К счастью, летчик успел чуть отклониться, но все равно с пола он
поднялся лишь с помощью товарищей. И - удивительное дело! - проснулась в
человеке совесть. Сказал, что сам виноват и претензий к Гаврилову не
предъявляет, но надеется в будущем с ним рассчитаться. На том и
расстались.
не уехал водителем в антарктическую экспедицию. Трудный поход потребовал
такого напряжения сил, что травма, казалось, прошла сама собой. Но когда
"Обь" пришвартовалась к причалу Васильевского острова, Гаврилов с трудом
заставил себя занести домой вещи: непреодолимая сила тянула его в
Архангельск. Переоделся, поймал такси, поехал в аэропорт и через
несколько часов был на тихой архангельской улице. Постучался, вошел.
Екатерина Петровна, бледная и неузнаваемо похудевшая, кормила из ложечки
годовалого мальчика. Посмотрел на него Гаврилов, и сердце его
перевернулось: сын... Обнял безмолвную Катю, поцеловал заревевшего
мальчишку и в тот же день увез их в Ленинград.
сыновей, которых за десять лет у него стало трое, и, думая о них в
разлуке, боялся верить своему счастью.
риск. В походах не снимал связанного Катей свитера, а к ночи, ложась
спать, вынимал из планшета фотокарточку, на которой была его семья, и на
сердце у него теплело.
полярный волчара", как называли его друзья. Много раз дрейфовал,
исколесил вдоль и поперек Антарктиду, повидал столько, что хватило бы и
на несколько жизней.
тонул - не утонул, в трещины падал - выкарабкивался. И во всех
испытаниях не покидала его вера в свою счастливую звезду. Ничего в жизни
не давалось ему сразу, за каждую удачу платил он потом и кровью, но если
бы можно было снова пройти этот путь, то снова прошел бы его без
сомнений и колебаний, не сворачивая ни на вершок. И только за последний
поход винил себя Гаврилов. Упрекал, терзал себя за то, что недосмотрел,
поверил на слово - кому поверил! - и обрек, быть может, на смерть девять
преданных ему ребят.
поздно - в конце февраля.
Считалось, что это даже тепло - настоящие морозы начинаются в апреле -
мае, тогда здесь бывает минус восемьдесят, а то и под девяносто.
Восемьдесят восемь, во всяком случае, термометр в августе как-то
показывал.
Жемчужина Антарктиды! Вот и ходят сюда поезда. Трудный, дорогостоящий
поход, но без него никак не обеспечишь станцию топливом. А топливо - это
тепло, которое Востоку нужнее, чем любому другому жилью на свете. Не
хватит топлива, остановится дизельная, и через тридцать-сорок минут
станция погибнет. Так что каждый санно-гусеничный поезд дарит станции
год жизни. Если же поезд почему-либо не придет, люди, как птицы, улетят
отсюда к теплу. Один раз, в Седьмую экспедицию, так уже случилось, и
Восток на год осиротел. Многого недополучила наука за тот потерянный
год.
ни разу не встречали дорогих гостей в самом конце полярного лета, когда
столбик термометра с каждым днем неумолимо падал вниз. Во все предыдущие
экспедиции поезд в это время уже приходил обратно в Мирный. А теперь
возвращаться придется весь март, а то и половину апреля, по ледяному
куполу, скованному лютым холодом.
хорошо отдохнуть. Они пять недель вели перегруженный поезд. Особенно
тяжело дался крутой подъем, начинающийся километрах в тридцати от
Мирного. Чтобы вытащить наверх многотонный груз, в одни сани приходилось
запрягать по два тягача. Потом тягачи возвращались обратно за другими
санями, и так несколько раз - челночная операция, проклинаемая
полярниками всех экспедиций. А двухметровые заструги у Пионерской, в
которых тягачи застревали, как в противотанковых надолбах? Всю душу
вытрясли из механиков-водителей эти заструги. Хлебнули горя и в зоне
сыпучего, как песок, снега, где тягачам приходилось вытаскивать друг
друга на буксире. А купол становился все выше, у Комсомольской он уже
достиг высоты трех с половиной тысяч метров над уровнем моря. Правда, от
горной болезни походники не очень страдали, сказывалась постепенность
подъема, благодаря чему организм понемногу привыкал к нехватке
кислорода.
