кем-нибудь из его помощников. Чтобы сделать игру еще более правдоподоб-
ной, "академической валюте" была придана реальная стоимость. Заботливые
родители или опекуны покупали ее студентам по цене цент за доллар. За-
канчивая курс, студенты по той же цене продавали академии оставшуюся у
них валюту. А наиболее удачливые "биржевики" порой реализовывали часть
своих капиталов еще в бытность свою студентами, чтобы тайком устроить
пирушку в соседнем городке. Короче говоря, хуже этой академии была, по-
жалуй, только та, где Оливер познакомился с Чарли Бейтсом [7].
бы показать мне мою конторку, я был ошеломлен царившим там хаосом и шу-
мом. В глубине зала виднелись черные доски со столбцами все время меняю-
щихся цифр. После каждого изменения студенты толпой бросались к доскам и
начинали во весь голос вопить какую-то, как мне показалось, абракадабру.
Некоторые вскакивали на конторки и скамьи, подавая руками и головами за-
гадочные знаки и что-то быстро отмечая в своих записных книжках. Мне по-
казалось, что неприятней этой сцены я еще ничего в жизни не видывал; а
когда я сообразил, что все эти сделки - простая игра и что всех денег,
циркулирующих на "академической бирже", не хватит и на покупку пары
коньков, то почувствовал большое изумление, хотя и ненадолго, ибо при-
помнил, как взрослые и очень богатые люди выходят из себя, проиграв жал-
кие гроши. Тогда, найдя таким образом оправдание моим соученикам, я изу-
мился поведению преподавателя, который привел меня сюда: забыв показать
мне мою конторку, он, бедняга, стоял среди этой суматохи как заворожен-
ный - казалось, цифры на досках всецело завладели его вниманием.
вчерашнего дня завладели "медведи".
чился разговаривать в подобной обстановке). - Это же все понарошку.
тинную прибыль вы получите, только если будете хорошо вести свои счетные
книги. Надеюсь, Додд, мне предстоит только хвалить вас за них. Вы начи-
наете свою деятельность с весьма приличным капиталом - десять тысяч дол-
ларов в "академической валюте". Его, несомненно, хватит вам до конца
обучения, если, конечно, вы не будете рисковать и пускаться в сомни-
тельные операции... Постойте, что бы это значило? - перебил он сам себя,
когда на досках появились новые цифры. - Семь, четыре, три! Додд, вам
повезло: за весь семестр еще не было такого оживления. И подумать
только, что точно то же происходит сейчас в Нью-Йорке, Чикаго, Сент-Луи-
се и других соперничающих деловых центрах страны! Эх, я и сам поиграл бы
вместе с мальчиками, - добавил он, потирая руки, - да только это не раз-
решается правилами.
ка хватит капитала!
спросил я с самым невинным видом.
чтобы переменить тему:
студент. Мы все уверены в его будущем. Берите пример с Билсона, Додд.
являлись и исчезали все быстрее, а зал сотрясался от воплей биржевиков,
младший преподаватель покинул меня, указав мне наконец мою конторку. Мой
сосед подводил итоги в своей счетной книге - подсчитывал убытки за это
утро, как я узнал позднее, - и очень охотно оторвался от этого малопри-
ятного занятия, увидев незнакомое лицо.
Додд Голова Что Надо? Сколько у вас капитала? Десять тысяч? Здорово! Ну
и дурак же вы, что возитесь со своими книгами!
проверяются.
банкротов - для этого они здесь и толкутся. Если вы будете удачно играть
на бирже, вам в этом колледже работать не придется.
сказав, что наверняка кто-то "прогорел", что он пойдет выяснить, в чем
дело, и приведет мне писца, застегнул куртку и нырнул в неистовствующую
толпу. Его предположение было правильно: кто-то действительно "прого-
рел", один из королей биржи был низложен - игра на сале оказалась для
него роковой, - и писец, обязавшийся писать мои книги, избавлять меня от
всей работы и получать все причитающееся мне образование за тысячу дол-
ларов в месяц в "академической валюте" (десять долларов в валюте США),
оказался не кем иным, как знаменитым Билсоном, с которого мне рекомендо-
вали брать пример. Бедняга был очень расстроен. Только за одно могу я
похвалить Маскегонскую коммерческую академию: все мы, включая даже самую
мелкую рыбешку, испытывали глубокий стыд, оказываясь банкротами; ну, а
такому магнату, как Билсон, который в дни своего процветания столь высо-
ко задирал нос, потерпеть полный крах было особенно тяжело. Но дух
серьезного отношения к игре победил даже горечь недавнего поражения, и
Билсон приступил к исполнению своих новых обязанностей с надлежащей
энергией и деловитостью.
