спускался в селение, осыпали бы насмешками и камнями, если бы думали,
что он стар и беззащитен. Но Мерлин сумел окружить себя ореолом
всяческих легенд. Кто не знал, что тилет-тег покорствуют ему и приносят
вести от него и к нему на беззвучных крыльях. Дети шепотом
предупреждали друг друга, что он водит дружбу с пятнистыми хорьками, и
те отомстят за него, если он пожелает. И еще у него жила красноухая
собака! Было чего бояться. Да уж, детям, которые не знают всех
спасительных заклинаний, никак не следовало задевать Мерлина.
стать великим. И в доказательство они начинали тихонько напевать
"Печаль Плейта" или "Песнь копья". Не раз он получал главный приз на
состязаниях певцов и был бы провозглашен Первым Бардом, если бы
соперником его не был отпрыск дома Рисов. Тогда по неведомой причине
Мерлин, еще совсем юноша, заточил свою песнь в каменном доме на Вершине
и держал ее там, как в темнице, а сам старел, старел, старел, и те, кто
некогда пел его песни, забыли их или умерли. Дом на Вершине был
круглым, точно низкая серая башня, с окнами, смотревшими и в долину, и
на горы. Одни говорили, что построил его много веков назад осажденный
врагами великан, чтобы укрывать там своих девственниц - пока они ими
оставались. Другие уверяли, что туда после битвы при Гастингсе бежал
король Гарольд и до конца своих дней вглядывался единственным глазом в
долину, не покажется ли там передовой норманнский отряд.
грудь борода стали белыми и мягкими, как весенние облака. Он походил на
древнего друида, жреца, чьи ясные зоркие глаза привыкли наблюдать
звезды.
ее сторону вздымалось каменная стена, лезвием ножа врезаясь в небо.
Трещины и выступы на ней слагались в неясные очертания, словно это был
скальный храм древнего бесформенного бога, которому поклонялись
обезьяны.
мужественные деревца, но выше все живое погибло, не вынося каменного
одиночества. Далеко внизу дома и хозяйственные постройки казались
скоплением кормящихся жуков, а долина съежилась, замкнулась сама в
себе.
головой только узкую полоску неба в неизмеримой высоте. Из небесной
синевы водопадом рушился яростный ветер и с воем уносился в долину. А
камни вокруг становились все больше, все чернее и страшнее - готовые к
прыжку хранители тропы.
старый Мерлин? Или подарить? Втирание, делающее кожу такой твердой, что
ее не пробьет ни - какая стрела? Могущественный талисман? Заклинание от
легионов малых слуг дьявола? Нет, Мерлин будет только говорить, а он,
Генри, должен будет слушать. И то, что Мерлин скажет, может излечить
его от неутолимого голода, навсегда удержать здесь, в Камбрии. Только
этого не будет! Ведь его призывают и манят неведомые силы, безымянные
призраки далеких земель по ту сторону таинственного моря.
воображение не рисовало ему картин того, что произойдет, когда он
последует неумолчному зову. Нет, он подчинялся лишь жгучему,
необоримому желанию пуститься в путь, вперед и вперед, за самой первой
загоревшейся в небе звездой.
самой макушке ее стоял низкий каменный дом Мерлина, сложенный из
нетесаных камней, с конической крышей, похожей на колпачок для гашения
свечей.
Голос был чистый, негромкий и чудесный, как юный ветер, воркующий в
весеннем яблоневом саду, В нем звучала напевная музыка, тихая мелодия,
которую мурлычет мастер - ремесленник, склоняясь над работой. А в самой
глубине то ли слышался, то ли чудился звон дрожащих струн арфы, которых
чуть коснулись умелые пальцы.
и наконечники копий - маленькие уэльские арфы и большие бронзовые
наконечники от копий древних британцев, плоские, как листья. Висели на
нетесаных камнях. Под ними кольцом располагались всевидящие окна,
выходившие на три долины и могучую семью гор. А еще ниже комнату
опоясывала единственная скамья. Посередине стоял стол, заваленный
растрепанными книгами, а рядом - медная жаровня на греческом треножнике
ив черного железа.
попятился в испуге. Ведь под голубым куполом небес нет ничего
смертоноснее даже мимолетного внимания красноухой собаки.
