утихло так же быстро, как и возникло) в ближайшем к Дэррисдиру городке
СентБрайде, что на Свифте, происходили выборы; ожидались волнения, - ка-
кого рода, я позабыл, если когданибудь об этом и слышал. Поговаривали,
что еще до наступления ночи не обойдется без проломленных черепов и что
шериф послал за солдатами чуть ли не в Дэмфрис. Милорд считал, что мис-
тер Генри должен непременно присутствовать, и доказывал, что ему надо
появиться ради репутации семьи.
же в округе.
когда милорд продолжал настаивать, добавил: - Уж если говорить чистую
правду, я боюсь показаться при народе.
сон.
поги (впервые за четыре года; и покряхтел же Джон Поль, натягивая их на
милорда!).
Сент-Брайд.
приметили, как начался свист, и улюлюканье, и крики: "Иуда! ", "А где
брат твой Джеме? ", "Где его молодцы, которых ты продал? ". В него даже
кинули камень; но большинство не поддержало этого из уважения к старому
лорду и мисс Алисон. Десять минут было достаточно, чтобы милорд убедил-
ся, что мистер Генри был прав. Он не сказал ни слова, но повернул коня и
поехал домой, понуря голову.
должно быть, в ее голове; и, должно быть, гордость ее была уязвлена, по-
тому что она была Дьюри до мозга костей; и, должно быть, сердце ее смяг-
чилось при виде того унижения, которому безвинно подвергся ее родич. В
эту ночь она не сомкнула глаз. Я часто порицал миледи, но когда я предс-
тавляю эту ночь, я готов простить ей все. Наутро она первым долгом спус-
тилась вниз и подошла к старому лорду.
получить меня.
рую я способна!
с лошади у дверей большого дома Дэррисдиром, и с тех дней я поведу расс-
каз о событиях, которые развернулись у меня на глазах, с точностью сви-
детеля, дающего показания в суде.
своего пути, и надо же было, чтобы проводником моим оказался Пэти Мак-
морленд, брат Тэма! Ни от кого еще в жизни не слыхивал я столько грязных
сплетен, как от этого белобрысого, кудлатого, босоногого оборвыша лет
десяти. Он их, должно быть, вволю набрался от своего братца. Я и сам был
тогда не так уж стар, гордость еще не взяла верх над любопытством, да и
кого угодно в то холодное утро захватил бы рассказ о старых распрях, ус-
лышанных в тех самых местах, где происходили все эти события.
когда мы перевалили через гребень, пришел черед рассказам о черте. Когда
мы проходили мимо аббатства, я узнал старые истории о монахах и о конт-
рабандистах, которые приспособили развалины монастыря под свои склады и
высаживаются на берег всего на расстоянии пушечного выстрела от Дэррис-
дира. Но всю дорогу каждый из Дьюри и особенно бедный мистер Генри под-
вергались особому поношению. Эти рассказы так меня настроили против моих
будущих хозяев, что я был даже как будто удивлен, когда передо мной отк-
рылся Дэррисдир, укрывшийся на берегу живописной бухты у подножия Монас-
тырского Холма. Дом был удобный, построенный во французском, а может
быть, и в итальянском стиле - я плохо разбираюсь в этих вещах, - и вся
усадьба богато разукрашена цветниками, газонами, подстриженным кустарни-
ком, купами деревьев. Те деньги, которые тут без толку тратились, могли
бы полностью восстановить благосостояние семьи; но на поддержание по-
местья в том виде, в каком оно было, не хватило бы никакого дохода.
новолосый молодой джентльмен (все Дьюри - брюнеты), лицо у него было
открытое, но невеселое, он был очень крепкого телосложения, но, кажется,
далеко не крепкого здоровья. Без всякой чопорности он взял меня под руку
и сразу расположил к себе простым и приветливым разговором. Не дав мне
сменить дорожное платье, он сейчас же повел меня знакомиться с милордом.
Было еще светло, и первое, что я заметил, это ромб простого стекла пос-
редине гербового оконного витража, что, как вспоминаю теперь, показалось
мне тогда упущением в такой великолепной комнате, украшенной фамильными
портретами, подвесками на лепных потолках и резным камином, возле кото-
рого сидел старый лорд, погруженный в своего Тита Ливия [12].
