
"есть, сэр".
коробки.
послышалось новое требование, обращенное на этот раз к охотникам.
расслышал; она была встречена общим смехом.
были здесь, по-видимому, редкими предметами, но один из матросов вызвал-
ся спросить у подвахтенных. Однако минуты через две он вернулся ни с
чем.
может быть, выловленный нами молодчик знает морскую похоронную службу
наизусть? Он что-то смахивает на попа.
сторону, и я болезненно ощутил свое сходство с вороньим пугалом. Мой вид
вызвал хохот. Присутствие покойника, распростертого на палубе и тоже,
казалось, скалившего зубы, никого не остановило. Это был хохот грубый,
резкий и беспощадный, как само море, хохот, отражавший грубые чувства
людей, которым незнакомы чуткость и деликатность.
вольствия, и только тут, подойдя к нему ближе, я получил более полное
впечатление от этого человека, - до сих пор я воспринимал его скорее Жак
шагающую по палубе фигуру, изрыгающую поток ругательств. У него было
несколько угловатое лицо с крупными и резкими, но правильными чертами,
казавшиеся на первый взгляд массивным. Но это первое впечатление от его
лица, так же как и от его фигуры, быстро отступало на задний план, и ос-
тавалось только ощущение скрытой в этом человеке внутренней силы, дрем-
лющей где-то в недрах его существа. Скулы, подбородок, высокий лоб с вы-
пуклыми надбровными дугами, могучие, даже необычайно могучие сами по се-
бе, казалось, говорили об огромной, скрытой от глаз жизненной энергии
или мощи духа, - эту мощь было трудно измерить или определить ее грани-
цы, и невозможно было отнести ее ни под какую установленную рубрику.
ненные густыми черными бровями и широко расставленные, что говорило о
недюжинности натуры. Цвет их, изменчиво-серый, поражал бесчисленным мно-
жеством - оттенков, как переливчатый шелк в лучах солнца. Они были то
серыми - темными или светлыми, - то серовато-зелеными, то принимали ла-
зурную окраску моря. - Эти изменчивые глаза, казалось, скрывали его ду-
шу, словно непрестанно менявшиеся маски, и лишь в редкие мгновения она
как бы проглядывала из них, точно рвалась наружу, навстречу какому-то
заманчивому приключению. Эти глаза могли быть мрачными, как хмурое свин-
цовое небо; могли метать искры, отливая стальным блеском обнаженного ме-
ча; могли становиться холодными, как полярные просторы, или теплыми и
нежными. И в них мог вспыхивать любовный огонь, обжигающий и властный,
который притягивает и покоряет женщин, заставляя их сдаваться восторжен-
но, радостно и самозабвенно.
жалению, не умею служить панихиду, но он бесцеремонно перебил меня:
обращались с подобным вопросом, да и сам я никогда над этим не задумы-
вался. Я опешил и довольно глупо пробормотал:
стоял перед судьей и нуждался в оправдании, отчетливо сознавая в то же
время, как нелепо с моей стороны пускаться в какие бы то ни было объяс-
нения по этому поводу.
был озадачен, - сбит с панталыку, как сказал бы Чарли Фэраи молчал,
словно школьник перед строгим учителем.
секунду готов был откусить себе язык. - Но все это, простите, не имеет
отношения к тому, о чем я хотел поговорить с вами.