вверх дном мою жизнь. Случилось большое несчастье: я потерял обоих
родителей.
помнится мне, ходило в американские колонии. И отца так подолгу не бывало
дома, что я вырос, почти не зная его. А это был славный, мужественный моряк
с обветренным, почти медного цвета, и при этом красивым и веселым лицом.
гибели судна и моего отца, она не могла совладать с горем. Она стала
чахнуть, ей больше не хотелось жить, и для нее осталась лишь надежда
присоединиться к отцу в другом мире. Ей недолго пришлось ждать исполнения
своих желаний: всего через несколько недель после того, как до нас дошла
ужасная весть, мою бедную маму похоронили.
стал сиротой, без средств к существованию и без дома. Родители мои были люди
бедные, семья наша целиком зависела от заработков отца, а он не мог принять
никаких мер на случай своей смерти. Мы с матерью остались почти без денег.
Может быть, судьба была милостива, что увела ее из этой жизни -- жизни, в
которой не осталось больше места для радостей. И хотя я долго оплакивал мою
дорогую, милую матушку, но впоследствии не мог удержаться от мысли, что,
пожалуй, лучше, что она ушла от нас. Долгие-долгие годы прошли бы, прежде
чем я смог помочь ей, и холод и мрак нищеты стали бы ее уделом.
не остался, конечно, на улице, но условия моей жизни совершенно изменились.
Меня взял к себе дядя, который ничем не походил на мою нежную,
мягкосердечную мать, хотя и был ее родным братом. Напротив, это был человек
сердитый, с грубыми привычками. И скоро я убедился в том, что он относится
ко мне нисколько не лучше, чем к своим работникам и служанкам.
дяди, меня больше в школу не посылали. Но мне не позволяли и сидеть без
дела. Мой дядя был фермером, и он нашел для меня работу: с утра до вечера я
пас свиней и коров, погонял лошадей на пашне, ходил за овцами, носил корм
телятам... Я был свободен только в воскресенье -- не потому, что дядя мой
был религиозен, но таков уж обычай: в этот день никто не работал. Вся
деревня строго соблюдала этот обычай, и дядя был вынужден ему подчиняться --
в противном случае, мне думается, он заставил бы меня трудиться и в
воскресенье.
по праздникам в церковь, и мне предоставлялось право бродить по полям и
вообще делать все, что угодно. Вы сами понимаете: я не мог шататься по
деревне и развлекаться лазаньем за птичьими гнездами, когда передо мной
лежало лазурное море. Как только у меня появлялась возможность удрать из
дому, я отправлялся к воде и либо помогал моему другу Гарри Блю возить
пассажиров по бухте, либо забирался в ялик и уходил на нем в море ради
собственного удовольствия. Так я проводил воскресенья.
праздности. Но пример дяди научил меня иному, и я пришел к заключению, что
этот день -- самый веселый из всех дней недели.
больше того, едва ли не последним днем моей жизни. И, как всегда, в новом
приключении участвовала моя любимая стихия -- вода.
-==Глава V. ОСТРОВОК==-
наполняли воздух радостным щебетаньем. Резкие голоса дроздов смешивались с
нежными трелями жаворонков, а над полями то здесь, то там звучал неумолчный
монотонный крик кукушки. Сильное благоухание, похожее на запах миндаля,
разливалось в воздухе: цвел боярышник, и легкий ветерок разносил его запах
по всему побережью. Зеленые изгороди, поля молодой пшеницы, луга, пестревшие
золотыми лютиками и пурпурным ятрышником в полном цвету, птичьи гнезда в
живых изгородях -- все эти прелести сельской природы манили многих моих
сверстников, но меня больше увлекало то, что лежало вдали,-- спокойная,
блистающая пелена небесно-голубого цвета, искрящаяся под лучами солнца, как
поверхность зеркала. Великая водная равнина -- вот где были сосредоточены
все мои желания, вот куда я рвался всей душой! Мне казалось, что море
красивее, чем волнуемая ветром пшеница или пестревший цветами луг; легкий
плеск прибоя музыкальнее, чем трели жаворонка, а йодистый запах волн
приятнее аромата лютиков и роз.
почти неудержимо захотелось окунуться в его волны. Я спешил поскорее
удовлетворить свое желание и потому не стал ждать завтрака, а ограничился
куском хлеба и чашкой молока, которые раздобыл в кладовой. Поспешно
проглотив то и другое, я бросился на берег.
возникнуть препятствия. Вдруг дядя позовет меня и прикажет остаться дома!
Хотя он не возражал против прогулок по полям, но я знал, что он не любит
моих поездок по воде и уже не раз запрещал их.