отдыхали. Отмылись в бане, посмотрели по традиции лучшие фильмы и
беззаботно отоспались.
проблеме стараются не говорить, она не исчезает. И все замерли в
ожидании. Кому-то предстояло взять на себя ответственность, кто-то
должен был сказать первое слово. Решалась судьба станции Восток, быть ей
или не быть на следующий год.
углам шушукались походники, но за столом в кают-компании говорили о чем
угодно, только не о возвращении.
радиограмму, в которой предлагал экипажу поезда оставить технику на
Востоке и вылетать в Мирный. Предлагал, а не приказывал!
тягачи застрянут на Востоке, станция через год останется без топлива и
ее придется законсервировать. Поэтому начальник экспедиции и не
приказывал, а только предлагал.
Ослушавшись, Гаврилов совершал, конечно, проступок, но не такой уж
серьезный. Вот если бы он нарушил приказ - другое дело. А в слове
"предлагаю" была какая-то необязательность, в нем оставалось место для
субъективного истолкования. Макаров как бы развязывал Гаврилову руки и
давал ему возможность принять любое из двух решений. Времени на
размышления оставалось немного.
вылетели из Мирного с последним рейсом. Через два часа они будут здесь.
Сорок минут уйдет на разгрузку самолетов, а потом они возвратятся
обратно, и летчики тут же перейдут на "Обь". Капитан Томпсон и так рвет
и мечет из-за того, что летчики затянули полеты на Восток.
на интуицию, которая обычно его не подводила. Он считал, что чем больше
в таких случаях думаешь, тем больше находишь доводов против риска, а
потому нужно действовать, как подсказывает тебе шестое чувство.
очертя голову. Но как-то так получалось, что именно крайне дерзкие его
поступки и приносили успех бригаде. Однажды Гаврилов бросил в атаку свой
батальон по еще не замерзшему болоту, утопил один танк, но зато с
остальными буквально растерзал незащищенный фланг ошеломленных фашистов.
В другой раз в ходе разведки боем Гаврилов углубился по проселку
километров на тридцать в немецкий тыл, натолкнулся на аэродром и
расстрелял из пушек восемь готовых к вылету "юнкерсов". И Гаврилов
привык, что "случай" работал на пего. Привыкли к этому и люди, с
которыми он был связан, как привыкли они и к тому, что самое опасное
дело всегда поручали именно ему.
опасался отыскать убедительные аргументы против обратного похода:
аргументов этих было хоть отбавляй, и главный из них - неизвестность.
Никто не ходил в поход по ледяному куполу в это время года, и никакой
человеческий опыт не мог подсказать Гаврилову, как поведет себя техника
в условиях крайне низких температур. И не потому размышлял недолго, что
слепо верил в свою счастливую звезду и всегдашнюю удачу. С возрастом
инстинкт самосохранения одергивает человека куда чаще, чем в зеленой
юности, и Гаврилов в этом смысле не был исключением. Просто он видел с
самого начала не два, а лишь один выход из положения: нужно доставить
тягачи обратно в Мирный.
возвратятся по воздуху. В конце концов, не они виноваты, что поезд вышел
в поход слишком поздно. Оставив тягачи на Востоке, они поступили бы в
соответствии с предложением начальника экспедиции, сделанным им из самых
гуманных побуждений. Никто не осудит и Макарова, поскольку он, возможно,
предотвратил гибель людей. Так что никто не пострадает, и все окажутся
правы.
спиной полярники будут говорить: "Самолетом, конечно, спокойнее... Сдал
старик. Был бы на его месте парень посмелее, не остались бы без
Востока!" И эти люди убудут по-своему правы, потому что в конечном счете
оцениваются только результаты. Это, быть может, жестоко, но справедливо.
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Русанов Владислав
Андреев Николай
Афанасьев Роман