ния, и, говоря откровенно, я скорее назвал бы их приятными. Пока я буду
богат, я смогу распоряжаться дневными и вечерними часами по своему вку-
су: писец будет вести мои книги, писец будет толкаться и вопить на бир-
же, а я могу заниматься писанием пейзажей и чтением романов Бальзака - в
то время это были два главных моих увлечения. Следовательно, моя задача
сводилась к тому, чтобы оставаться богатым, то есть вести дела осмотри-
тельно и не пускаться в рискованные спекуляции, иначе говоря, найти ка-
кой-то безопасный способ наживы. Я ищу его до сих пор, и, насколько могу
судить, в нашем несовершенном мире ближе всего к нему стоит излюбленная
детьми деловая операция, сводящаяся к формуле: "Орел - я выиграл, решка
- ты проиграл". Помня напутственные слова моего отца, я робко взялся за
железные дороги и около месяца занимал бесславно-надежную позицию, ску-
пая в малых количествах самые устойчивые акции и безропотно (насколько
это у меня получалось) снося презрение своего писца. Однажды я в виде
опыта решился на более смелый шаг и, не сомневаясь, что акции компании
"Пен-Хендл" (если не ошибаюсь) будут падать и дальше, продал этих акций
на несколько тысяч. Но не успел я произвести эту сделку, как какие-то
идиоты в Нью-Йорке начали играть на повышение, акции "ПенХендла" взлете-
ли к потолку, а мое положение оказалось подорванным. Кровь, как и наде-
ялся мой отец, сказалась, и я мужественно продолжал вести свою линию:
весь день я продавал эти дьявольские акции, и весь день они продолжали
повышаться. Как кажется, я (хрупкая скорлупка) попал под носовую волну
мощного корабля Джея Гульда - в дальнейшем, насколько помню, оказалось,
что это был первый ход в очень крупной биржевой игре. В тот вечер имя
Лаудена Додда занимало первое место в газете нашей академии, а мы с Бил-
соном (снова оказавшимся без места) претендовали на одну и ту же вакан-
сию писца. О ком шумят, того скорей услышат. Мое разорение привлекло ко
мне всеобщее внимание, и поэтому место писца получил я. Так что, как вы
сейчас убедились, и в Маскегонской коммерческой академии можно было
кое-чему научиться.
и скучной игре, где все зависело только от случайности. Однако писать об
этом отцу оказалось тяжелой задачей, и я пустил в ход все свое красноре-
чие. Я доказывал (и это было абсолютной правдой), что студенты, удачно
играющие на бирже, не получают никакого образования, и, следовательно,
если он хочет, чтобы я чему-нибудь научился, ему следует радоваться мое-
му разорению. Затем я (не очень последовательно) обратился к нему с
просьбой снабдить меня новым капиталом, обещая в этом случае иметь дело
только с надежными акциями железных дорог. Несколько увлекшись, я заклю-
чил свое письмо уверениями, что не гожусь в дельцы, и горячей просьбой
забрать меня из этого отвратительного места и отпустить в Париж зани-
маться искусством. В ответ я получил короткое, ласковое и грустное
письмо, в котором он писал только, что до каникул осталось совсем немно-
го, а тогда у нас будет достаточно времени, чтобы все обсудить.
был потрясен, увидев, как он постарел. Казалось, он думал только о том,
как утешить меня и вернуть мне бодрость духа (которую я, по его мнению,
должен был утратить). Не надо унывать, убеждал он меня, сотни опытнейших
биржевиков начинали свою карьеру с неудачи. Я заявил ему, что не создан
быть финансистом, и его лицо омрачилось.
сын оказался трусом.
сует не биржа, а искусство. На этом поприще я способен достичь гораздо
большего!
деньги, что любая картина Мейсонье стоит много тысяч долларов.
написать тысячедолларовую картину, сумел бы показать свою закалку и на
бирже? Уж поверь, этот Мэзон, о котором ты сейчас упомянул, или наш соо-
течественник Бьерстадт, очутись они завтра на хлебной бирже, показали
бы, из какого материала они скроены. Послушай, Лауден, сынок, ведь я,
видит бог, думаю только о твоем благе, и я хочу заключить с тобой дого-
вор: в следующем семестре я снова дам тебе десять тысяч ваших долларов,
и, если ты покажешь себя настоящим мужчиной и удвоишь этот капитал, я
позволю тебе поехать в Париж, коли тебе еще будет этого хотеться, в чем
я сильно сомневаюсь. Но разрешить тебе уйти с позором, словно тебя вы-
секли, мне не позволяет гордость.