улице, которая вела к большой береговой дороге, я выбрал боковую тропу --
она должна была привести меня к пляжу кружным путем.
тех, кого могло интересовать, куда я делся.
увидел, что шлюпка ушла в море, а ялик остался в моем распоряжении. Ничего
другого мне и не нужно было: я решил совершить на ялике большую прогулку.
Первым делом я забрался в него и вычерпал всю воду со дна. Там накопилось
порядочно воды -- по-видимому, яликом уже несколько дней не пользовались, а
обычно дно его много воды не пропускало. К счастью, я нашел старую жестяную
кастрюлю -- она служила для вычерпывания воды -- и, поработав минут десять
-- пятнадцать, осушил лодку в достаточной степени. Весла лежали в сарае, за
домиком лодочника. Сарай стоял неподалеку. Я, как всегда, взял весла, не
спрашивая ни у кого разрешения. Я вошел в ялик, вставил уключины, вложил в
них весла, уселся на скамью и оттолкнулся от берега. Крохотная лодочка
послушно повиновалась удару весел и заскользила по воде, легкая и подвижная,
как рыба. И с веселым сердцем я устремился в искрящееся голубое море. Оно не
только искрилось и голубело, оно было спокойно, как озеро. Не было ни
малейшей ряби, вода была так прозрачна, что я мог видеть под лодкой рыб,
играющих на большой глубине.
видел, как маленькие крабы, величиной с золотую монету, гонялись друг за
другом и преследовали еще более мелкие создания, рассчитывая позавтракать
ими. Стайки сельдей, широкая плоская камбала, крупный палтус, красивая
зеленая макрель и громадные морские угри, похожие на удавов,-- все резвились
или подстерегали добычу.
побережье. Погода как будто была создана специально для меня -- ведь я
предполагал совершить большую прогулку, как уже говорил вам.
Собственно говоря, даже не островок, а группа рифов или скал площадью около
тридцати квадратных ярдов. Высота их достигала всего нескольких дюймов над
уровнем воды, и то только в часы отлива, потому что в остальное время скалы
были покрыты водой, и тогда виднелся лишь небольшой тонкий столб,
поднимавшийся из воды на несколько футов и увенчанный бочонком. Столб
поставили для того, чтобы небольшие суда во время прилива не разбились о
подводный камень.
блестящего черного цвета, но порой, казалось, покрывался снегом в фут
вышиной и тогда выглядел гораздо привлекательнее. Я знал, почему он меняет
цвет, знал, что белый покров, который появляется на островке, -- это большие
стаи морских птиц, которые садятся на камни, делая передышку после полета,
или же ищут мелкую рыбешку и рачков, выброшенных сюда приливом.
он лежал далеко и не был связан с берегом, но скорее оттого, что на нем
густо сидели птицы. Такого количества птиц нельзя было найти нигде в
окрестностях бухты. По-видимому, они любили это место, потому что в часы
отлива я наблюдал, как они отовсюду тянулись к рифу, летали вокруг столба, а
затем садились на черную скалу, покрывая ее своими телами так, что она
казалась белой. Эти птицы были чайки, но, кажется, там их насчитывалось
несколько пород -- покрупнее и помельче. А иногда я замечал там и других
птиц -- гагар и морских ласточек. Конечно, с берега трудно было их
различить, потому что самые крупные из них казались не больше воробья, и
если бы они не летали такой массой, их бы вовсе не было видно.
был поменьше, я увлекался всем, что относится к естественным наукам,
особенно пернатыми созданиями. Да и какой мальчик не увлекается этим!
Возможно, существуют науки, более важные для человечества, но ни одна так не
приходится по вкусу жизнерадостной молодежи и не близка так их юным сердцам,
как наука о природе. Из-за птиц или по какой-либо другой причине, но я
всегда мечтал съездить на островок. Когда я смотрел на него -- а это
случалось всякий раз, когда я оказывался у берега,-- во мне пробуждалось
желание исследовать его из конца в конец. Я знал его очертания в часы отлива
и мог бы нарисовать их, не видя самого островка. По бокам островок был ниже,
а в середине образовывал кривую линию, напоминая гигантского кита, лежащего
на поверхности воды; а столб на его вершине напоминал гарпун, застрявший в
спине кита.
сделан, высок ли вблизи, потому что с берега казалось, что он высотой не
больше ярда. Мне хотелось выяснить, что представляет собой бочонок наверху и
как закреплено основание столба в земле. Вероятно, столб был вбит очень
прочно. Мне случалось видеть, как в штормовую погоду гребни волн