Северным полюсом! А?
двоюродных брата. Можно сказать, вся семейка подводная.
конечно, если у вас со здоровьем порядок, Клаустрофобией <Патологический
страх перед замкнутым пространством.> никогда не страдали?
хватит.
уже не хозяин. Во взгляде его голубых, как дельфиниум, глаз не чувствуется
ни злобы, ни страха и ненависти тоже нет. И, может быть, так и надо: работа
как работа, за нее хорошо платят, и виды на будущее неплохие. Стоит ли мне
навязывать ему мои собственные воспоминания и страхи? Может, ничего такого
больше и не будет? Но это уж его забота. Мир принадлежит теперь ему. И,
вероятно, многое из того, что он знает, будет просто недоступно моему
пониманию.
иллюминатор сухие доки и остовы строящихся подводных лодок.
тишина полная. Спишь, как младенец, когда там наверху- будто всех дьяволов с
цепи спустили.
толковых объяснений за всю мою - поездку.
оправдаются, - сказал ему я.
садов, я чувствовал, что после разговора с ним на душе у меня стало легче и
спокойнее.
масштаба и мелкого, но ведь карты не дают никакого представления о
действительности - они только тиранят нас. Некоторые люди буквально
впиваются в путеводители и не видят мест, по которым проезжают, а другие,
выбрав маршрут, придерживаются его с такой неукоснительностью, точно их
поставили ободками колес на рельсы и пустили по прямой. Я подвел Росинанта к
небольшому кемпингу в зеленой зоне, принадлежащей штату Коннектикут, и
взялся за свои карты. И сразу Соединенные Штаты выросли в моих глазах до
таких необъятных размеров, что о том, чтобы пересечь их, нечего было и
думать. Я сам себе удивился: попутает же бес взяться за такое, чего просто
нельзя выполнить. Будто приступаешь к работе над романом. Когда во мне
нарастает горестная уверенность в невозможности написать пятьсот страниц,
томительное ощущение неудачи наваливается на меня, и я знаю, что ничего из
этой затеи не выйдет. И так каждый раз. Потом, глядишь, строка за строкой
написал страничку, за ней вторую. Работа в пределах одного дня - вот все,
что я разрешаю себе держать в уме, а возможность закончить книгу
просто-напросто исключается из моих расчетов. Так было и теперь, когда я
смотрел на контуры этой ярко расцвеченной исполинской Америки. Листья на
деревьях вокруг автомобильной стоянки были тяжелые и словно лубяные - они
уже не росли, а никли в ожидании того дня, когда первый заморозок схлестнет
их колером, а второй - свеет на землю и положит конец их веку.
вровень с моей. Он потянулся носом к самому моему уху и сказал: "Фтт". Чарли
- единственная из всех известных мне собак, которая произносит согласную
"ф". Это объясняется тем, что у него неправильный прикус - трагедия,
мешающая ему участвовать в собачьих выставках. Верхние зубы у Чарли слегка
прихватывают нижнюю губу, и поэтому он умеет произносить букву "ф". Слово
"фтт" чаще всего значит, что ему хочется отдать честь какому-нибудь кустику
или дереву. Я отворил дверцу и выпустил его, и он приступил к выполнению
обычного в таких случаях церемониала. Проделывается все это наизусть и на
самом высоком уровне. Мне не раз приходилось убеждаться, что в некоторых
отношениях Чарли умнее меня, а в иных - круглый невежда. Читать не умеет,
машину не водит, в математике ничего не смыслит. Но на том поприще, на
котором он сейчас подвизался - а именно с величавой медлительностью все
окрест обнюхивал и все кропил, - ему нет равных. Конечно, кругозор у него
ограниченный, но мой-то разве так уж широк?
ехал своим домиком, мне пришла в голову мысль, что недурно было бы зазывать
к себе в гости, на стаканчик того-сего, людей, которые будут попадаться по
пути, а запастись спиртным я не подумал. Впрочем, на боковых дорогах этого
штата встречаются хорошенькие винные погребки. Я знал, что мне придется
проезжать штаты, где сухой закон, не помнил только, какие именно, и поэтому
решил произвести закупки сейчас. Одна такая винная лавка стояла в стороне от
дороги среди серебристых кленов. При ней был ухоженный садик, повсюду
виднелись цветы в ящиках. Хозяин - моложавый старичок с серым лицом, судя по
виду, член общества трезвости. Он раскрыл свою книгу заказов и с терпеливым
тщанием подравнял листки копирки. Чего людям захочется выпить, никогда не
угадаешь. Я взял шотландское и пшеничное виски, джин, вермут, водку, коньяк
не лучшей марки, выдержанную яблочную настойку и ящик пива. Этого, пожалуй,
хватит на все случаи жизни, подумал я. Для такой маленькой лавочки закупка
была солидная. Хозяин проникся уважением ко мне.
за эту поездку, - вожделенно горящие глаза.
том, как бы посредством всяческих ухищрений объезжать города стороной.
Хартфорд, Провиденс и другие им подобные - это шумные промышленные центры,
кипящие машинами. За то время, пока проползешь по городским улицам, можно
было бы проехать несколько сот миль. А кроме того, когда прокладываешь себе
путь в замысловатом узоре уличного движения, нет никакой возможности хоть
что-нибудь увидеть. Мне случалось проезжать сотни городов, больших и
маленьких, во всяком климате, во всяких контурах местности, и они, понятно,
все разные, и люди там тоже чем-то отличаются друг от друга, но есть у них и
общие черты. Американские города похожи на барсучьи норы в кольце всякой
дряни, они - все до единого - окружены свалками покореженных, ржавеющих
автомобилей и почти задушены нагромождением всевозможных отбросов. Все, что
мы потребляем, попадает к нам в пакетах, в коробках, в ящиках - в той самой
таре, которая так мила нашему сердцу. Горы того, что у нас выбрасывается,
превышают то, что мы используем. В этом, если не в чем-то ином, сказывается
безудержный, неистовый размах нашего производства, а индексом его объема,
по-видимому, служит расточительство. Проезжая мимо таких свалок, я думал,
что во Франции или в Италии любую из этих выброшенных на помойку вещей
сохранили бы и пустили в дело. Говорю это не в осуждение тех или иных
порядков, а в предвидении того времени, когда мы не сможем позволить себе
такое расточительство - отходы химического производства спускать в реки,
металлолом валить где попало, атомные отходы хоронить глубоко под землей или
топить в море. Когда индейские поселки слишком уж погрязали в собственной
пакости, их обитатели перебирались на другое место. А нам перебираться
некуда.
мимо его школы в Дирфилде, штат Массачусетс, но время было позднее, мне не
захотелось поднимать его с постели, и я проехал в горы, нашел там молочную
ферму, купил молока и попросил разрешения поставить машину под яблоней.
Хозяин фермы оказался доктором математических наук и, судя по всему, изучал
и философию. Ему нравилось это занятие, никуда он отсюда не стремился -
словом, это был один из немногих довольных жизнью людей, которых я встретил
за всю поездку.
Нетрудно себе представить, как отнеслись к Росинанту двести юных узников
просвещения, только что приступивших к отбыванию своего зимнего срока. Они
шли к грузовику стадами, по пятнадцати человек сразу вваливались в мой
маленький домик и вежливо ненавидели меня, потому что мне можно было ехать,
а им нельзя. Мой собственный сын, наверно, никогда мне этого не простит.
Отъехав на некоторое расстояние от школы, я остановился проверить, не увожу
ли с собой зайцев.
Нью-Гэмпшир, к Белым горам. Придорожные ларьки были завалены желтыми