человеком более тонким и приятным, да и разговор его был в тысячу раз
занимательней. У милорда нашлось ко мне много вопросов об Эдинбургском
университете, где я только что получил свою степень магистра искусств, и
о профессорах, имена и таланты которых были ему, казалось, хорошо из-
вестны. Так, беседуя о вещах, мне хорошо знакомых, я скоро освоился на
новом месте и говорил легко и свободно.
рождения мисс Кэтрин оставалось всего недель шесть, - и это, конечно,
при первой встрече помешало мне достойно оценить ее красоту. Она обош-
лась со мной гораздо надменнее, чем остальные, так что по всем этим при-
чинам она заняла лишь третье место в моей привязанности к их семье.
всех россказнях Пэти Макморленда; и я навсегда стал и посейчас остаюсь
верным слугой дома Дэррисдиров. Наибольшую привязанность питал я к мис-
теру Генри. С ним я работал и в нем нашел требовательного хозяина, при-
берегавшего всю свою мягкость для часов, не занятых работой, а в рабочее
время не только нагружавшего меня заботами о поместье, но и не спускав-
шего с меня недреманного ока. Так было до того дня, когда он, с какой-то
застенчивостью подняв глаза от бумаг, сказал мне:
тесь отлично.
надзор за мною; а вскоре от всех членов семьи только и слышно стало:
"Мистер Маккеллар" то, и "мистер Маккеллар" другое, - и теперь я уже все
делал по своему усмотрению, и все расходы мои принимались беспрекословно
до последнего фартинга. Еще когда мистер Генри меня школил, я уже стал
привязываться к нему - отчасти из чувства жалости к этому явно и глубоко
несчастливому человеку. Нередко, сидя за счетными книгами, он впадал в
глубокое раздумье, уставясь в пустую страницу или глядя мимо меня в ок-
но. В эти минуты выражение его лица или невольный вздох вызывали во мне
сильнейшее чувство любопытства и сочувствия. Помню, однажды мы поздно
засиделись за каким-то делом в конторе. Помещалась она в верхнем этаже
замка, из окон открывался вид на залив, на небольшой лесистый мыс и
длинную полосу песчаных отмелей. И там, на фоне закатного солнца, черне-
ли и копошились фигуры контрабандистов, грузивших товар на лошадей. Мис-
тер Генри глядел прямо на запад, так что я даже поразился, как его не
ослепляет солнце, и вдруг он хмурится, проводит рукой по лбу и с улыбкой
повертывается ко мне.
думал, что был бы много счастливее, если бы мог делить опасность и риск
с этими нарушителями закона.
присуще завидовать ближним и думать, что все улучшится от какой-то пере-
мены. (При этом я, как и подобало питомцу университета, процитировал Го-
рация [13].)
четам.
самом деле, даже слепец скоро почувствовал бы, что над домом нависла
тень, тень владетеля Баллантрэ. Живой или мертвый (а мы считали его тог-
да мертвым), этот человек продолжал быть соперником брата: соперником
вне дома - там не находилось доброго слова для мистера Генри, а Баллант-
рэ жалели и превозносили, соперником и в своем доме, не только в сердцах
отца и жены, но даже и во мнении слуг.
торжественный и желчный старик, большой святоша и (в этом надо отдать
ему справедливость) по-своему преданный слуга - был главарем сторонников
Баллантрэ. Никто не осмеливался заходить так далеко. Он находил особое
удовольствие в том, чтобы публично оскорблять мистера Генри, чаще всего
невыгодным для него сравнением. Конечно, милорд и миссис Генри останав-
ливали Джона, но недостаточно твердо. Стоило ему скорчить плаксивую мину
и начать свои причитания о "бедном барчуке", как он называл Баллантрэ, -
и все ему прощалось. Генри сносил все это в молчании, с печальным, а
иногда и с угрюмым выражением лица. Не приходилось соперничать с мертвым
- он знал это, и как было осуждать старого слугу за его слепую предан-
ность. У него язык не повернулся бы сделать это.
ругатель и пьяница. Я часто думал, как странно получается, что каждый из