можешь следить за родной долиной, чтобы она не улетела на Авалон.
и выслушать вас. Отец думает, что ваши речи могут удержать меня здесь.
Элизабет, не поскупившись на обещания, чтобы потом сердце у нее
трепетало и дыхание прерывалось при мысли о подарках, какие ты ей
обязательно привезешь?
Кто говорит, будто я за ней бегаю?
говорят, и немало. Твой крик тоже добавил свое слово. Мне кажется, тебе
следовало бы пойти к Элизабет, а не ко мне. Твой отец мог бы выбрать
средство мудрее! - Голос замер, а когда зазвучал вновь, в нем появилась
грустная настойчивость. - Должен ли ты покинуть отца, мальчик? Ведь он
совсем один в долине, где все не такие, как он. Да, мне кажется, уехать
ты должен. Планы, которые строят мальчики, серьезны и нерушимы. Так что
же я могу сказать, чтобы удержать тебя здесь, юный Генри?
испанском корабле. Тысячу лет назад... а может быть, и больше, или же
не плавал вовсе, и мне это лишь пригрезилось. В конце концов мы
добрались до этих твоих зеленых Индий, и они были прекрасны, но
неизменны. Все времена года сливаются там в зеленое однообразие. Если
ты отправишься туда, год перестанет существо - вать для тебя, ты должен
будешь забыть судорогу беспросветного зимнего ужаса, когда мнится,
будто наш мир нарушил верность солнцу, умчался в пустыню пространства и
больше уже никогда не наступит весна. Ты должен будешь забыть взрыв
безумного волнения, когда солнце начинает восходить все раньше, и на
тебя теплой волной накатывается радость, и ты не в силах вздохнуть от
ликующего восторга. А там никаких перемен нет. Ни малейших. Прошлое и
будущее сливаются в одно гнусное, окаменелое настоящее.
годом созревает зерно и коровы облизывают новорожденных телят, год за
годом колют свиней и коптят окорока. Да, конечно, весна - то приходит,
но ничто не меняется.
разном...
горела великая любовь к этому краю. Но когда он обернулся к юноше, лицо
его выражало страдание, а голос стал напевным.
нагромоздилось огромной осыпающейся горой на самые древние дни! -
вскричал он с неистовым чувством. - Или ты утратил любовь к
непокоренной Камбрии, если покидаешь ее, хотя кровь тысяч твоих предков
пропитала здесь всю землю, дабы Камбрия во веки веков оставалась
Камбрией? Или ты забыл, что род твой восходит к троянцам? Но, впрочем,
и они стали скитальцами, когда пал Пергам, не так ли?
морем, которого я не знаю. А Камбрию я знаю.
знамена над Римом и бессмертным уплыл на светлый Авалон. И сам Авалон
лежит у наших берегов, там - за утонувшими городами - он вечно плывет
по волнам. И неужели. Генри, они не взывали к тебе - призраки всех этих
благородных, доблестных, воинственных, никчемных мужей? Ллеу Лло
Гиффса, и Беленеса, и Артура, и Кадвалло, и Брута? Они странствуют по
стране, как туманы, и хранят ее с высоты. В Индиях нет призраков и нет
тилет-тег. В наших черных диких горах скрыты миллионы тайн. Нашел ли ты
Трон Артура? Постиг ли смысл каменных колец? Внимал ли ты победоносным
голосам в ночи? Слышал ли ревущие рога охотников за душами, лай их
голубой своры, когда они врываются в селения на крыльях бури?
собаку, уснувшую у стола, и продолжал, понизив голос: - Священник
говорит, что все это неправда. Он говорит, что "Красная книга Хергеста"
- это сказочки для малых детей, усевшихся вечером у горящего очага, а
мужчинам и большим мальчикам стыдно в них верить. Он говорил нам в
церковной школе, что все это лживые выдумки и противухристианские.
Артур был мелким племенным вождем, говорит он, а Мерлин, чье имя ты
носишь, всего лишь плод воспаленного мозга Гальфрида Монмутского. Он
говорит плохо даже о тилет-тег, и о кладбищенских огнях, и о таких, как
его честь ваш пес.
Жюль Верн
Конан-Дойль Артур
Конан-Дойль Артур
Каменистый Артем
Фазиль Искандер
Орлов Алекс